Капитан 1 ранга Енин Владимир Николаевич прожил интересную, трудную и героическую жизнь подводника-атомщика.

Он был старшим помощником командира первого советского атомного ракетного подводного крейсера стратегического назначения К-19. В 1961 году на боевой службе в Атлантическом океане он участвовал в ликвидации аварии атомного реактора. Ценой человеческих жертв была предотвращена глобальная катастрофа.

Далее впервые публикуется краткая история жизни Володи Енина, сокращённое изложение его рассказов о борьбе с аварией на  РПК  К-19  4-7 июля 1961 года и её последствиях. 

Володя Енин родился 20 июня 1930 года в деревне Ениновка Воронежской области. Отец погиб на фронте во время Великой Отечественной войны. После войны семья переехала в город Ригу, где служил старший брат Володи. Он был преподавателем английского языка в Рижском Нахимовском училище (РНУ).

Старший лейтенант Енин Иван Николаевич,

преподаватель английского языка, и капитан Носырев, преподаватель истории Рижского Нахимовского училища

В 1945 году Володя поступил в Рижское Нахимовское училище.

Город Рига, 1947 год.

Володя Енин – воспитанник РНУ

Рига, 1949 год.

Нахимовец Володя Енин уже заслужил право фотографироваться на почётном месте…

Рига, 1949 год. Класс № 12 РНУ на дровяном дворе. Слева направо.

Первый ряд: Игорь Куликов, Альберт Смирнов (сломал руку и был отчислен), Миша Пихтилёв, Лёня Амелин, Витя Прокофьев, Коля Арбузов.

Второй ряд: Володя Вашуков, Юра Федоренко, Толя Молодцов, Коля Наумов, старшина 1 статьи Протченко, Витя Федюшкин, Валера Поздняков, Юра Реннике, Саша Брагин.

Третий ряд: Игорь Цветков, Олег Дунаев, Володя Енин, Владик Алёшин (отчислен по болезни).

В Рижском Нахимовском Училище он воспитывался до 1949 года, и после завершения учёбы вместе со своими однокашниками – нахимовцами был направлен для дальнейшей учёбы в 1-е Балтийское высшее военно-морское училище в Ленинград.

Город Полярный, 1952 год. Практика на Северном флоте.

Заядлые спортсмены Володя Енин и Филипп Плессер заключают пари на следующую партию в волейбол в присутствии Коли Змеева, Юры Реннике и Вадима Силина

Учился Володя хорошо, и в 1953 году закончил минно-торпедный факультет по офицерской специальности торпедиста – подводника.

Володя был выпущен из училища досрочно в составе отряда из восьмидесяти человек. Эти молодые лейтенанты должны были  срочно вступить в должности на подводных лодках, поскольку офицеров на лодках не хватало. Его назначили командиром торпедной группы БЧ-3 подводной лодки С-24  1Х-бис серии «Сталинец» 123 бригады подводных лодок 40 ДиПЛ  ТОФ в город Владивосток.

На ПЛ  С-24 Володя служил два года и хорошо показал себя как способный и перспективный офицер. Он быстро сдал зачёты на вахтенного начальника и на самостоятельное управление минно-торпедной боевой частью (БЧ-3), прошёл отработку полного курса боевой подготовки подводной лодки и успешно сдал все учебно-боевые задачи. Довольно скоро он стал командиром БЧ-3.

Подводная лодка 1Х-бис серии «Сталинец»

Летом 1955 года Володя перешёл на лодке из Владивостока в Циндао в составе отряда надводных кораблей и подводных лодок, которые Советский Союз передавал Китаю. Командовал отрядом контр-адмирал Рассохо А.И.

На переходе в Жёлтом море во время тайфуна вахтенного офицера Енина волной выбросило за борт. Благодаря чётким действиям командира ПЛ С-24 капитана 2 ранга Казанцева М.К. и всего личного состава подводной лодки по команде «Человек за бортом», лейтенанта Енина удалось спасти. В Китае он сразу стал знаменитым. Его чествовали, как героя. После передачи лодки экипажу КНР Владимир Енин был награждён медалью Китайско-Советской дружбы.

Подводная лодка С-24, переданная Китаю в июне 1955 года

В 1956 году Владимир Енин был назначен в экипаж строящегося первого в Советском Союзе ракетного подводного крейсера К-19 проекта 658 с атомной энергетической установкой. Володя отличался отменным здоровьем, твёрдым характером, и бескорыстием. Служба у него шла хорошо. Он успешно преодолел все премудрости атомной энергетики и ракетной техники и был назначен помощником командира корабля, с которым совместно сплачивал экипаж и отрабатывал задачи боевой подготовки.

Это был трудный период освоения новой техники. Надо было научиться самим и научить весь личный состав плавать над водой и под водой на крейсере с атомной энергетикой. А это совсем не то, что на дизель-электрической подводной лодке. В это время плавали очень много и успешно прошли полный курс боевой подготовки. Получили право выходить в океан на боевую службу.

В 1960 году ракетный подводный крейсер К-19 стал первым и единственным в Советском Союзе на тот период кораблём стратегического назначения, вооружённым баллистическими ракетами с ядерными зарядами.

В одном из походов 4 июля 1961 года в Северной Атлантике на РПК  К-19  случилась авария первого контура ядерного реактора, чреватая глобальной катастрофой. В ликвидации этой аварии принимал непосредственное участие старший помощник командира ракетоносца капитан-лейтенант Енин. Он получил большую дозу облучения, долго болел лучевой болезнью и лечился, но продолжал служить. За ликвидацию аварии был награждён орденом Красного Знамени.

С 1962 года Володя Енин служил в Учебном центре ВМФ в городе Обнинске в качестве преподавателя и носил форму МВД. Службу закончил капитаном 1 ранга – начальником цикла минно-торпедной подготовки Учебного центра. После увольнения в запас работал ведущим специалистом в ЦНИИ имени Курчатова.

Город Обнинск, 1995 год.

Володя с женой ужинают в домашней обстановке

В октябре 1993 года Володя был на нашей юбилейной встрече в родном училище последний раз.

Владимир Енин умер 11 декабря 1997 года и похоронен с воинскими почестями на лесном кладбище города Обнинска.

По непроверенным пока сведениям, Владимир Николаевич Енин был депутатом городского Совета и постоянно открыто отстаивал интересы жителей города. Его знали и уважали в городе все, он был авторитетным человеком. Рассказывали, что он является «Почётным гражданином города Обнинска» (посмертно), а на доме, в котором он жил, установлена посвящённая ему мемориальная доска. Так увековечено имя мужественного подводника, самоотверженного человека, нашего однокашника. Сведения эти проверяются.

О Володе Енине, как о человеке, восторженно отзываются многие однокашники и сослуживцы. Второй командир РПК  К-19 капитан 1 ранга Ваганов Владимир Александрович хорошо знал В.Н. Енина по совместной службе на атомных подводных лодках. Когда я советовался с ним при подготовке материалов о Енине, В.А. Ваганов сказал мне:

– Володя Енин был Человеком с большой буквы. При опубликовании рассказов о нём не надо жалеть эпитетов в превосходной степени!

Ниже публикуется информация из открытой печати об РПК  К-19.

Первый в Советском Союзе атомный ракетный подводный крейсер К-19

Был вооружён комплексом ракетного оружия (РО) Д-2 и комплексом торпедного вооружения. Он имел две атомные энергетические установки (правого и левого борта) с реакторами водо-водяного типа.

Создание первого в стране ракетного подводного крейсера (РПК) началось в 1956 году по проекту 658 на основании постановления правительства от 28 августа 1956 года.

Проектант РПК – ЦКБ-18 Министерства судостроительной промышленности (город Ленинград).

Главный конструктор РПК  К-19 – Сергей Никитич Ковалёв.

Проектант комплекса РО  Д-2 – СКБ-385 Министерства общего машиностроения (город Миасс).

Главный конструктор комплекса РО  Д-2 – Виктор Петрович Макеев.

17 октября 1958 года на заводе-строителе № 402 (ныне Северное машиностроительное предприятие) в городе Молотовске (ныне Северодвинск) состоялась закладка головного РПК проекта 658  К-19.

Главный строитель М.Я. Баженов, затем В.Л. Куликов.

12 ноября 1960 года первый отечественный РПК проекта 658  К-19 принят от завода в состав Военно-Морского Флота.

Первый командир РПК  К-19  капитан 2 ранга Затеев Николай Владимирович.

РПК  К-19 был вооружён тремя баллистическими ракетами Р-13 комплекса РО  Д-2 с надводным стартом ракет, расположенных в шахтных пусковых установках.

Торпедный комплекс располагался в первом и десятом отсеках. В первом отсеке были размещены четыре торпедных аппарата калибра 533 мм и два торпедных аппарата калибра 400 мм, а также устройства хранения и обслуживания боезапаса. Всего в первом отсеке в ТА и на стеллажах находилось 8 торпед калибра 533 мм и 6 торпед калибра    400 мм. В десятом отсеке были установлены два торпедных аппарата калибра 400 мм и размещались четыре торпеды (две в ТА и две на стеллажах). Общее количество торпед  на РПК составляло 18 единиц.

Аппаратура управления ракетным и торпедным комплексами располагалась в центральном посту в главном командном пункте (ГКП).

Всего было построено восемь РПК проекта 658. Из них семь за период 1963-1970 годов были модернизированы по проекту 658М. При переоборудовании комплекс РО  Д-2 был заменён на комплекс РО  Д-4 для применения ракет Р-21 с подводным стартом.

РПК К-19 оказался несчастливым кораблём. Началось с того, что при спуске его на воду бутылка шампанского не разбилась о корпус.

Затем начались многочисленные происшествия с человеческими жертвами.

Первым крупным ЧП была авария правого атомного реактора, случившаяся на боевой службе в Атлантическом океане 4 июля 1961 года, в результате которой погибли восемь человек и облучился весь личный состав. После этой катастрофы с ядерным реактором К-19 окрестили «Хиросимой». Это название так прочно прилипло к К-19, что с тех пор этот корабль иначе на флоте не называли.

В ликвидации этой аварии принимал непосредственное участие Володя Енин, старший помощник командира К-19. Он рассказывает об этом в своих воспоминаниях, напечатанных ниже.

Крейсер К-19 был восстановлен как боевая единица и продолжал нести боевую службу. Но и далее с ним случались серьёзные аварии. Из них наиболее крупными следует считать столкновение с американской атомной подводной лодкой «Гетоу» в Баренцевом море 15 ноября 1969 года и катастрофический пожар в девятом отсеке, случившийся 24 февраля 1972 года на боевой службе в Северной Атлантике, в результате которого погибли 28 человек.

О столкновении РПК  К-19 с АПЛ «Гетоу» рассказывает участник события наш однокашник контр-адмирал Лебедько Владимир Георгиевич в книге своих воспоминаний «Верность долгу», выпущенной издательством «Развитие» в 2005 году, а также в последующих книгах Сборника воспоминаний «О времени и наших судьбах».

Несмотря на серию крупных аварий, РПК  К-19 каждый раз восстанавливали, и он продолжал нести боевую службу.

За период с 1961 года по 1974 год РПК  К-19 выполнил семь длительных походов на боевую службу, находился в океане 843 суток и прошёл 332400 миль в надводном и в основном подводном положении.

В 1979 году К-19  переоборудовали по проекту 658С: сняли ракетный комплекс и установили мощный комплекс средств связи, превратив таким образом К-19 в корабль боевого управления разнородными силами в океане.

В этой роли крейсер К-19 прослужил до 19 апреля 1990 года, когда был исключён из состава ВМФ.

Подводный крейсер К-19 прослужил на флоте полный срок 30 лет.

Полярный, 1990 год. Юбилей РПК  К-19 – 30 лет службы.

Первый ряд слева направо: Богацкий Глеб Сергеевич – командир группы БЧ-2, Мухин – командир БЧ-2, Адамов Олег  – командир РПК К-19, академик Александров Анатолий Петрович,

генеральный конструктор Ковалёв Сергей Никитич,

первый командир К-19 Затеев Николай Владимирович,

старший помощник Енин Владимир Николаевич, Панов В.В.

Во втором и третьем рядах – члены экипажей РПК  К-19, проектанты и строители

Далее следует краткое изложение рассказов старшего помощника командира РПК  К-19 Владимира Енина о катастрофе, произошедшей на подводной лодке 4 июля 1961 года, и о её ликвидации личным составом.

Владимир Енин

Туда шли добровольцы

Мы несли боевую службу в Северной Атлантике, участвуя в учениях Северного флота «Полярный круг». В конце похода должны были пройти подо льдами Арктики, а миновав их, произвести стрельбу ракетой по полигону. Уже шли курсом на север. Датский пролив прошли на глубине под сплошным льдом, а далее льда не было. Обстановка спокойная. Техника работает исправно. Ничто не предвещало неприятностей.

Неожиданно ночью энергетики докладывают, что сработала аварийная защита правого атомного реактора. Затем поступил доклад о падении давления в первом контуре. А через несколько минут доложили: «Давление в первом контуре равно нулю!».

Командир корабля, капитан 2 ранга Затеев, сразу объявил аварийную тревогу и, убедившись, что льда на поверхности нет, приказал всплывать в надводное положение. Когда всплыли, было светло, шторма не было. Осмотрели горизонт, вокруг никого.

По приказанию командира в необитаемую реакторную выгородку шестого отсека отправили на разведку командира БЧ-5 Анатолия Козырева и командира шестого отсека молодого лейтенанта Бориса Корчилова. Они обнаружили разрыв первого контура. Выгородка заполнялась горячей радиоактивной водой. Приборы показывали очень высокий уровень радиации. Он стал стремительно нарастать по всей подводной лодке. Для предотвращения облучения всего личного состава, командир приказал экипажу подняться на верхнюю палубу, кроме добровольных участников ликвидации аварии.

В активной зоне реактора стала быстро повышаться температура, поскольку он уже не охлаждался водой первого контура и съёма тепла не было. Возникала опасность, что металл тепловыделяющих элементов реактора может расплавиться, а температура возрасти до таких значений, когда вода сразу превращается в пар. Таким образом мог произойти тепловой взрыв, который разрушил бы реактор, погубил подводную лодку и привёл бы к колоссальному радиоактивному заражению океана и атмосферы.

Путь спасения был один – надо было любыми средствами охлаждать реактор в условиях запредельной радиоактивности. Штатной системы охлаждения реактора в аварийных случаях тогда на АПЛ не существовало. Офицеры БЧ-5, энергетики и управленцы, предложили схему нештатной системы «проливки» активной зоны реактора пресной водой, предназначенной для личного состава. Но эту систему надо было смонтировать из труб специальной стали непосредственно в заражённой зоне, для чего необходимо было проводить сварочные работы. На корабле были спецтрюмные, обученные сварке спецстали, поскольку на других атомных лодках бывали случаи, когда надо было проводить сварочные работы. У нас были запасные трубы и клапаны.

Всеми работами в реакторной выгородке руководил командир дивизиона движения капитан-лейтенант Юрий Повстьев. Монтажно-сварочные работы производил командир группы автоматики лейтенант Борис Корчилов и с ним посменно работали шесть человек старшин и матросов. Там можно было находиться не более двух минут. Но что можно сделать за две минуты? Все знали, на что идут, и шли на смерть осознанно. Командир распорядился их заменить, но они просили дать им возможность закончить работу, поскольку «мы уже своё получили и нам терять нечего». Работали до завершения монтажа системы охлаждения реактора и получили смертельные дозы радиации.

Мне командир приказал обеспечить пожарную безопасность при выполнении сварочных работ. А опасность пожара была велика и от сварки, и от ионизированного водорода, который светился голубыми язычками пламени. Пожар возникал дважды, но матросы с огнетушителями были наготове и тушили его сразу, не давая разгореться.

Когда пустили воду, температура в реакторе ещё долго не понижалась. Прошло несколько часов напряжённых ожиданий, прежде чем началось медленное понижение температуры. А в это время ликвидаторы аварии уже медленно умирали. Ценой своих жизней герои спасли корабль и весь экипаж. Они спасли Землю и всех людей от глобальной катастрофы.

Командир БЧ-5 Анатолий Козырев и ещё несколько человек из шестого отсека тоже приняли очень высокие дозы радиоактивного облучения во время ликвидации аварии.

Реактор медленно охлаждается, и казалось, что всё самое страшное позади. Но в это время поступил доклад, что понижение температуры прекратилось. В чём дело? Скорей всего, система охлаждения вышла из строя. Надо опять идти в реакторную выгородку. Кто пойдёт? Все видели, что стало с людьми, которые там работали.

Пришлось вновь искать добровольцев. Переговорил с матросами и старшинами, специалистами по реактору и его системам.

Добровольно согласились идти ТУДА все сразу!

В аварийный отсек пошли со мной двое. Уровень радиации в отсеке запредельный. Температура более шестидесяти градусов, видимость плохая, а мы в герметичных защитных костюмах и изолирующих дыхательных аппаратах. Обнаружили, что на изгибе трубы образовалась трещина, из которой вода выливается на палубу и не попадает в контур охлаждения реактора. На трубу закрепили резиновый бандаж, который перекрыл трещину, и утечка воды прекратилась. Сразу покинули зону аварии, задраив выгородку и реакторный отсек.

Вскоре температура аварийного реактора вновь стала понижаться.

Нам казалось, что мы быстро выполнили работу, но потом проявилось, что успели схватить большие дозы, так как началась рвота, слабость, холодный пот…Мне стало трудно сохранять рабочее состояние. Помогал доктор, который взбадривал меня нашатырным спиртом.

Несмотря на то, что удалось вновь обеспечить охлаждение реактора, ситуация на подводной лодке становилась критической из-за нарастания уровня радиации во всех отсеках и помещениях, а на верхней палубе люди замерзали на ветру. Ветер усилился, начинался шторм. К тому же радиосвязь не работала. Ранее на большой глубине треснул изолятор антенны, не выдержал давления, и в антенный ввод попала морская вода. Невозможно было доложить командованию ВМФ и Северного флота об аварии и обратиться за помощью.

Командиру корабля в это время было трудно. На нём лежал груз ответственности за корабль и за людей, а также за невыполнение поставленной ему задачи на учениях. При этом надо иметь в виду, что был самый разгар холодной войны, и мы находились вблизи чужих берегов. Кроме того, командир тоже подвергся радиационному облучению. Физические и моральные нагрузки были чрезвычайно велики. Однако он не терял присутствия духа и продолжал чётко командовать кораблём и людьми.

В этой ситуации командир советовался с офицерами, что следует предпринять: или идти в базу своим ходом в надводном положении на одном реакторе, или искать помощи своих кораблей и судов в океане. В обоих вариантах главным был фактор времени. Родная база далеко. Пока дойдём, личный состав получит смертельные дозы облучения. А в океане можно долго никого не встретить. Высказывались разные мнения. Замполит предлагал высадиться на чужой берег.

Окончательное решение – законное право командира!

Он знал, что недалеко от нас находится район развёртывания по плану учения наших дизельных подводных лодок, поэтому принял решение идти в этот район, рассчитывая на скорое их обнаружение. Для этого нужно было повернуть почти на обратный курс! И командир приказал повернуть в сторону от базы. Не каждый мог решиться на такое в этой ситуации. Это было смелое и правильное решение. Надо было срочно эвакуировать экипаж с аварийной лодки, спасать людей. Нужна была связь с командованием. Командир надеялся осуществить её через наши дизельные лодки. Непрерывно вызывали наши лодки по системе ближней радиосвязи, и это принесло успех. Радиосообщение приняла подводная лодка С-270, которой командовал Жан Свербилов.

ПЛ С-270 тоже участвовала в учениях «Полярный круг» и находилась в северной части Атлантического океана на своей позиции в составе завесы из нескольких подводных лодок. Командиру доложили шифрованное радиосообщение:

«Имею аварию реактора. Личный состав переоблучён. Нуждаюсь в помощи. Широта…, Долгота…. Командир К-19».

Жан Свербилов принял решение немедленно идти на помощь К-19. А ведь он при этом без разрешения покидал позицию, назначенную ему по плану учения, и понимал, что начальство ему это не простит. В этом поступке проявились его высочайшие человеческие качества: правильное понимание ситуации, смелость, мужество и человеколюбие. Как и Затеев, в этой обстановке он думал не о себе, а о других людях, попавших в беду.

Я стоял на мостике вместе с командиром, когда мы обнаружили на горизонте, а потом опознали ПЛ С-270. Личный состав на носовой надстройке ликовал, махал руками и кричал: «Жан! Подходи!». А на лице командира не было ни радости, ни оживления. Он выглядел крайне усталым и озабоченным человеком. Ведь спасательная операция ещё впереди.

ПЛ С-270 падошла к нам с левого борта. Сначала командир хотел передать Свербилову сильно облучившихся одиннадцать человек. Трое из них были на носилках. Передача людей на носилках и переход остальных производились по отваленным носовым горизонтальным рулям, поскольку сходни мы с собой в море не брали. Эта опасная операция в условиях качки прошла благополучно.

С помощью передатчиков дальней связи ПЛ С-270 наш командир дал шифровку на ФКП ВМФ, в которой доложил об аварии и её последствиях. После этого последовал приказ Главкома ещё двум лодкам из состава завесы С-159 и С-268 следовать к нам на помощь. ПЛ С-159 под командованием Григория Вассера подошла через семь часов. А за это время мы получили множество нелепых радио-запроосов, угроз и абсурдных приказов. Например, начальник медслужбы дал указание кормить поражённый личный состав свежими овощами и фруктами и давать различные соки. А у нас и картошка-то давно кончилась.

Наконец началась эвакуация остальных людей с верхней палубы по горизонтальным рулям. На это было страшно смотреть, так как ветер усилился, лодки раскачало на волнах, и рули лодок перемещались относительно друг друга. Каждому надо было поймать момент для прыжка с риском для жизни. Все по команде сбросили за борт свою одежду, так как она была радиоактивна, и прыгали с одного руля на другой совершенно голыми. Жуткая картина посередь океана!

Так на ПЛ С-270 перешло ещё 68 человек, в том числе и я. На эту же лодку перенесли большие мешки с совсекретной документацией. Личные документы, партийные и комсомольские билеты всех собрали вместе и разместили в герметичном кранце.

Весь остальной личный состав перешёл на ПЛ  С-159, заглушив перед этим второй атомный реактор и закрыв все забортные отверстия прочного корпуса. Командир К-19 лично сверху закрыл верхний рубочный люк и сошёл с корабля последним, когда спасательное судно взяло его буксир. Через несколько дней крейсер К-19 был доставлен в Западную Лицу.

Подводные лодки С-270 и С-159 сразу начали движение полным ходом в базу по кратчайшему маршруту. Через трое суток личный состав К-19 пересадили на эскадренный миноносец, вышедший нам навстречу, который пошёл полным ходом в Полярный. По пути производили дезактивацию личного состава.

В Полярном нас сразу поместили в госпиталь и разделили на три группы по уровням облучения. Восемь человек, наиболее поражённых радиацией, увезли в Московский институт биофизики. Все понимали, что спасти их невозможно. Жить им осталось недолго, поскольку они уже не могли говорить, тела у них распухли и покраснели от ожогов, функции нарушены, вид был ужасный. Они умерли через неделю.

Нас стали «потрошить» особисты и «политрабочие». Хотели сделать нас виноватыми в аварии и её последствиях. Обвиняли в том, что мы якобы неправильно эксплуатировали ядерный реактор и отказались от борьбы за живучесть, что будто бы испугались радиации и панически покинули корабль, бросив его в океане. При этом постоянно подчёркивали, что мы не выполнили боевую задачу в условиях «холодной войны» и запугивали трибуналом. От всех потребовали написать объяснительные записки о своих действиях во время ликвидации аварии и о поведении других членов экипажа. Особенно допытывались сведений о действиях командира корабля.

Но через некоторое время как-то сразу они от нас отстали. Потом говорили, что нас защитил академик Александров Анатолий Петрович, который авторитетно заявил в верхах, что нашей вины в аварии нет, и действовали мы правильно: «и людей спасли, и корабль сохранили». После этого постепенно пропал моральный гнёт, который давил на офицеров и особенно на командира.

Вторую группу перевезли в Военно-медицинскую академию, а третью – в Военно-Морской госпиталь в Ленинград. Я состоял во второй группе.

Ленинград, 1961 год.

Военно-медицинская академия.

Володя Енин в больничной пижаме

Рассказывать о том, как мы боролись с лучевой болезнью, нет желания. Ничего интересного или весёлого в этом нет. Но коротко могу сказать, что это бесконечные уколы днём и ночью, неоднократные мучительные пересадки костного мозга, многочисленные переливания крови непосредственно от донора, «мегатонны» разных таблеток и ежедневные анализы всего, что есть у человека. А дела никакого нет! Да ещё соратники умирали на наших глазах.

Внешне мы все очень изменились: похудели, побледнели. Волосы стали выпадать, поэтому нас постригли наголо. Одели всех в одинаковые пижамы. Поэтому даже хорошо знавшие нас московские начальники не могли узнать нас, когда приходили награждать правительственными наградами. Всех перепутали, и наградные знаки тоже. Потом мы долго смеялись над этим курьёзным эпизодом.

Нас держали в госпитале и в медицинской академии до декабря. Всех матросов и старшин срочной службы демобилизовали досрочно. А офицерам военно-врачебная комиссия определила вторую группу инвалидности. Козырев, Красичков и я не согласились с таким заключением ВВК, поскольку хотели продолжить службу на подводных лодках и рассчитывали даже возвратиться на К-19. Кроме того, нам было просто стыдно быть инвалидами в 30 лет. Да и куда мы пойдём?

Врачи поняли нас и признали «здоровыми». Записали в медицинских книжках, что у нас «астенический синдром». Это что-то вроде лёгкого нервного расстройства. Мы были благодарны им за это. Ни у кого не возникло недовольства таким решением. Мы продолжали служить Отечеству. Однако отсутствие медицинских записей о лучевой болезни в дальнейшем отразилось на пенсиях и льготах.

Наше лечение проходило под руководством профессора Закоржевского. Выписывая нас из клиники, он сказал: «Мы вас за пятки из могилы вытащили». Великое спасибо всем врачам за это.

Но через три года в мучениях умер Анатолий Козырев. Несколько позже, но по своим годам преждевременно, скончался Леонид Березов. Лучевая болезнь у всех спровоцировала заболевания разных органов. Все болели и обречены были лечиться до конца дней, валяться в госпиталях, ездить в санатории, но всё равно умерли раньше положенного срока.

Я ещё держусь пока только благодаря природному крепкому здоровью, которым меня наградили мои родители.

Санкт-Петербург – Обнинск

1990 – 1993 годы 

Володя не увидел американский фильм о катастрофе РПК К-19. Думаю, он бы ему не понравился. Так же думает и Игорь Куликов, написавший стихотворение, посвящённое Володе Енину.

Взвешено, продано…

Мой друг Володька Енин геройствовал сполна:

Презрев нейтронов бремя, закрыл все клапана.

По расписанью штатному бороться за живучесть –

Такая служба ратная, обычный риск и участь.

Он группы добровольцев в отсек, где смерть, водил.

Чтоб не погибнуть глупо, людьми руководил.

Хотел стать адмиралом, хирургам дорог стал:

Хиросимским авралом их опыт прирастал.

Закрыли амбразуру матросы вместе с ним.

Пойди, спроси «цензуру», где памятники им?

***

Но вот теперь свершилось: весь мир о них узнал.

Подводникам не снилось, что ждёт их кинозал,

Что Голливуд корыстный несчастья не забыл,

А сценарист известный в бестселлер превратил.

Уймитесь, ветераны, вам нечего роптать,

Для янки ваши раны – убожества печать.

Им подвиг ваш вчерашний и Вовкин звёздный час, –

Так это штамп всегдашний, пасквиль, предавший вас.

Вам не понять стяжателей, а спорить – смысла нет.

Всё спишут обыватели, в кино купив билет.

Игорь Князев

(он же Куликов)

Санкт-Петербург

2006 год

1 февраля 2006 года, агентство «Интерфакс» распространило сообщение, что бывший президент СССР Михаил Горбачёв направил в Нобелевский комитет ходатайство о том, чтобы номинировать на Нобелевскую премию мира 2006 года экипаж советской атомной подводной лодки К-19.

Горбачёв считает, что, ликвидировав аварию в атомном реакторе подлодки 4 июля 1961 года, экипаж предотвратил крупнейшую экологическую катастрофу и международный кризис.

По словам бывшего президента, «благодаря личному мужеству этих героев-моряков были фактически предотвращены тепловой взрыв реактора и последующее радиоактивное заражение акватории океана и атмосферы. Взрыв на К-19 по сравнению с Чернобылем мог быть в десятки раз сильнее».

Кроме того, Горбачёв подчеркнул, что взрыв мог привести к фатальным последствиям в отношениях СССР и США. «Взрыв на К-19 мог быть расценен как военная провокация со стороны СССР, как попытка нанести ядерный удар по побережью Северной Америки. Ответ со стороны США и НАТО мог последовать незамедлительно, что в результате могло привести к началу третьей мировой войны», – пишет он.

 По мнению Горбачёва, «присуждение экипажу подлодки К-19 Нобелевской премии мира стало бы достойной оценкой их уникального подвига, значимость которого с течением времени только возрастает». Он также отметил, что «подобный акт станет ещё одним достойным символом бесповоротного окончания «холодной войны».

www. lenta. ru/nevs/2006/02/01/K-19

Текст изложения рассказов Володи Енина был уже готов для печати, когда я услышал это сообщение по «Маяку». Сразу решил вставить его в повествование о Енине. И в этот же день мне позвонил Игорь Куликов и предложил напечатанный текст сообщения. Мы встретились в метро Парк Победы и обсудили тему. Обоюдно пришли к заключению, что сообщение надо напечатать, независимо от того, какое последует развитие событий. Идеальный вариант – присуждение Нобелевской премии мира. Тогда имена всех членов экипажа К-19 будут увековечены. Если же присуждение не состоится, то всё равно значимость подвига возрастает со временем, благодаря увеличению объёма информации об аварии на К-19.

Материал о В.Н. Енине собрал и подготовил для печати Ю.М. Клубков

Большую помощь в этой работе оказали однокашники Е.А. Дрюнин и И.В. Куликов 

Второе рождение Володи Енина

(фрагмент воспоминаний Вилория Сазонова)

В конце июня 1955 года отряд кораблей из двух эсминцев типа 7-у, двух малюток 15-й серии и двух средних ПЛ типа «Сталинец» (бортовые номера С-24 и С-25) бороздили волны Цусимского (Корейского) пролива в кильватерном строю, идя из Владивостока в ВМБ Циндао для передачи кораблей военно-морскому флоту Китайской народной республики.

Волны ритмично перекатывались по надстройке, образуя серии разнокалиберных фонтанчиков, сталкивались с выступающими частями на верхней палубе. Ветер брызгами бил, как веником, по мордасям вахтенного офицера и сигнальщика, но было необычно тепло, которое нас не баловало в родных водах. Изредка слышно было как над нами летали американские самолёты-разведчики, но увидеть их наяву ни разу не удалось, – туман.

Под козырьком ограждения рубки рядом с рулевым стоял командир ПЛ  С-25 капитан 2 ранга Пеккер Иосиф Яковлевич и читал «Горе от ума» А.С. Грибоедова. Я, вахтенный офицер, командир БЧ-2-3, лейтенант, осматривался вокруг. Туман окутывал горизонт, небо и все остальные корабли. Лишь нечётко виден был силуэт впереди идущего «Сталинца», на котором, возможно, сейчас стоял на такой же вахте мой однокашник Вовка Енин, тоже минёр.

В какой-то момент мне показалось, что силуэт впереди идущей лодки стал более отчётливым и вроде ближе. Через несколько секунд наблюдения убедился, что расстояние сокращается, и доложил командиру. Почти одновременно с этим событием получили с ПЛ  С-24 сигнал прожектором «Червь», что означает «Человек за бортом».

Командир быстро отложил книгу и, оценив ситуацию, высыпал серию команд: – «Так перетак, боевая тревога! Право на борт!» и так далее. По боевой тревоге моё место занял старпом, а я исчез в железном чреве лодки, заняв свой командный пункт в первом отсеке.

По прибытии в Циндао узнали подробности происшествия, которые, к сожалению, значительно стёрло время, так как прошло уже с тех пор пятьдесят лет. На ПЛ  С-24, которой командовал капитан 2 ранга Михаил Казанцев, волнами сорвало с креплений и сбросило за борт один из трапов, закреплённых на своих местах на палубе кормовой надстройки. Командир, конечно, был в расстроенных чувствах. Когда обнаружилось, что и у второго трапа одно из креплений оказалось сорванным, он готов был сам броситься с мостика на кормовую надстройку. Ведь это позор – нечего будет подать на пирс дружественного иностранного государства.

Остановил командира Володя Енин, который в то время находился на мостике в роли вахтенного офицера. С разрешения командира он спустился на кормовую надстройку, уверенный в своих силах, так как был хорошим спортсменом-гимнастом. Но море не прощает к себе небрежного отношения. Очередная волна смыла его с палубы. Казанцев отреагировал мгновенно: застопорил дизеля и дал ход моторами полный назад, а потом застопорил ход. В той ситуации это было самое правильное решение. Если бы он стал выполнять классический маневр по спасению человека, упавшего за борт, и стал бы описывать циркуляцию на переднем ходу, то Володю потеряли бы из вида, так как диаметр циркуляции подводной лодки около трёх кабельтовых (более 500 метров). На таком расстоянии при волнении моря и в тумане человека на воде не видно.

Командир и сигнальщик не потеряли Володю из поля зрения и спасли живым и невредимым. Ему бросили спасательный круг и пеньковый трос. Но Володя не потерял присутствия духа и был совершенно уверен в себе. Он привязал трос к спасательному кругу и стал подавать рукой знаки, чтобы трос выбирали. Он самостоятельно подплыл к подводной лодке, и его подняли на борт. Потом он рассказывал, что старался не потерять спасательный круг, поскольку жалел корабельное имущество. А о себе он не думал.

Однако потеря всё-таки была. При падении Енина ремешок бинокля зацепился за надстройку и оборвался. Бинокль полетел в море. Жаль его, конечно, но все решили, что это был неизбежный дар богу морей Нептуну за чудесное спасение Володи Енина, который, можно сказать, родился второй раз. Нептун смилостивился над нами и на подходе к Шаньдуньскому полуострову в Жёлтом море подарил нам полный штиль.

На торжественном обеде (чифане), данном китайской стороной в честь прибытия советских кораблей, на котором присутствовали все члены экипажей, кроме вахты, командир ВМБ Циндао провозгласил тост за героических советских товарищей (сулен тунжа). Отдельно он отметил счастливое спасение Володи Енина, которого назвал героем. После этого все подходили к Володе Енину с полными бокалами, поздравляли и чёкались с ним, а он стоял с удивлённым и смущённым видом.

Санкт-Петербург

2006 год