Эльза Сергеевна Голованова получила аттестат зрелости с золотой медалью, а в 1954 году закончила с отличием и красным дипломом физико-химический факультет Ленинградского Технологического института имени Ленсовета по специальности инженера-технолога физико-химического производства.

С тех пор до 1961 года включительно она работала научным сотрудником в Радиевом институте Академии Наук СССР имени академика В.Г. Хлопина и занималась исследованиями в ядерной физике.

В 1955 году участвовала в испытаниях атомной бомбы при воздушном взрыве на Новой Земле, который наблюдала с расстояния сорок километров. А в 1957 году работала в бухте Белушьей при подготовке и проведении морских испытаний торпеды с ядерным зарядом, выстреленной из торпедного аппарата подводной лодки.

Далее проводила изучение результатов взрывов на предмет определения количества плутония, выделившегося при ядерных реакциях.

Эльза Сергеевна имела стремление к занятиям наукой и обладала необходимыми для этого данными. После завершения испытаний изучала в Радиевом институте образцы радиоактивных изотопов, полученных при облучении урана. Эта работа стала темой её готовой кандидатской диссертации. Она опубликовала статью по теме научной работы в международном журнале «Атомная энергия», на которую имела зарубежные отзывы. Но защита диссертации не состоялась.

В 1959 году Эльза Сергеевна вышла замуж за нашего однокашника Эрика Голованова и жила в городе Полярном. Она стойко переносила все трудности жизни жены офицера в отдалённом гарнизоне, когда муж почти постоянно находился в море. Здесь она вырастила двух прекрасных дочерей и активно трудилась в библиотеке, в гостинице и в родительском комитете школы, где учились её дочери. Об этом периоде жизни она образно рассказывает в своих воспоминаниях.

ЭЛЬЗА ГОЛОВАНОВА

МЫ ТОЖЕ СЛУЖИЛИ

«Поделись со мной печалью,

офицерская жена…»

Римма Казакова

Кому труднее?

Однажды в день рождения дочери, разговаривая с одним из её друзей, я произнесла: – «наша эскадра». Мой собеседник рассмеялся:

– Как интересно Вы сказали: – «наша эскадра!».

– Да, – повторила я – наша эскадра.

Вспомнился 1971 год. Муж находился на боевой службе, которая растянулась более чем на десять месяцев. Меня пригласили на новоселье. В тот день у нас ураганом «вынесло» стекло. Забила окно одеялом, подушками, но в квартире всё равно было очень холодно. Пришла в гости с опозданием, расстроенная, замёрзшая, укутанная в тёплую одежду.

В хлебосольном доме Акатовых, как всегда, было много гостей, весело, шумно. Я постепенно отогрелась, но в глазах, видимо, оставалась грусть. Сидевший напротив меня Володя Горохов произнёс тост:

– Давайте выпьем за наших жён. Смотрю сейчас на Элю и понимаю, – им здесь труднее, чем нам в море.

Конечно, я никогда не считала, что Эрику в море легче, чем мне дома. Меня всегда удивляло, как он ночью по тревоге быстро одевался, брал свой чемоданчик, который всегда был в готовности № 1, очень спокойно, даже как-то буднично прощался со мной и уходил в неизвестность. У меня до сих пор от ночных звонков появляется неприятно щемящее чувство.

Я очень долго не решалась спуститься в подводную лодку. Боялась увидеть то, что и увидела, когда, наконец, отважилась посмотреть, как живёт мой муж в море. Люди! Преклоните головы перед подводниками! Причём, стоя! Они великие святые. Чтобы находиться месяцами в замкнутом пространстве, в железном корпусе, где нет ни малейшего намёка на жильё, надо иметь особый склад характера.

Наши многочисленные депутаты заботятся о своих кабинетах, машинах, льготах. Подводники уходили в океаны, ничего не требуя взамен. Они просто выполняли своё предназначение на земле. Удивительно, что эти романтики не только сами погружались в океанские глубины, они отправляли туда своих сыновей и внуков.

Когда мы вышли из лодки, дочь спросила:

– Мама, а почему папа спит в шкафу?

Каюта командира дизельной подводной лодки действительно размером чуть больше платяного шкафа. Да там ещё какие-то приборы находятся. А самое главное – в течение нескольких месяцев в таких условиях люди выполняют сложные задачи.

Судьбоносная встреча на Новой Земле

Со своим мужем Эриком Головановым я познакомилась в 1957 году на Новой Земле, куда меня – научного сотрудника одного из Ленинградских НИИ – направили для проведения исследований, связанных с ядерными испытаниями. Эрик был старшим помощником командира подводной лодки, которая пришла к берегам Новой Земли для выполнения определённых задач во время испытаний.

Первые ядерные испытания на флоте проводились в 1955 году. Мы, четверо наших сотрудников, добирались к месту назначения на сторожевом корабле. Наше руководство: директор РИ АН СССР, доктор наук В.М. Вдовенко, членкор АН СССР Джелепов, мой шеф – заведующий лабораторией, доктор наук, профессор Аглинцев К.К., прилетели позднее на самолёте.

В Баренцевом море нас застал сильный шторм. Мы с подругой Тоней Власовой сидели на палубе и грызли ржаные сухари. Когда наши ноги ступили на твёрдую землю острова, небо было затянуто тучами. Устроились мы в маленьком финском домике. Разбудило меня яркое солнце, светившее в незашторенное окно. Взглянув на часы, я закричала:

– Таня! Мы проспали, уже обед.

Быстро оделись, выбежали на крылечко. Кроме собак, спокойно дремавших около домика Тылки Вылки – «Президента Новой Земли», на улице не было ни души. Оказалось, был час ночи полярного дня, когда солнце не заходит за горизонт.

На Новой Земле я впервые увидела северное сияние. Стояла, как заворожённая, не в силах оторвать глаз от неба, на котором кто-то неизвестный рисовал сиреневой краской замысловатые узоры. Позднее в Полярном я много раз наблюдала это удивительное явление природы, но первое впечатление осталось в памяти на всю жизнь. Ещё меня поразили новоземельские незабудки, голубыми пятнами вкраплённые в яркий разноцветный ковёр тундры. Нам захотелось собрать букет незабудок, но стебельки у цветов были очень короткие – сантиметра три-четыре. Держать их в руках было невозможно. Один из офицеров, Геннадий Молчанов, предложил в качестве контейнера для цветов свою фуражку. Получилось живописно, – голубые незабудки в белой военно-морской фуражке.

Питались мы в офицерской кают-компании, которая располагалась в небольшом финском домике. Ежедневно в карманах своих курток мы с Тоней находили плитки шоколада. Авторы этих подношений остались для нас неизвестными, но мы очень благодарны им за эти маленькие радости.

Посёлок Белушка, где мы обосновались, был то ли перевалочным пунктом, то ли организационным штабом. Там появлялись люди на один-два дня. Среди них было много лётчиков.

Для проверки подготовки к испытаниям приехала очень большая комиссия во главе с Главнокомандующим Военно-Морским Флотом Адмиралом Флота Советского Союза Горшковым Сергеем Георгиевичем. В большой массе чёрных шинелей выделялся человек в серой форме. Как позже я узнала, это был Главнокомандующий ракетными войсками. Его, видимо, заинтересовало, что может делать девушка с довольно легкомысленной внешностью на таком сверхсекретном мероприятии, на которое собрано огромное количество военных и гражданских мужчин. Он подошёл ко мне, задал несколько вопросов. К нашей беседе присоединился и Горшков С.Г. Думаю, мне удалось произвести на них серьёзное впечатление. Они очень внимательно меня выслушали, приветливо попрощались, пожав руку, и удалились. Окружающие офицеры облегчённо вздохнули.

К 1957 году в посёлке Белушка произошли изменения. Построили двухэтажную гостиницу. Тылка Вылка с многочисленным семейством, собаками и оленями был перевезён на континент, как и все другие аборигены Новой Земли. На месте его крошечного домика возник одноэтажный барак, где располагалась столовая. Питание командированных обеспечивал Архангельский военторг, который прибыл на время испытаний. Построили ещё один деревянный барак с громким названием «Дом офицеров». Там был «танц-зал» и большая комната со столом для пинг-понга. За этим столом я и встретилась с Эриком в спортивном поединке по настольному теннису.

Познакомились позднее, когда он пригласил меня на танец. Вот такое произошло у нас романтическое знакомство в необычной обстановке периода испытаний морского ядерного оружия на Новой Земле. Мои предки служили ещё в Петровском флоте. В 1825 году военный моряк Иван Ганин оказался на Сенатской площади среди восставших, и как декабрист был сослан на Север. Ровно через сто лет, в 1925 году, мой родной дядя поэт Алексей Ганин, друг Сергея Есенина, выступил против правительства Троцкого и был расстрелян.

Моя дочь как-то сказала:

– Мама, это голос крови заставил тебя выйти замуж за военного моряка!

В 1959 году я изменила свою фамилию и стала Головановой.

Посвящение в жену подводника

В декабре 1961 года мы с дочкой прибыли к месту службы её папы и моего мужа Голованова Эрика Викторовича в город Полярный Мурманской области. Надо сказать, что две бывшие столицы – город Ленинград, в котором я жила, и бывшая столица Северного флота город Полярный, где мне предстояло прожить довольно большой отрезок жизни, – сильно разнились.

Первое впечатление от Полярного было удручающим. В сумраке полярной ночи я увидела два ряда низеньких деревянных домиков, наполовину занесённых снегом. Это был «Старый Полярный», бывший Александровск, построенный ещё при царе в конце 19 века. При въезде в новую часть города, построенную в 1933-1936 годах как столица Северного флота, настроение немного улучшилось.

Полярный состоял в основном из двухэтажных деревянных домов, довольно красивых, выкрашенных в весёлые тона. Три каменных здания были своеобразной архитектуры: штаб Северного флота, позднее штаб эскадры, госпиталь и дом для высшего комсостава. Выглядели они довольно импозантно. Архитектор этих зданий, видимо, дружил с циркулем. Дом командования до сих пор называют «циркульным». На площадке перед домом возвышалась огромная статуя И.В. Сталина.

«Циркульный» дом был построен с советским размахом, но быстро постарел в условиях Севера

На самой верхушке сопки красовалась школа. Напротив неё внизу за мостом, проложенным через овраг, стоял дом офицеров. Оба здания были построены в 1936 году. Почти от самых причалов ступеньками вверх поднимались пять домов, уже послевоенных.

Екатерининская гавань со стоящими у причалов подводными лодками придавала городку таинственную торжественность. Таким предстал передо мной город Полярный в декабре 1961 года.

Оттаяла я, когда муж ввёл меня в свою большую комнату с высоким потолком, паркетным полом и окном, выходящим на юг, в двухкомнатной квартире с уютной прихожей и довольно просторной кухней. Я была окончательно расстрогана, когда увидела детский уголок, который Эрик заботливо приготовил для нашей двухлетней дочурки. Кроватка, столик, маленький стеллаж – всё приятного зелёного цвета с жёлтыми краснолапыми утятами. Леночка, не снимая шубки, уселась на стульчик и сказала: – «Здесь я буду рисовать».

Мы начали обустраивать своё первое совместное жильё и готовиться к встрече Нового 1962 года, до которого оставалось несколько дней. Новый Год встретили довольно скромно, поскольку сумку с ленинградскими заготовками для праздника забыли на стоянке такси в Мурманске.

Через десять дней на эскадре, и не только на эскадре, а на всём Северном флоте, даже можно сказать, на всём подводном флоте, произошла страшная трагедия. 11 января 1962 года, проводив мужа на службу, я прилегла с книгой почитать, как всегда, пока ребёнок спит. Часа через полтора-два раздался очень сильный взрыв, послышался звон сыплющегося разбитого стекла. Вышла на кухню. Стёкол не было не только в окне, но и в кухонной двери. Весь пол усыпан осколками. Выглянула в разбитое окно. Из-за сопки со стороны эскадры летели баллоны и ещё что-то. Внизу шипел какой-то предмет, похожий на баллон, из которого выходил воздух или газ. В городе погас свет. Позднее стало известно, что один из осколков пробил крышу деревянного домика и попал в кровать спящей девочки. Она на всю жизнь осталась калекой.

В моей памяти ещё свежи были воспоминания об ядерных взрывах. Первая мысль: – «Атомная бомба, война». В окно комнаты увидела бегущих сверху людей. Толпа разрасталась за счёт людей, живущих в наших домах. В темноте нашла шубу, шапку. На ходу одеваясь, сбежала вниз по лестнице, выскочила на улицу и присоединилась к бегущим. На мой вопрос: – «Что случилось?», отвечали: – «Не знаем». Около КПП на дороге собралось много женщин с детьми. Разговаривали тихими голосами, почти шёпотом. Витало ощущение трагической безисходности, чего-то страшного, непоправимого, ожидание беды.

Наконец, из КПП стали выходить по одному офицеры и мичманы. Женщины, увидев знакомых, подбегали к ним. Тихо поговорив, мужчины возвращались на эскадру, а женщины уходили домой. Я не успела ни с кем познакомиться, не знала ни женщин, ни офицеров, и даже номера лодки, на которой служил муж. Потолкавшись и ничего не узнав, вернулась домой, поскольку ребёнок оставался один. Соседи были в отпуске. Только в обед пришёл офицер и успокоил меня: – «Эрик Викторович жив, здоров, на нашей лодке всё в порядке». Вечером я узнала, что у причала взорвались две лодки, и погибло огромное число людей. Подробно эту трагедию Эрик Голованов – мой муж – описал в своих воспоминаниях, помещённых в Книге 2 Сборника воспоминаний «О времени и наших судьбах».

Так прошло моё посвящение в жену подводника. С того дня я никогда не чувствовала себя спокойно, если Эрик был в море. Ожидая возвращение лодки, иногда ночью, подолгу стояла у окна и смотрела на Екатерининскую гавань. Я любила наблюдать возвращение лодок, даже «чужих». Конечно, в каждой семье свой уклад, характеры и судьбы у нас разные, каждая женщина индивидуальна, у каждой своё восприятие жизни. Но всех жён подводников связывает одно общее чувство – тревога за своих мужей.

Вспоминается 1966 год. В один день две подводные лодки, покинув Екатерининскую гавань, ушли в океан. Командирами лодок были Альберт Васильевач Акатов и Эрик Викторович Голованов. Мы стояли на скале и наблюдали, как лодки отходили от причала, махали им, хотя прекрасно понимали, что нас не видят даже те, кто на мостике. Им уже не до нас.

Через пять длинных месяцев накануне Нового 1967 года ко мне пришли Алла Никитина, Люба Белецкая и другие возбуждённые жёны офицеров и радостно сообщили: – «Наши возвращаются! Лодки уже на входе в гавань». Я собиралась со своими дочерьми на ёлку. Мы помчались в Дом офицеров. Там вручила девочек Саше Карасёву – моей палочке-выручалочке. Он привёл на ёлку свою дочь. Спустилась к причалам. Стоявшие у КПП женщины грустно сказали, что пришла только лодка Акатова.

По дороге домой встретила однокашника моего мужа Костю Селигерского. Он сказал, что лодка не выходила на связь, и пока не известно, когда она вернётся. То же самое сказали мне и другие офицеры из штаба эскадры. Они говорили спокойно, тревоги не чувствовалось. Но мичман, сосед одного из наших офицеров, убеждал его жену, что лодка Голованова должна была вернуться, но она не выходит на связь, потому что у них что-то случилось. Встревоженные женщины пришли снова ко мне, а я в панике пошла к Акатовым. До сих пор стыдно, что нарушила спокойную семейную атмосферу. Галя с Альбертом лепили свои фирменные пельмени. Им пришлось меня успокаивать, даже отпаивать валерьянкой.

Через два дня наш телефон «покраснел» от звонков. Все, кого я «доставала» в эти дни, сообщали точное время прибытия лодки. У Эрика всё было в порядке. Он задержался с возвращением для выполнения задания, полученного из Главного штаба.

В 1969-1970 годах лодка Эрика проходила испытания на Балтике. Мы полтора года жили в Лиепае. Я влюбилась в этот город, особенно военный городок. По сравнению с Полярным он казался мне земным раем.

Наша боевая служба

Незабываемый 1972 год! В те времена подводные лодки ходили на боевую службу целыми бригадами. Через десять месяцев бригада лодок вернулась, а лодки Голованова опять нет. Снова пошла к Акатовым. Альберт в то время был уже комбригом. К нему зашёл комбриг Володя Горохов. Они объяснили, что на лодке Эрика вышел из строя вертикальный руль. С лодкой поддерживается постоянная связь. Комбриги знали место нахождения лодки и её скорость. Они подсчитывали приблизительное время её возвращения.

Выходя от Акатовых, столкнулась с заместителем начальника политотдела. Он остановился и, подумав, сказал:

– Эрик Викторович получил дополнительное задание, поэтому он задерживается.

Он хотел меня успокоить, но внёс сумятицу. Не буду рассказывать о том, что творилось в моей душе после этих противоречивых сообщений. А в голове путались мысли и нехорошие домыслы. Почему-то начальство не считало нужным официально в пределах допустимого уведомить жену о причине задержки мужа после десятимесячной боевой службы.

В те годы жён и детей пускали на причалы для торжественных встреч возвращающихся с боевой службы подводных лодок. Когда уточнили время возвращения Эрика, мы с Наташей долго стояли на причале в кучке женщин, наблюдая, как лодка медленно движется. Рядом с ней шёл буксир и направлял лодку к причалу. Швартовались очень долго. Волнение и беспокойство не покидали меня до последней минуты, пока лодка пришвартуется. Наконец, командир, мой муж, усталой походкой спустился по трапу под звуки оркестра и отрапортовал командиру эскадры Романенко Петру Николаевичу. Затем он поздоровался за руку с офицерами штаба эскадры и в последнюю очередь подошёл к нам.

Через минуту Эрик вернулся на лодку, а мы с Наташей, замёрзшие, но счастливые, пошли домой. И только вечером состоялась наша встреча, когда пришёл Эрик. На следующий день нас пригласили в кают-компанию на обед, на котором по традиции командиру подводной лодки вручили жареного поросёнка.

Полярный, 1972 год. Женщины и дети встречают подводную лодку, возвратившуюся с боевой службы из Средиземного моря

Ещё один случай задержки возвращения из похода. Когда лодка Эрика находилась в ремонте, его послали обучать молодых командиров. Он должен был вернуться через полгода, но мне пришлось ждать его ещё семь месяцев. Оказывается, когда он уже возвращался домой после выполнения задания в Средиземном море, ему было приказано принять командование другой подводной лодкой и завершить на ней боевую службу. В итоге он находился на боевой службе непрерывно более года.

И почему так нещадно эксплуатировали командиров в мирное время, не жалея ни их здоровье, ни их семьи? Не каждый командир подводной лодки выдерживал такое…Так погиб 9 мая 1985 года от обширного инфаркта в результате чрезмерной перегрузки во время двух подряд боевых служб командир 161 бригады подводных лодок капитан 1 ранга Мохов Игорь Николаевич.

Я отношусь к категории женщин, которые отказались от своей личной карьеры и посвятили себя семье. Мы жили жизнью своих мужей. Вместе с ними переживали их неудачи и неприятности, вместе радовались их успехам, продвижению по службе. Но при этом в одиночку боролись с трудностями быта, в одиночку воспитывали детей.

О жёнах подводников хорошо сказал флотский поэт Николай Гульнев:

Прости подводника, жена,

За холода и злые годы,

За то, что молча и сполна

Делила счастье и невзгоды.

Делила славу и почёт,

И времена с подводной битвой.

И коль живёт подводный флот, –

То это вашею молитвой!

Даже находясь на берегу, наши мужья редко видели своих детей. Когда уходили на службу, дети ещё спали, а когда возвращались, дети уже спали. Обе мои дочери до двух лет не могли запомнить лицо своего папы.

У нас в доме висел большой портрет Эрика в форме старшего лейтенанта. Вечером я подносила Леночку к портрету и говорила:

– Скажи папочке спокойной ночи.

Утром процедура повторялась. Однажды в ленинградском трамвае перед нами остановился старший лейтенант. Вскинув на него свои большие голубые глаза, Леночка радостно воскликнула: – «Папа!».

– Нет, доченька, это дядя, – сказала я, но ребёнок упорно повторял:

– Папа, папа!

Офицер даже смутился.

Наташе, младшей дочери, не было двух лет, когда Эрик ушёл в автономку. Вернулся он через несколько месяцев. Прибежал домой, в прихожей, не снимая шинели, поздоровался и ушёл обратно на лодку. Вечером мы были приглашены на день рождения Гали Акатовой. Ночью вернулись из гостей. Эрик наклонился над кроваткой. Наташа проснулась, очень долго изучающе смотрела на него, потом спросила:

– Мама, это наш папа или тот?

Эрик был в гражданском костюме, и дочь его не узнала. Такие истории но в разных вариантах, случались во многих семьях.

С бытом мне, пожалуй, повезло. Мы не кочевали из гарнизона в гарнизон, как большинство семей. В Полярном и в Ленинграде у нас имелось вполне приличное жильё. Проблемы были с питанием. В 60-е годы в Полярном не было фруктов, овощей, яиц, молочных продуктов. Правда, мясо, куры, рыба – в изобилии без очередей. Выход находили. Мне мама присылала посылки с морковью и яблоками. Некоторые получали посылки с яйцами, пересыпанными подсолнечными семечками. Выручали разнообразные компоты, соки в трёхлитровых банках, которые мы пили вместо воды. Осенью покупали вёдрами бруснику. Три раза в неделю выходили на добычу молока, которое привозили из совхоза «Горячие ключи».

В полярную ночь, когда ветер выхватывал деньги из замёрзших рук, когда струя из черпака сдувалась и не попадала в бидон, можно было наблюдать интересную картину: машина медленно движется по заснеженной улице в поисках тихого уголка, в кузове её стоит молочница Клава, как на мостике подводной лодки, а мы, гремя бидонами, увязая в снегу, пытаемся бежать за машиной, преодолевая сопротивление ветра.

В 70-е годы обстановка изменилась. Были построены склады, Полярнинский молокозавод. В Мурманской области открыли птицефабрику. На прилавках магазинов всегда были свежие яйца, молоко, кефир, сметана, творог. Появилось хорошее снабжение овощами и фруктами. Дыни, арбузы, виноград осенью, всю зиму – апельсины, яблоки, лимоны. Летом привозили клубнику и черешню, но их распределяли по детским садам и по блату. К концу 70-х в Мурманской области построили теплицы, и уже с февраля в магазины поступали свежие огурцы и помидоры. В эти же годы в стране резко снизилось производство мяса. В Полярном, как и в других городах, были большие очереди за мясом. Но таких потасовок и скандалов, как в Москве, у нас никогда не было.

Появились и бытовые проблемы. Город очень сильно разросся. Коммуникации от новых домов подсоединяли к к старой системе, которая не выдерживала нагрузки, и случались частые аварии на теплоцентрали.

В 1972 году мы переехали в «циркульный» дом в квартиру бывшего первого командующего Северным флотом флагмана 1 ранга Душенова Константина Ивановича. Квартира большая, потолки 3,20 м. Окна и балкон выходили на Екатерининскую гавань и штаб эскадры.

Полярный, 9 мая 1980 года. Подводные лодки у причалов после торжественного подъёма флагов и парада

С балкона мы наблюдали парад 9 мая в честь праздника Победы. Стены одной из комнат украшены художественным панно и пилястрами, которые заканчивались львиными мордами. Эти морды почему-то напоминали лицо Сталина. (К Сталину я отношусь вполне нормально).

В общем, квартира была отличная, но беда в том, что трубы водоснабжения и тепловые магистрали находились на чердаке. Когда во время аварий дом отключали от котельной, вода в трубах замерзала и разрывала их. При подключении на нас лились потоки воды. Первое время ходила в ОМИС к техникам и начальнику товарищу Кочеткову, как на работу. А потом научилась сама перекрывать вентили и задвижки на чердаке. Однажды удалось поймать слесаря-алкоголика Червякова. Привела его на чердак. Сидя на трубе, он долго размышлял, потом глубокомысленно произнёс:

– Надо отогревать трубу, пойду искать паяльную лампу.

Через час я поднялась на чердак. Сидит Червяков на трубе.

– Нашли лампу? – спросила я.

– Да я и не искал. У нас нет лампы.

По его требованию принесла кипятку и тряпки. Мы отогрели трубу, обмотали её детскими одеялами. Приобретя опыт, я впоследствии справлялась одна. Разрезала старые пальто и шинели, собирала куски толи на улице и утепляла трубы на чердаке заранее.

Когда мы собирались переезжать на другую квартиру, и мне сказали, что в том доме холодно, Наташа заметила:

– Ничего, у моей мамы будет тепло.

В 1977 году переехали в «адмиральский» дом. Но и там покоя не было: заливало, отключали горячую воду, температура в квартире не поднималась выше + 12 градусов.

Эрик очень любит рассказывать «весёлую» историю. Он пришёл со службы вечером и увидел, как мы с Наташей передвигаем мебель, укрываем её, чтобы спасти от потоков горячей воды, льющихся с потолка. По квартире летает ошпаренный попугай, за ним гоняется кошка, прыгая по шкафам, за кошкой носится собака. Сумасшедший дом! После такого «веселья» потолок и стены долго высыхали, а потом приходилось делать ремонт, который я научилась делать тоже одна.

Ещё одна «весёлая» история произошла в 1983 году. Был очень сильный ураган. Я возвращалась с работы поздним вечером. Шла по территории эскадры и встретила четырёх моряков.

– Вас проводить? – спросили они.

– Нет, мальчики, спасибо,– отказалась я.

Прошла метров тридцать и остановилась, как вкопанная. Ноги словно приклеились к причалу, не могла сдвинуться с места из-за встречного ветра. Оглянулась. Ребята стояли, повернувшись в мою сторону, и наблюдали. Один из них подошёл ко мне и проводил до КПП. Между домами ветер был меньше, и я добралась домой самостоятельно.

Но страшное ожидало впереди. Когда я вошла в квартиру, стёкла в окнах были выбиты. По квартире гулял ветер, сильно хлопая дверьми. Тюлевая занавеска обвилась вокруг люстры и с огромной силой раскачивала её из стороны в сторону. Оставшиеся на люстре хрусталики жалобно звенели. Основная масса хрустальных подвесок валялась на полу. Электроснабжение было нарушено. В квартире темно.

Позвонила Эрику на службу. Он сказал, что ураган навредил не только нам, и уже отправляют на помощь машину. Приехали моряки, забили фанерой окна. В квартире стало теплее.

Было и хорошее…

Когда-то очень давно я прочитала фразу: – «Север пожирает людей». А я думаю, что Север воспитывает у людей силу духа, и в какой-то степени благородство души. Трудные условия жизни, суровый климат объединяют людей, так как без взаимопомощи, без дружеской поддержки жить в таких условиях очень трудно.

Я с большой теплотой вспоминаю друзей первых лет моей жизни в Полярном: Таисию Ивановну и Бориса Грачёвых, с которыми Эрик познакомил меня во время отпуска в Сочи, Валю и Виктора Старковых, Сашу и Люду Карасёвых, наших первых соседей по квартире. Их дочь Алёнка на полгода младше Нашей Леночки. Мы с Людой готовили еду по очереди. Саша, доктор на лодке, больше бывал дома, чем Эрик. Он часто гулял с девочками. Приходили все трое вывалявшиеся в снегу. Через год Карасёвы полечили большую комнату в «циркульном» доме, но мы остались друзьями, и они во многом мне помогали.

К Грачёвым мы любили ходить в гости. Таисья Ивановна была отличной хозяйкой и прекрасно пела. У них было тепло и уютно. Я в то время ещё не умела готовить, только училась.

Сочи, лето 1963 года.

Поход на Агурские водопады с Грачёвыми: Борисом и Таисией Ивановной

Осенью 1963 года Эрик ушёл в море на несколько месяцев. Я осталась с трёхлетней дочуркой и шестимесячной беременностью одна. Моя мама сломала руку и не смогла приехать. Полярная ночь, метели. Единственный продуктовый магазин располагался в самом нижнем «циркульном» доме. К нему вела лестница, которую чистили только к приезду больших начальников. В обычное зимнее время лестница превращалась в ледяную горку, – хоть на «пятой точке» спускайся. Пока по раскатанным санками горкам я спускалась вниз, падала два-три раза. Это в моём-то положении! Хорошо ещё, что у меня сохранилась реакция бывшей волейболистки и умение мягко падать. Друзья заботились обо мне. Покупали продукты или сопровождали меня в магазин.

К Новому Году Борис Грачёв принёс нам ёлку. Мы с Леночкой украсили её и очень радовались. Утром ребёнок имел возможность взять под ёлкой подарок от Деда Мороза. Четыре года подряд Эрик встречал Новый Год в море, а ёлками нас всегда кто-нибудь снабжал. Один раз ёлку прислал Владимир Дмитриевич Шакуло. Он был в то время комбригом, и я очень благодарна ему за заботу. Саша Карасёв ходил в сопки и приносил сосенки себе и нам. Однажды даже мама прислала ёлку из Архангельска. Для неё был специально сколочен длинный ящик.

Когда пришла пора ложиться в роддом, Валя Старкова взяла Леночку к себе. Моя новая соседка Лиля Короткова даже обиделась, что я на доверила ей ребёнка.

Подруги навещали меня в роддоме. Идти по «Чёртову мосту» через овраг в феврале месяце – это подвиг, равносильный переходу Суворова через Альпы. Автобусов в те годы в городе не существовало. В день моей выписки из роддома пришёл Саша Карасёв и сообщил радостную весть: – «Эрик вернулся, лодка уже в гавани!». Он первым сообщил Эрику о рождении дочери. Правда, на мостике слов Карасёва не было слышно, зато их услышал встречавший лодку командир эскадры. Когда Эрик отдал рапорт, адмирал Ямщиков Н.И. сказал:

– Голованов, поздравляю с дочкой, бери мою машину и поезжай в роддом.

Нас с Наташей встречали на двух машинах. Валя Старкова с Леночкой и своим сыном приехала на машине, которую дал ей сосед по квартире – начальник гаража. Пожалуй, этот день 24 февраля 1964 года был самым счастливым в моей жизни.

Когда я, отказываясь писать это повествование, сказала: – «Мне грустно вспоминать свою жизнь», Эрик ответил: – «Но ведь не только плохое было в нашей жизни, было и хорошее!».

Да, конечно. Прежде всего, радость доставляли мне мои дочери. Они росли здоровыми, умными, были послушны, прекрасно учились в школе и в музыкалке.

Полярный, 1965 год.

Сестрички Головановы Лена и Наташа

Лена увлекалась самодеятельностью, Наташа – спортом. Они обе активно участвовали в школьной жизни. Было приятно получать письменные благодарности от дирекции школы за хорошее воспитание своих детей.

Полярный, 1972 год.

Леночка Голованова – снегурочка на школьной новогодней ёлке

Прогулка в Кавголово.

Очень быстро вот такими стали наши дочери Лена и Наташа

Наташа впоследствии воплотила в жизнь мою мечту. С детства я хотела заниматься наукой. Мне даже в голову не приходило, что я стану просто офицерской женой. Наташа – кандидат биологических наук, доцент Медицинской академии имени И.И. Мечникова. К сожалению, науку, как и флот, в 90-е годы разрушили. Да и сейчас нет средств для неё.

Я полюбила северные сопки. Зимой брала лыжи и одна уходила на лыжню. В январе-феврале, пока было ещё не совсем светло, проходила пять километров. В хорошую погоду – десять. В марте чистый-чистый снег блестел под лучами полярного солнца. Тишина. Как будто ты одна в этой белой первозданной пустыне. Такое соприкосновение с природой приносило огромную радость жизни.

Полярный, 1972 год.

Одна на мартовском снегу

Осенью ездили в сопки за грибами. Изредка ходили на катере. Ещё с моря видны красные склоны, усыпанные брусникой, и янтарные морошковые поляны.

Иногда, очень редко, нам удавалось выехать на природу всем вместе

Однокашники Эрика

Приятными были ежегодные поездки к Чёрному морю. Мы обычно отдыхали на Черноморском побережьи Кавказа (Сочи, Хоста, Сухуми, Гагра) или в Крыму. Именно в отпусках я постепенно знакомилась с однокашниками своего мужа. Так в 1961 году мы встретились в Сочи с Гаккелями – Лёшей и Милочкой. Лёша тогда служил в Полярном. Возвращались из отпуска в один день, ехали вместе на поезде в одном купе. В итоге крепко подружились. В 1965 году мы получили квартиру в новом доме и жили с Гаккелями на одном этаже.

Осенью 1965 года случайно встретились на отдыхе в Сочи сразу четыре однокашника. Костя Селигерский, Галя и Коля Поповы, мы с Эриком отдыхали в санатории в Кудепсте, а Валерий Абрамов – в Хосте. Часто собирались вместе. На пляже мы обычно играли в дамский преферанс, а Галя усердно вязала какие-то красивые вещи. 3 октября дружно отметили день рождения Эрика в ресторане «Хоста». Из Хосты в Кудепсту возвращались по шпалам вдоль берега моря. Эрик жил в клубе, где стояло 16 кроватей. Двери клуба не закрывались, а мне пришлось влезать в окно.

В 1968 году в Саках отдыхали с Вадимом Коноваловым и его прелестной женой Надей, которая мне очень понравилась. В Ялте загорали на пляже с Толей Сенюшкиным и Германом Александровым. Там же я впервые увидела Колю Калашникова. Он был в форме капитана 1 ранга. Второй раз с Калашниковым в Ялте встретились в 1993 году. Коля объяснил Эрику, где лучше обменивать рубли на гривны.

Старинный друг курсантских лет Женя Булыкин со своей женой Нелей был у нас на свадьбе.

9 мая 1965 года к нам в Полярном зашёл Александр Александрович Сковородкин с комбригом Василием Арсентьевичем Архиповым, который вручил Эрику погоны капитана 2 ранга. Позднее в Лиепае, благодаря Архипову В.А., мы получили квартиру. В последний раз я видела Архипова у себя дома в Полярном. Мы встречали 1986 год.

С друзьями Эрика по училищу я познакомилась, когда мы окончательно вернулись с Севера. Это Владлен Лаврентьев, прекрасный интересный собеседник, обаятельный человек. Добрый, отзывчивый Вилен Сазонов. Несколько раз заезжал к нам Юра Серебренников. В соседнем доме живёт Сергей Прен, который во многом нам помогает, и я очень благодарна ему за постоянную поддержку.

На длинной дороге жизни наши пути часто пересекались с Акатовыми. Впервые я увидела Галю Акатову на платформе Московского вокзала. Мы провожали мужей, которые уезжали со своими экипажами на Север. Года через три встретились в аэропорту. Самолёты не выпускали, и мы очень приятно провели время в ресторане. Позднее жили в Полярном, затем одновременно на два года оказались в Ленинграде и снова встретились в Полярном. Даже в отпуске мы очень часто оказывались в одно время. В 1967 году мы вместе отдыхали в Сочи в санатории имени Фабрициуса.

Сочи, 1967 год. Санаторий имени Яна Фабрициуса.

Справа налево:

Эрик Голованов, Галя Акатова, Альберт Акатов, Эля Голованова

А будучи в санатории в Ялте, мы ездили к ним в Гурзуф на день рождения Альберта.

Гурзуф 15 мая. День рождения Альберта Акатова.

Галя и Альберт – наши самые близкие друзья. Однажды «по пути» из Кисловодска в Мурманск мы залетели в Баку, где Альберт был начальником Каспийского ВВМУ. Альберт показал Эрику училище, а Галя знакомила нас с городом.

Баку, 1987 год.

Слева направо:

Галина Яновна Акатова, Эрик Викторович Голованов, Эльза Сергеевна Голованова 

После ухода в отставку мы с Эриком путешествовали по Прибалтике и несколько дней жили в Риге. Вместе с Галей навестили наших общих друзей в Лиепае, заехали в Палангу, посетили музей янтаря.

1992 и 1993 годах праздновали Новый Год у Акатовых в Риге. Мы тогда отдыхали в санатории «Майори», он был ещё наш. Но встречались с каждым годом всё реже. Причина не столько в визовом режиме и расстоянии, сколько в здоровье.

Жизнь была разнообразной

Вспоминать можно до бесконечности. Можно описать, как мы с Галей Акатовой работали в женсовете. Перед Новым Годом снабжали ёлками семьи подводников, уходивших на десятимесячную боевую службу. Заказывали в военторге для этих семей дефицитные продукты к праздникам и обеспечивали их продажу. Готовили подарки детям на новогодние праздники, проводимые в Доме офицеров. Эта работа отнимала много времени, порой было трудно, но я получала душевное удовлетворение, что приносила какую-то пользу, кому-то оказывала помощь.

Можно написать о прекрасной школе, в которой учились мои дочери, где я была членом сразу трёх родительских комитетов. А ежегодные весенние фестивали, в которых принимали участие все: ученики, учителя и родители, заслуживают внимания хорошего писателя.

В Геленджике был пионерский лагерь Северного флота, где я четыре года работала воспитателем.

Геленджик, 1976 год. Пионерский отряд № 13 с воспитателем Эльзой Сергеевной Годовановой

В Полярном в долгие месяцы ожиданий, когда муж был в море, я не чувствовала одиночества. Всегда рядом были друзья. Наверное, в этом своя прелесть гарнизонной жизни. Правда, есть и издержки военной кочевой жизни: друзья часто уезжали, иногда насовсем. Но, к счастью, появлялись новые.

В конце 70-х годов нашими соседями были Чернавины Лев Давыдович и милая, славная Ольга Дмитриевна. По воскресеньям осенью вместе ездили на Волоковую за грибами. Ольга Дмитриевна предпочитала собирать ягоды, а вернувшись, пекла пироги с черникой. Вкуснотища!

После Льва Давыдовича командиром эскадры был Парамонов Василий Алексеевич и жил он с семьёй в квартире Чернавиных. Этажом ниже жил начальник штаба эскадры Кузьмин Анатолий Алексеевич. С Татьяной Михайловной Парамоновой и Евгенией Филипповной Кузьминой я подружилась. С Евгенией Филипповной я переписываюсь. Мы отмечали вместе дни рождения, праздники, встречали Новый Год, да и вообще ежедневно общались. С Парамоновыми отдыхали в Кисловодске. Дружно, весело ходили в горы, ездили на экскурсии. Жаль, что все друзья оказались в других городах.

Кисловодск, верхняя площадка фуникулёра.

Слева направо:

командир 4-й эскадры ПЛ СФ контр-адмирал Парамонов В.А., его жена Парамонова Т.М.,

Голованова Э.С., Зам. НШ 4-й эскадры ПЛ СФ капитан 1 ранга Голованов Э.В.

И последний эпизод, который хочется отметить, это «Огонёк», организованный в ДОФе в честь возвращения с боевой службы бригады подводных лодок. Такого единения людей я никогда не встречала, хотя в моей жизни было много и «Огоньков», и банкетов. Видимо, общие задачи, чувство выполненного долга, перенесённые совместно трудности и радость возвращения домой после длительной разлуки с родными, создавали удивительную общность – мужское братство подводников, где и лейтенанты, и командиры – все равны.

Радость, переполнявшая офицеров и их жён, выплёскивалась наружу, выливаясь в необыкновенную обстановку торжественности и простоты. Торжественные тосты, Нептун с трезубцем, молодые лейтенанты, изображавшие русалок и других жителей подводного царства, комбриг Акимов В.И., приглашавший на танец всех жён командиров и рассказывающий, какие замечательные у них мужья. Я тогда почувствовала себя частицей большого слаженного коллектива.

Мне очень нравятся стихи, написанные капитаном 1 ранга Николаем Гульневым «Встреча подводников 4-й эскадры»:

Слепой почувствует и зрячий

И вскрикнет с радости слегка:

«Встречай подводников, Рыбачий,

Ведь мы идём издалека!».

Маяк Цып-Наволок ответом

Подарит проблеск основной:

«Вы выходили в море летом,

А возвращаетесь весной!».

Форштевень воду режет бритвой

И гонит светлую струю.

Подлодки с божеской молитвой

Идут в кильватерном строю.

Какие дивные картины –

Сердца лечите, доктора!

Разбужен порт Екатерины,

Жены Великого Петра.

Оркестра медь, и марш у стенки –

Три метра, если по прямой.

Пришли, пришли из Средиземки,

Пришли подводники домой!

Сквозь присмиревшие морозы

Полярный смотрит с высоты.

Скала, причал, цветы и слёзы,

Родные слёзы и цветы.

Спешите к счастью прикоснуться

И круг семейный обрести!

О! Чтобы так домой вернуться,

Сначала надобно уйти.

Пожалуй, прав мой муж – «Жизнь не так уж плоха!». А главное – она не была однообразна и бесцветна.

«…Поделись со мною счастьем,

офицерская жена».

Римма Казакова

Голованова Эльза Сергеевна

Санкт-Петербург

2006 год