Владилен Лаврентьев прожил интересную жизнь, полную перемен в службе, в работе и в семейной жизни. Он интересно и откровенно рассказывает о пережитом.

Описывая ужасы ленинградской блокады во время войны, он не стесняется говорить о том, чего многие в своих описаниях избегают. Страшные картины голода, лишений и гибели людей изложены им с предельной правдивостью.

В период пребывания в Подготии и в высшем училище он ничем не выделялся, учился и служил нормально, но был своим парнем среди курсантов. С ним дружили многие ребята, ценя в нём спокойствие, рассудительность и надёжность в дружбе и службе. Истинную дружбу они пронесли через всю жизнь.

Офицерскую службу он прошёл достойно, занимаясь несколько лет боевым тралением. Будучи командиром БЧ-2-3 на рейдовом тральщике, вытралил много мин и лично, рискуя жизнью, подорвал три мины. Противоминную тральную работу не оценили по достоинству до сих пор. Только в 2000 году Владилен награждён знаком «За боевое траление».

Он стал командиром корабля и капитаном 3 ранга, но в 1960 году тральные силы сократили, а офицеров отправили в запас. Он быстро освоился в гражданской жизни, закончил институт и стал инженером. Разрабатывал в НИИ системы связи подводных лодок, занимался партийной работой в институте и на судах загранплавания.

В.М. Лаврентьев побывал во многих зарубежных странах и накопил множество наблюдений о жизни и быте разных народов. Он кратко рассказывает о своих впечатлениях от пребывания за границей в публикуемых ниже воспоминаниях.

Владилен Лаврентьев

Автобиографический очерк

FESTINA LENTE

(латинское изречение)

Влияние исторических событий

Прежде чем приступить к повествованию, я хочу напомнить о некоторых исторических событиях, которые непосредственно повлияли на жизни многих людей.

Октябрьская революция. Если бы она не произошла, то вряд ли пересеклись жизненные пути моей матери Лаврентьевой Марии Васильевны и моего отца Лаврентьева Максима Евдокимовича. По своему происхождению и убеждениям они были антиподы. Очевидно, их брак был больше по расчёту.

Мать из мещан, интеллигентов, людей среднего достатка. Отец – из крестьян, причём из очень бедных слоёв. Мать получила отличное гимназическое образование. Отец окончил всего четыре класса церковно-приходской школы. Судьба свела их вместе в 1924 году, когда мать преподавала в младших классах одной из школ Кронштадта, а отец был шефом этой школы от экипажа машинной группы линкора «Парижская коммуна» (позднее – «Севастополь»).

Этот «семейный тандем» позволил матери избежать преследований со стороны советских властей, а отец получил возможность повышать свою грамотность, имея «домашнего учителя». У отца было очень большое стремление к самообразованию, и в этом он достиг определённых успехов. Мать была глубоко религиозным человеком, тайно посещала церковь. Свою приверженность к религии никому не показывала, боялась навредить партийной карьере отца.

В 1910 году отца, тогда 14-летнего мальчишку, привозили в Петербург на заработки из Тверской губернии. По знакомству его устроили на учёбу в портновскую мастерскую. Однако портным он не стал. Перед 1-ой мировой войной он работал разнорабочим на судоверфях Балтийского завода, где строились линкоры «Петропавловск» и «Севастополь». С началом войны отец уходит добровольцем на фронт. Он попал служить в артиллерию. Был телефонистом на батарее трёхдюймовых орудий, которая воевала в Галиции. Участвовал в Брусиловском прорыве в 1916 году. За проявленную храбрость и мужество на фронте отца произвели в унтер-офицеры и наградили Георгиевским крестом IV степени.

На фронте, как многие тысячи солдат, попал под влияние большевиков, которые «раскачивали трон», обещали закончить войну и раздать помещичью землю крестьянам. После октября 1917 года был «сочувствующим», а в марте 1919 года вступил в ряды РКП(б).

В декабре 1937 года был арестован по ложному доносу и находился в «Крестах» под следствием девять месяцев. В августе 1938 года его освободили, сняв все обвинения в антисоветской пропаганде и сокрытия своего, якобы дворянского, происхождения. В течение полутора лет отец добился полной реабилитации, восстановления в партии и выплаты за девятимесячный «вынужденный» прогул.

Помню, на эти деньги он купил велосипед. Наличие велосипеда в семье в то время было большой редкостью. Арест не повлиял на убеждения отца. Он искренне верил в правильность ленинских идей и был настоящим коммунистом. Во время Великой Отечественной войны в сентябре 1941 года отца, снятого с воинского учёта по болезни, призывают на службу в армию. Он служит старшим политруком (старший лейтенант) в госпитале, который размещался в помещении Ленинградского университета.

В 1944 году его демобилизовали по болезни в звании капитана. Значительную часть своей трудовой деятельности отец находился на административно-партийной работе среднего звена. В 1956 году он вышел на пенсию по возрасту. В 1973 году отец умер от рака. Похоронен на кладбище в городе Павловске.

Мать всю свою жизнь посвятила бухгалтерскому делу. Умерла в 1960 году от инсульта и похоронена на Богословском кладбище.

С пелёнок меня растила бабушка Лаврентьева Лукерья Лаврентьевна, мать моего отца. Родилась она в 1875 году. В молодости она батрачила на господ, работала прислугой у богатых людей. Ну а с моим рождением ей поручили моё воспитание.

Я рос тихим, спокойным ребёнком, не озорничал и слушался старших. До войны я окончил три класса. Учился на «отлично». Каждый год мне вручали похвальные грамоты с портретами вождей Ленина и Сталина. Как все дети того времени был октябрёнком, пионером, а в мае 1944 года (в эвакуации) вступил в комсомол.

Начало войны

22 июня 1941 года стояла тёплая, солнечная погода. Было воскресенье. И вдруг – сообщение по радио о нападении фашисткой Германии на Советский Союз. От этого сообщения у взрослых помрачнели и вытянулись лица.

И только мальчишки обрадовались: вот, наконец-то, они увидят настоящую войну. Кто мог подумать, что через три-четыре месяца многих из них не будет в живых. В небе над Ленинградом стали появляться немецкие самолёты-разведчики, которые проводили аэрофотосъёмку.

Мужчины, кто по повесткам, а кто – добровольно, стали собираться на сборных пунктах. Ближайший к нам сборный пункт находился в парке Лесотехнической академии. Кругом крики, плач, слёзы расставания. У мужчин отбирали документы: паспорта, военные билеты, формировали роты и направляли в части. Проводилась всеобщая мобилизация. Немецкая авиация стала бомбить город. Появились первые разрушения и первые жертвы. Их я увидел в конце июня 1941 года, когда бомба попала в детские ясли, которые находились на углу проспекта Карла Маркса и Земледельческой улицы.

В магазинах с прилавков стали исчезать продукты. Кто был пошустрее, стал запасаться мукой, крупами, подсолнечным маслом, спичками, солью. Власти призывали население не паниковать и заниматься своими обычными делами. Кто сеял панику, того арестовывали. Эти люди навсегда исчезали. Но основная масса горожан беспечно наблюдала за приближением немецких войск к Ленинграду.

Налёты немецкой авиации стали чаще и продолжительнее. В один из таких налётов рядом с траншеей («щелью»), где укрывались жители нашего дома, упала 250-килограммовая немецкая бомба и не взорвалась! Нам повезло! Видно, не даром женщины молились... «спаси и сохрани нас, Господи». Видно, он услышал их молитвы.

Ужасы блокады

Люди почувствовали опасность только тогда, когда сгорели Бадаевские продовольственные склады с трёхмесячным запасом продовольствия для ленинградцев. Началась массовая эвакуация людей из города, которая продолжалась до 8 сентября 1941 года – начала 900-дневной блокады. Резко была снижена норма выдачи продуктов по продовольственным карточкам. Впереди горожан ожидала голодная холодная и страшная зима.

В декабре 1941 года продовольственные нормы ещё более снижают. Кроме хлеба, ничего из продуктов не выдают. Зимой 1941 – 1942 годов были следующие нормы хлеба в день: рабочие – 250 г, служащие, иждивенцы и дети – 125 г. Мы на троих получали 375 г хлеба (отец был призван в армию). ЛЮДИ! ПОТОМКИ! Вдумайтесь в эти страшные цифры!

В хлеб при выпечке, кроме муки, клали жмых, отруби, рисовую лузгу.

Начался поголовный мор людей. В зиму 1941 – 1942 годов наступил пик смертности горожан от голода и холода. Морозы достигали минус 40ºС. Чтобы выжить, люди ели всё, что можно было съесть. Сначала отловили всех кошек, собак и голубей. Варили студень из столярного клея. Из кожаных ремней варили суп, а сами ремни жарили на олифе, если у кого она была.

Люди ходили на заснеженные поля совхоза «Ручьи», в район Гражданки и Муринского ручья, и выдалбливали из мёрзлой земли капустные кочерыжки. Многие так и остались лежать там на полях. На Бадаевских складах во время пожара, когда плавился сахар, он пропитал землю на некоторую глубину. Люди брали землю, заливали её водой, отстаивали и пили.

Нередки были случаи людоедства. На улицах можно было видеть раздетые трупы с вырезанными частями тела, а также разрубленные человеческие тела. Известен такой случай, когда мать троих детей лишила жизни одного из них, чтобы могли выжить двое других и она сама. Можно ли её осуждать? Если бы она этого не сделала, то вымерла бы вся семья.

Жизнь не стоила и ломаного гроша. На моих глазах был убит человек только за то, что он схватил буханку хлеба, выпавшую из саней и стал жадно её есть, а потом побежал. Охранник, который сопровождал груз, после нескольких окриков «стой» выстрелил из винтовки и убил человека, подобрал буханку, сел в сани и они поехали дальше.

Однако в Ленинграде были люди, которые не испытывали ни голода, ни холода и не знали, что такое карточная система. Работали и жили они в Смольном, где было светло, тепло и уютно. Это было партийное руководство во главе со Ждановым. А партийные чиновники рангом пониже получали дополнительные пайки на свои семьи.

В суровую блокадную зиму город приобрёл страшный вид. Полное безлюдье на улицах. Кругом разрушенные здания. В центре огромные снежные сугробы, брошенный общественный транспорт. Кругом замерзлые трупы людей на тротуарах, в подворотнях. Изредка проедет машина доверху нагруженная трупами. Это спецкоманда везёт их, чтобы похоронить в братской могиле. На кладбищах города и в районе Пискаревки слышны взрывы. Это подрывники готовят рвы для захоронения умерших ленинградцев. Сейчас это мемориальное кладбище, где в братских могилах лежат 475 тысяч горожан, умерших в блокадную зиму 1941 – 1942 годов.

По уточнённым последним данным в блокаду умерло полтора миллиона. человек. Кто виноват в такой чудовищной трагедии? Я думаю, что оба тоталитарных режима – гитлеровский и сталинский. Я помню, как перед войной партийные власти убеждали население, что немцы – наши лучшие друзья, и они никогда не нападут на нас. В сорок первом году Гитлер перехитрил Сталина. А во время войны людей сплачивала и мобилизовала не преданность идеям марксизма-ленинизма, а стремление выжить и выстоять в этой войне, но не путём позорной сдачи города немцам, а путём героизма русского народа. Сейчас это звучит пафосно, но это было так на самом деле.

Город готовился к ведению уличных боёв. На окраинах города, особенно с юга, и в центре были созданы укреплённые точки, готовые отразить штурм врага. Например, в известном всем Елисеевском магазине на Невском проспекте огромные окна были заложены песком, а из амбразур торчали пулемёты. На Неве стояли корабли, которые зенитным огнём отгоняли фашистские самолёты. Орудия главного калибра вели артиллерийские дуэли с немецкими батареями, которые обстреливали город с южных направлений.

В городе отключили подачу холодной и горячей воды, отключили электроэнергию. Воду брали из ближайших водоёмов, таяли снег. Люди, живущие в центре, ходили к Неве, а мы брали воду из пруда, который находился в парке Лесотехнической академии.

Люди месяцами не мылись, завшивели. Чтобы как-то согреться, в домах устанавливали «буржуйки» и топили их мебелью, книгами, паркетом. Спать ложились рано, чтобы поменьше двигаться и сберечь силы на следующий день. Ночью иногда слышалась стрельба. Это морские патрули охотились за немецкими диверсантами-ракетчиками, которые наводили на цель самолёты противника. В ленинградском небе висели десятки аэростатов заграждения, которые по наивному мнению наших спецов могли защитить город от немецкой авиации. Высота подъёма их была до 500 метров, немцы же бомбили Ленинград с высоты 2÷3 километров.

Наша семья также понесла утрату в блокадную зиму. Чтобы спастись от холода, мама, бабушка и я спали в одной кровати под одним одеялом. Меня клали посередине, чтобы согреть своими телами. Однажды утром бабушка не проснулась. Мама пощупала пульс. Она была мертва. Это произошло в феврале 1942 года. Тело её обернули простынёй и передали спецкоманде на захоронение. Бабушку похоронили в братской могиле на Богославском кладбище.

Наконец, наступила долгожданная весна 1942 года. Она принесла ленинградцам прибавку к продовольственному пайку, увеличили норму хлеба на человека. С приходом весны появились новые хлопоты. Стал таять снег, оголяя то здесь, то там тела умерших. С наступлением тепла пришёл зловонный запах разлагающихся трупов. Появилась опасность появления различных эпидемий. Но этого, к счастью, не произошло.

Первая травка дала ленинградцам витамины, так необходимые для истощённых людей. Особенно большим спросом пользовались крапива и лебеда. Из них варили суп, делали котлеты, пекли оладьи. Народ занялся посевами овощей. Даже в центре города, на Сенатской площади на цветочных клумбах выращивали овощи. В июле 1942 года мы сорвали первый огурец. Вот радости-то было!

Летом 1942 года немцы изменили тактику ведения войны под Ленинградом. Они уменьшили количество налётов своей авиации на город, но зато увеличили число артобстрелов, которые по своему воздействию на психику человека были эффективнее бомбёжек. Но это уже не смогло подействовать на ленинградцев, которые остались живы после блокадной зимы 1941 – 1942 годов.

Особенно тяжёлые потери были среди детей. До войны в моём классе было 27 человек. После блокадной зимы, когда в мае вновь возобновились занятия, в школе собралось всего семь человек. Среди них была и Галина Зыбина, будущая олимпийская чемпионка, а в последствии жена нашего однокурсника Юрия Фёдорова, известного судомоделиста, а затем командира крейсера «Аврора».

Из моей памяти никогда не сотрётся то, что пришлось пережить. О блокаде написано много книг, много выпущено кинофильмов. Но в них мало правды.

Голод, который был страшнее немецких бомбёжек и артобстрелов, правдиво описать невозможно. Голод – это подсознательное чувство, независимое от воли и разума человека, которое можно снять только принятием пищи. А пищи, которая бы утолила голод, не было месяцами. Для человека – это бессонные ночи, непрекращающиеся боли в области живота, тяжесть во всём теле, голодные обмороки и желание есть, есть и есть.

Когда блокадники, пережившие блокадную зиму, переправлялись по «дороге жизни» на «большую землю», им выдавали продовольственный паёк на несколько дней. Нередко были случаи, что люди поедали его сразу и гибли от заворота кишок. Тогда это было проблемой для ленинградцев.

Нас с мамой эвакуировали в октябре 1942 года. Её состояние было очень тяжёлым, и я боялся за её жизнь. Нас по железной дороге довезли до Борисовой Гривы, где мы пересели на буксир и переправились на «большую землю». На станции Лаврово эвакуированных посадили в «теплушки» (это железнодорожные вагоны для перевозки различных грузов, не пассажирские) и повезли вглубь страны.

В эвакуации находились до августа 1945 года сначала в Улан-Удэ, а затем – в Воронежской области. К этому времени я окончил 4-й, 5-й и 6-й классы.

После войны у мальчишек того времени было одно занятие – поиск различного оружия, снарядов и патронов. Мы на поездах ездили на Карельский перешеек, где проходила линия Маннергейма, лазили по разрушенным дотам и находили там много интересного.

Готовлюсь стать морским офицером

После 8-го класса я стал задумываться о своей дальнейшей судьбе. У меня, как и у многих мальчишек нашего класса, появилось желание стать моряком. Отец, бывший моряк, был против моей морской службы. Мама же, напротив, грезила увидеть меня морским офицером. В 1947 году сдал вступительные экзамены, прошёл по конкурсу и был зачислен на второй курс Ленинградского военно-морского подготовительного училища.

В училище я подружился с Эриком Головановым (он же Рулле) и Вилей Сазоновым. Наша дружба продолжается и сейчас. Все годы учёбы также был дружен с Олегом Степановым, Сашей Пендюриным, Володей Брыскиным (занятия радиолюбительством).

Из подготского периода часто вспоминаю «оморячивание» на шхуне «Учёба» – поход до острова Лавенсаари и обратно. После него у отдельных подготов отпало желание стать моряком.

Учился я средне, ниже своих способностей. Всегда испытывал тягу к технике.

ЛВМПУ, 1949 год.

Уже «оморячившийся» подгот Лаврентьев

Батуми, лето 1950 года.

Учебный корабль «Волга», на котором мы проходили штурманскую практику

1-е Балтийское ВВМУ, 1951 год.

Владилен Лаврентьев и Эрик Голованов в классе на самоподготовке

На третьем курсе 1-го Балтийского ВВМУ был зачислен на минно-торпедный факультет. После окончания училища получил специальность торпедист-подводник.

На 4-м курсе, будучи помкомвзводом на младшем курсе, был направлен на уборку овощей в совхоз, где простудился и попал а лазарет с острым отитом. Эта болезнь повлияла на мою дальнейшую судьбу. Запись в медкарте «годен только на надводные корабли» навсегда наложила «табу» на мою службу на подводных лодках, о чём, правда, я не очень жалею.

Ленинград, 1953 год.

Лейтенант Лаврентьев Владилен Максимович,

выпускник 1-го Балтийского высшего военно-морского училища

После окончания училища в 1953 году получил назначение командиром БЧ-II-III рейдового тральщика Т-390, 132-го ДРТЩ, 98-й бригады ОВРа Рижской военно-морской базы.

Вместе со мной на тот же дивизион был назначен Геннадий Бедяев. Однако он прослужил недолго. За недисциплинированность он был понижен в воинском звании и уволен в запас. Дальнейшая судьба его мне не известна.

Послевоенное боевое траление

Для истории хочу более подробно рассказать о рейдовых тральщиках 50-х – 60-х годов.

Главным конструктором этих кораблей была женщина. Поэтому имели место некоторые конструкторские недоработки, особенно по части быта экипажа. Мореходные качества «стотонников» были низкие. При волне в три балла их уже не выпускали в море. После войны их «наштамповали» большое количество, и на них выпала основная нагрузка послевоенного траления акватории Балтийского моря.

Рейдовый тральщик снимается с якоря для выхода на боевое траление

Привожу основные тактико-технические данные: длина – 40 м; ширина – 5 м; осадка – до двух метров. Экипаж состоял из 33-х человек. Из них 3 офицера: командир корабля, помощник командира, командир БЧ-II-III. Два сверхсрочника – боцман и механик. Артиллерийское вооружение: 2 орудия калибром 45 мм, 2 крупнокалиберных пулемёта ДШК (12,7 мм). Минное вооружение: для постановки брали на борт 10 якорных мин, для борьбы с ПЛ – глубинные бомбы. На корабле отсутствовала РЛС, что значительно усложняло плавание в плохую видимость. На корабле имелась гидроакустическая станция для поиска ПЛ. В качестве движителей использовались три двигателя 3Д12 по 300 л.с. каждый. Крейсерская скорость 14 узлов. Тральное вооружение состояло из контактных тралов типа МТ-3 и ППТ-1, а также неконтактного трала ПЭМТ.

Имея малую осадку, рейдовые тральщики могли быть использованы в качестве десантных кораблей.

При назначении на службу мне повезло. Командиром РТЩ-390 был Маркушин В.Н., его помощником Стригин М.М. – оба выпускника нашего училища (выпуск 1952 года). Началась нелёгкая служба морского офицера, полная неожиданностей и риска. На берегу с семьёй приходилось бывать очень редко. Служба состояла, как бы из трёх частей: первая – ежегодное боевое траление с мая по ноябрь; вторая – частое дежурство корабля в 15 минутной готовности к выходу в море (днём флаг «Рцы», а ночью синий огонь на топе мачты). Третья часть, самая гнусная – служба на берегу, то есть патрулирование по обеспечению порядка в гарнизоне и несение службы на гарнизонной гауптвахте.

Моё участие в боевом тралении подтверждает справка Центрального военно-морского архива № 4680 от 31 марта 1999 года, где сказано, что в 1954 году тральщик «Т-390» находился на боевом тралении 135 суток.

8 мая 1954 года был мой первый выход на боевое траление. Он стал для меня боевым крещением. В теории минного дела я чувствовал себя уверенно, а вот практики не было никакой. Но всё пришло со временем. И к 20 сентября 1954 года, когда мы окончили траление, я уже чувствовал себя опытным моряком.

Собачья должность

В октябре 1954 года меня назначили помощником командира РТЩ «Т-390» (в/ч 90101). Помощник на корабле – это собачья должность. Вечно тобой недовольны. В море помощник – штурман и отвечает за безопасность плавания корабля. А на берегу у него много обязанностей: поддержание порядка и чистоты на корабле, а также внешнего вида экипажа, снабжение корабля всеми видами довольствия, составление меню на каждый день, контроль качества приготовления пищи для экипажа. Такое разнообразие функций говорит о том, что помощник командира должен и в свободное время находиться на корабле. Недаром статья 191 Корабельного устава гласит…» частое оставление корабля помощником командира несовместимо с должным исполнением им своих ответственных обязанностей».

На должности помощника командира РТЩ «Т-390» я находился около двух лет. В июле 1956 года по приказу Главкома ВМФ корабль был направлен в район Новой Земли для испытаний атомного оружия. Тральщик с сокращённым экипажем совершил переход по маршруту: Усть-Двинск – Ленинград – Ладожское озеро – Онежское озеро – Беломорско-Балтийский канал – Белое море – Баренцево море – Новая Земля. Моя должность была сокращена, и я был временно переведён командиром водолазного мотобота «ВМ-84».

В октябре 1956 года 132-й дивизион тральщиков пополнился новыми кораблями, и меня назначили помощником командира РТЩ «Т-654», а в августе 1957 года я стал его командиром. В 1957 году тральщик «Т-654» находился на боевом тралении 23 суток, а в 1958 году – 79 суток. Итого, в соответствии с упомянутой архивной справкой я находился на боевом тралении 237 суток, то есть почти 8 месяцев.

Рискованная работа

Боевое траление – это монотонная, утомительная и рискованная работа. Во время службы на тральщиках протралена не одна сотня квадратных миль седой Балтики, начиная от Нарген-Поркаллаудского рубежа, проливы Моонзундского архипелага, Рижский залив, Ирбенский пролив и кончая Вентспилским рейдом.

Каков же результат? Нашим 132 ДРТЩ было вытралено, обезврежено и уничтожено десятки мин, которые были выставлены воюющими сторонами в 1-ю мировую, гражданскую и Великую Отечественную войны. Недаром моряки во время войны называли Балтийское море «суп с клёцками». Здесь попадались немецкие, советские, английские, финские мины. По принципу действия это были контактные и неконтактные мины, оснащённые приборами срочности, кратности и другими хитростями.

Траление, как правило, проводилось комплексно. Сначала район протраливался контактными тралами МТ-3, ППТ-1, а затем неконтактным ПЭМТ-3.

На памяти интересный случай, который произошёл на боевом тралении. Летом 1957 года работали в Ирбенском проливе. Траление производили тралом ППТ-1. После очередного зацепа за грунт стали трал выбирать. В трале оказался якорь от русской мины образца 1908 года. Вдруг в якоре что-то блеснуло на солнце. Подняли его на борт. Когда разгребли ил, который находился в якоре, то обнаружили старинные карманные часы фирмы «Винтер» в серебряном корпусе. Кому они принадлежали, как они оказались в якоре – одному богу известно. Доложили об этом начальству. Командир рижской ВМБ контр-адмирал Г. Головко (младший) вызвал меня к себе с находкой. Оказалось, у него «хобби» – ремонт часов. Через полгода он вернул отремонтированные часы, а я их подарил командиру отделения минёров, который их нашёл и к этому времени демобилизовался. Тайн у седой Балтики ещё много. Разгадывать их предстоит нашим потомкам.

Уничтожение якорных мин производили либо расстрелом их из 45 мм орудия, либо путём подрыва её со шлюпки. Но от расстрела быстро отказались: были случаи, когда при попадании снаряда мина не взрывалась и становилась ещё более опасной.

На моём личном счету три подорванные мины со шлюпки. Трудно передать на бумаге то ощущение, когда на волне с подветренной стороны шлюпка кормой приближается к рогатому чудовищу. Тебе надлежит закрепить на ней подрывной патрон ПП №3 и поджечь бикфордов шнур. Одновременно запускается секундомер. Шлюпка быстро отходит от мины на безопасное расстояние, а находящиеся в ней люди ложатся на дно шлюпки. Зная время горения шнура, начинается томительное ожидание взрыва. И вот, наконец, взрыв!

Морская мина вытралена нашим тральщиком и взорвана 9 мая 1958 года

Гидравлический удар по корпусу шлюпки, в воздухе просвистели осколки. Слава богу, на этот раз, кажется, пронесло! Ну, а если взрыва не последовало? Что тогда? Ожидаем время, равное трёхкратному горению шнура, и вновь подходим к мине для выяснения причин несрабатывания ПП №3.

Такие случаи редко, но бывали. Чаще всего прекращалось горение бикфордова шнура. И всё повторяется снова. Вот когда зашевелятся волосы на голове! Одно неверное движение, одна ошибка и четверо человек, находящиеся в шлюпке, распрощаются со своими жизнями. Риск колоссальный, напряжение достигает предела. Не зря говорят, что минёр ошибается один раз. После такого стресса должно наступить расслабление. А как моряки расслабляются, всем известно.

После долгих мытарств, в 2000 году в Федеральный закон «О ветеранах» было внесено дополнение в статью 3, пункт 2: «...лиц, которые участвовали в боевом тралении в период с 10 мая 1945 года по 31 декабря 1957 года, отнести к ветеранам боевых действий». А отсюда и льготы в соответствии со статьёй 16 того же закона.

Приказом Главкома ВМФ № 124 от 25.04.2000 года я был награждён нагрудным знаком «За боевое траление».

Очередная глупость

Служба на флоте была прервана очередной глупостью Н.С. Хрущёва, который решил сократить Вооружены Силы на один миллион 200 тысяч человек (1960 год).

Под сокращение попали и тральные силы Балтийского флота. По приказу Главкома три наших новых РТЩ были переданы в Военно-морскую базу Свиноуйсце (Польша). Девять офицеров, в том числе и я, оказались не у дел. Через три месяца я был выведен за штат и стал получать только за воинское звание. На эти крохи моя семья существовать не могла. Предлагаемые мне береговые должности меня не устраивали. Видя полную бесперспективность дальнейшей службы, я подал рапорт с просьбой уволить меня в запас из рядов Вооруженных Сил по сокращению штатов. В августе 1960 года я был уволен в звании капитана III ранга с выслугой 11 лет без пенсии.

Советское государство никогда не жаловало демобилизованных офицеров, не имеющих соответствующей выслуги. Пять окладов и выплата ежемесячного пособия в размере воинского звания в течении года. И этим «помощь» государства заканчивалась, хотя каждой семье обещали отдельную квартиру в течение трёх месяцев по месту призыва на военную службу.

Решаю проблемы гражданской жизни

Передо мной встал тривиальный вопрос: «Что делать?» Было несколько вариантов решения этого вопроса. Первый – это уйти в рыболовецкий флот. Здесь морских офицеров ценили. Второй – устроиться на берегу и не утруждать себя дальнейшей учёбой для приобретения гражданской специальности. Многие демобилизованные офицеры пошли по этому пути. Третий – это работа на берегу и одновременная учёба в институте с целью получения звания инженера. Это был трудный, но перспективный путь. Я выбрал его и не ошибся.

Последовал переезд в Ленинград, устройство на работу в НИИ-778 и одновременная учёба в СЗПИ. Моя работа была связана с разработками аппаратуры связи для ПЛ. Подводники знают, что за системы «Глубина» и «Дальность» – это наши разработки. В 1964 году я окончил СЗПИ по специальности «инженер электронной техники» и далее работал над созданием морской связи. В 1965 году меня избирают освобождённым секретарём парткома НИИЭТУ (бывший НИИ-778). После двухгодичного секретарства я снова возвращаюсь в науку.

Но партия не даёт мне работать по специальности. Вызов в райком, и в феврале 1969 года я уже первый помощник капитана (помполит) в Балтийском Морском Пароходстве. Сначала это был пароход «Аскольд», а затем – теплоход «Костромалес».

Пароход «Аскольд» типа «Либерти» Балтийского морского пароходства.

Построен в Портленде (США) в 1944 году

Путешествую в роли помполита

В историческом смысле 70-е годы были периодом холодной войны и крутого застоя тоталитарного режима. Поэтому пребывание «за бугром» было несбыточной мечтой многих советских людей. Несколько слов о работе первого помощника капитана в рейсе. Помполит – это полномочный представитель партии на судне, лицо с неограниченной властью. Он не имел права вмешиваться только в судовождение, хотя к моим советам прислушивались даже в этом вопросе.

Я быстро вошёл в круг своих обязанностей, имея большой опыт в воспитании личного состава и партийной работы. На первого помощника капитана возлагались также обязанности разведывательного характера – информация о перемещении и дислокации кораблей вероятного противника. Об этом регулярно направлялись шифровки в пароходство.

Но главная задача помполита – это идеологическая работа с экипажем в духе преданности партии, поддержание высокого морального духа и дисциплины, обеспечение высокой нравственности экипажа, борьба с такими пороками, как пьянство. Наркотиками тогда, слава богу, не увлекались. Конечно, в жизни всё случалось, но первый помощник капитана – это была должность, необходимая в нашем тоталитарном государстве.

За время работы в БМП я побывал во многих странах: в Бельгии, Великобритании, Голландии, Германии, Польше, Франции, Италии, Испании (в том числе на Канарских островах), Марокко, Тунисе, Алжире, Береге Слоновой Кости, Дагомее, Нигерии, на Маврикии, в Японии, Сингапуре, Гибралтаре.

Теплоход «Костромалес в итальянском порту Пьембино

В этих странах проживают люди с разными менталитетами, не похожими один на другой. Но всех их роднит чувство доброжелательности и любопытства к незнакомому. На нас, советских моряков, они смотрели как на инопланетян. Сейчас, наверно, их взгляды изменились. Все предупреждения партийных органов и инструктажи о готовившихся, якобы, провокациях, нападениях за границей, в действительности не имели места. За время работы в пароходстве было много интересных встреч, экскурсий по историческим местам. Вот некоторые из них.

В 1969 году зашли в Неаполь. Выгрузка судна затянулась, и я с частью экипажа ездил на экскурсию на развалины Помпеи. Город раскопан на 70 %, а 30 % ещё находятся под многометровым слоем пепла. Мы удивлялись размерам катастрофы, которую совершила природа.

Италия, 1969 год. Освобождённая от толстого слоя пепла часть античного города Помпеи. Город был засыпан пеплом при извержении вулкана Везувий в 79 году новой эры

Вдруг услышали русскую речь, и непросто речь, а отборный русский мат. Оглянувшись вокруг, мы увидели группу наших киноартистов, которые тоже были на экскурсии. В это время они находились на съёмках кинофильма «Ватерлоо», который режиссировал С. Бондарчук. А выражались они по поводу отсутствия на развалинах Помпеи продажи пива. У них у всех был изрядно помятый вид после вчерашнего застолья.

Италия, 1969 год.

На развалинах Помпеи сфотографировались с нашими киноартистами, среди которых были Дружников, Самойлов, Юдин

Будучи в Тунисе, я посетил развалины легендарного Карфагена.

Тунис, 1970 год. Механик Силин Н.М. и помполит Лаврентьев В.М. на руинах амфитеатра легендарного Карфагена

Из африканских впечатлений особое место занимает посещение деревни Ганви недалеко от порта Котону (Дагомея, сейчас Бенин). Дома у африканцев из камыша стоят на деревянных сваях посередине лагуны, отделённой от океана песчаной косой. Это своеобразная «африканская Венеция».

Дагомея (Бенин), апрель 1970 года. Деревня Ганви

Такое обособление от окружающего мира вызвано агрессией соседних племён и белых колонизаторов – работорговцев. Развитие общества здесь застыло на уровне каменного века. Основная пища аборигенов сырая рыба и водоросли. В деревне нет школы и электричества. Большинство детей страдают рахитом – большие животы, тоненькие ножки. Жалко на них смотреть. По-видимому, в их пище отсутствуют необходимые витамины.

Дагомея, 1970 год. Памятный снимок с жителями зкзотической деревни Ганви

«Богатые» аборигены, имеющие средство передвижения по воде – пирогу, достигнув материка, производят обмен рыбы на предметы первой необходимости.

Деревня Ганви, 1970 год.

Местный житель отправляется на своей лодке в город, чтобы произвести натуральный обмен товаров

Единственное каменное здание, стоящее на маленьком островке – это дворец вождя племени и тюрьма.

В деревне Ганви в одном доме находятся резиденция вождя племени и тюрьма

Вот два эпизода, которые подтверждают различные мнения практически по одному и тому же нравственному вопросу. Когда мы сошли на берег в порту Котону, то обратили внимание на пальмы, которые росли вдоль береговой черты. Их стволы были избиты пулями, причём следы были свежие. Я спросил у гида: «Что, у вас война?». Он ответил: «Нет, Вам бояться нечего» и рассказал такую историю. За день до нашего прихода здесь состоялась публичная казнь трёх человек. Они совершили убийство и, чтобы скрыть своё преступление, расчленили труп убитого и зарыли. Но голодные собаки всё разрыли и стали поедать человеческие останки. Полиция установила, кто был убит и убийц. Убитым оказался служащий таможни. Муж застал жену с любовником. Тогда жена, её мать (тёща таможенника) и любовник убили его и пытались скрыть своё преступление. Но их задержали и судили судом шариата: приговорили к смертной казни и публично расстреляли. На казни присутствовало несколько тысяч человек. Таковы суровые законы ислама.

А вот совершенно противоположные нравы. В одном европейском порту (уже не помню в каком) трое наших моряков, сменившись с ночной вахты решили отдохнуть на берегу, покупаться в море. Покупавшись, сели за столик под тентом и с удовольствием потягивали пиво. Рядом проходила девушка в купальнике. Они пригласили её за столик. Она согласилась. Стали угощать её пивом, но она отказалась, попросила «пепси». Моряки купили ей «пепси» и долго рассказывали ей о нашей стране. Потом вместе купались, загорали. Через два часа расстались, и моряки вернулись на судно. Через некоторое время к трапу подъехала полицейская машина. Из неё вышли двое полицейских и та девушка, с которой наши купались. Попросили проводить их к капитану. Полицейские объяснили, что наши моряки должны уплатить неустойку этой девушке, поскольку она является профессиональной проституткой. Но так как у моряков денег не оказалось, за них рассчитался капитан.

Впечатлений от моей «одиссеи» много, и в кратком очерке всего не расскажешь.

На судах загранплавания я проработал 4 года. Ушёл из БМП из-за болезни отца.

Нынешние заботы

После увольнения из БМП я вновь вернулся в науку и работал в том же институте, откуда ушёл плавать на судах загранплавания. Работал до достижения пенсионного возраста (май 1990 года).

Сейчас жизненные заботы сводятся, в основном, к обеспечению выживания семьи, состоящей из трёх человек.

В семейном плане я далеко не однолюб. Дважды разведён, один раз овдовел. Сейчас женат в четвёртый раз. По линии потомков и продолжения рода Лаврентьевых дела обстоят нормально. Я надеюсь, что сын и трое внуков пустят хорошие корни нашего генеалогического древа.

На этом я хочу закончить описание своего жизненного пути. 41 год отдан военно-морскому флоту, его оснащению современным оборудованием связи и судовой автоматики.

Можно сказать, что жизнь прожита не зря.

Девизом моей жизни является латинское изречение «FENISTA LENTE», что в переводе означает:

«торопись медленно, не делай наспех».

В. Лаврентьев

Санкт-Петербург,

30 марта 2002 года