Грязнов  Виктор  Васильевич  –  выходец  из  гордого  племени  шахтёров.  Пережил  двухлетнюю  фашистскую  оккупацию  в  Донбассе.

Окончил   ЛВМПУ   и   1-е   Балтийское  ВВМУ  в  1953  году.

Служил  два  года  в  1-м  Учебном  отряде  ВМФ  в  городе  Пинске  в  Белоруссии.  По  болезни  вынужден  был  прервать  службу  на  флоте  и  начать  вновь  определять  своё  место  в  обществе.

Он  прошёл  полный  курс  обучения  в  Московском  государственном  экономическом  институте и  получил  гражданскую  специальность     инженера – экономиста.

Добросовестно  трудился  и  обустраивал  свою  жизнь.  Со  временем  защитил  кандидатскую  диссертацию  по  экономике.  По  новой  специальности  проработал  около  45  лет,  в  том  числе  заместителем  директора  по  научной  работе  крупного  научно-исследовательского  института,  имеющего  непосредственное  отношение  к  внедрению  на  подводных  лодках  атомной  энергетики.  Имеет  почётное  звание  «Заслуженный  экономист  Российской  Федерации».

Ныне  он  советник  по  экономике генерального  директора  НИИХИММАШа.

Виктор  Грязнов

Записки  несостоявшегося  мореплавателя

Вестовые  судьбы

Писать  о  себе  не  собирался.  О  чём  может  поведать  несостоявшийся  моряк?  Кому  это  интересно?  Но  когда  получил  и  прочёл  первую  книгу  воспоминаний  подготов  и  первобалтов,  решил  и  сам  кое  о  чём  написать.  Может  быть,  кто-нибудь  прочитает.

Итак,  что  привело  меня  в  училище?  Пожалуй,  самую  большую  роль  сыграла  война,  которую  я  наблюдал  не  издалека,  так  как  был  в  оккупации.  Бредил  во  сне  и  наяву  тем,  когда  же  сам  пойду  воевать.  В  мечтах  представлял  себя  больше  лётчиком,  чем  моряком,  ибо  моря  я  не  видел.

Все  мои  близкие  родственники  были  участниками  Великой  Отечественной,  некоторые  не  вернулись  с  войны.  Для  меня  они  были  маяками,  которые  помогают  выбрать  правильный  курс.

Мой  старший  брат,  Николай,  накануне  войны  закончил  Военно-морскую  академию  имени  Ворошилова,  куда  был  переведён  из  Ленинградского  политеха.  Он  специализировался  по  минно-торпедной  части.  В  блокадное  время  находился  в  Кронштадте,  затем  в  Таллине,  а  после  войны  получил  перевод  в  Севастополь.

Второй  брат,  Фёдор,  воевал  лётчиком.  Ушёл  на  фронт  в  июле  1941  года  с  третьего  курса  Донецкого  индустриального  института.  В  1943  году  был  тяжело  ранен  в  воздушном  бою,  получил  сильные  ожоги.  После  выздоровления  вернулся  в  свою  лётную  часть  на  должность  начальника  химической  службы  авиационного  полка.  После  войны  продолжил  учёбу  в  институте  и  возобновил  занятия  спортом.  Был  многократным  чемпионом  области  и  общества  «Буревестник»  по  боксу,  а  в  конце  сороковых  годов  завоевал  звание  чемпиона  Украины  в  тяжёлом  весе.  Сожалел,  что  война  лишила  его  возможности  встретиться  на  ринге  со  знаменитым   Королёвым.

Третий  мой  брат,  Владимир,  осенью  1943  года  в  возрасте  семнадцати  лет  ушёл  добровольцем  на  фронт.  Был  пехотинцем.  В  боях  на  подступах  к  Одессе  в  апреле  44-го  погиб  и  похоронен  в  братской  могиле.

Двоюродный  брат,  Леонид,  всю  войну  прошёл  артиллеристом,  получил  несколько  ранений  и  контузий.  После  войны  работал  на  шахте  и  погиб  во  время  аварии.  Воевал  и  погиб  на  фронте  муж  моей  родной  сестры.  Были  фронтовиками  и  другие  родственники.

Родители

Отец  мой,  Василий  Степанович,  рождения  1887  года,  из  крестьян  Курской  губернии.  В  возрасте  десяти  лет  с  родителями  и  их  многочисленными  отпрысками  перебрался  в  Донбасс.  Тогда  многие  искали  для  себя  лучшую  долю.  Всю  жизнь,  когда  не  был  на  войне,  работал  на  шахте  № 5  (позднее  имени  Ленина)  на  подземных  работах. Он  воевал  в  первой  мировой  и  гражданской  войнах.  Имел  дореволюционный  партийный  стаж  и  слыл  защитником  интересов  трудового  народа. Со  слов  матери,  в  последние  годы  жизни  высказывал  неудовлетворение  политикой  властей.  Умер  в  1932  году,  когда  мне  было  два  года.

Мать,  Дарья  Евсеевна,  тоже  из  крестьян.  В  детстве  осталась  без  родителей.  Была  на  попечительстве  у  своего  дяди,  батрачила,  образования  и  какой-либо  профессии  не  получила.  В  двадцатые  годы  закончила  ликбез.  Рано  вышла  замуж.  В  период  гражданской  войны  сопровождала  мужа  в  его  походах,  даже  во  время  беременности  в  1918  году.  В  феврале  1919  года  на  фронте  родила  второго  сына,  который  стал  боксёром  –  тяжеловесом.  Пока  отец  был  жив,  мама  не  работала,  занималась  детьми  и  домашним  хозяйством.  А  после  смерти  отца  пошла  трудиться  на  шахту  разнорабочей  (она  говорила  –  чёрнорабочей).  Было  ей,  конечно,  очень  тяжело  –  на  руках  пятеро  детей  и  престарелая  мать  отца.  В  1941  году  получила  инвалидность  по  труду.

Кое-что  из  детства

Детство,  как  детство,  обычное,  какое  было  до  войны  у  ребят  из  простых  рабочих  семей.  Мы  жили  своей  самостоятельной  жизнью:  гоняли  тряпичный  мяч,  играли  в  чурки,  в  перегонялки  и  в  прятки,  устраивали  борьбу,  лазили  по  деревьям,  проходили  «курсы»  по  плаванию,  причём,  без  инструкторов.  Это  надо  представить  –  купание  в  грязном  пруду  на  мелководье  (по  нашему,  –  в  ставке),  после  которого  все  пацаны  чумазые,  как  шахтёры  после  забоя.  Прошедшим  такие  «курсы»  можно  присваивать  юношеский  разряд.  Но  были  и  «проколы».  Случилось  и  со  мной:  заплыл,  не  рассчитав  сил,  а  на  обратном  пути,  пытаясь  встать  на  грунт  (рано!),  ушёл  с  головой  под  воду  и  пустил  пузыри.  Мой  брат  Володя,  погибший  в  войну  восемнадцатилетним  юношей  под  Одессой,  вытащил  меня  за  волосы  и  подтолкнул  к  берегу.  Спасителю  тогда  едва  исполнилось  двенадцать  лет.  Он  гордился  тем,  что  спас  меня.  Я  же,  конечно,  не  соглашался,  говоря,  что  и  сам  бы  выплыл.

Был  случай  падения  с  высоты.  Это  произошло  в  пионерлагере:  захотел  сорвать  зелёных  сосновых  шишек  покрупнее  и  полез  на  дерево,  на  вершину.  Но  не  удержался,  упал  на  землю  и  потерял  сознание.  В  чувство  меня  привели  в  здравпункте.  Никто  не  знал,  сколько  времени  я  провалялся.  Потом  ходил  к  той  сосне,  искал  зелёную  шишку,  но  на  дерево  не  полез.

В  третьем  классе  произошло  более  серьёзное  событие,  настоящее  ЧП:  случился  у  меня  полный  перелом  бедровой  кости  левой  ноги.  Было  это  в  школе.  Зимой  играли  в  «мала  куча  –  больше  лучше».  Травмированную  ногу  бросилась  лечить  училка.  Полагая,  что  у  меня  вывих,  она  стала  вправлять  её.  Подоспевшие  медики  связали  ногу  с  двумя  палками  и  перекантовали  меня  в  телегу.  По  дороге  в  городскую  больницу  я  спросил  у  дяди – погоняльщика:

–  Теперь  будут  отрезать  ногу?

Он  засмеялся:

–  Срастётся,  скоро  снова  будешь  бегать.

В  больнице  сделали  всё,  как  надо:  эскулапы  забили  в  ногу  две  скобы  и  оставили  меня  на  месяц  в  лежачем  положении  для  сращивания  кости.  Месяца  через  три  я  уже  бегал,  как  и  прежде.  Перелома  в  судьбе  не  произошло.

Оккупация

Когда  началась  война,  нас  в  семье  было  трое:  мама,  брат  Володя  пятнадцати  лет  и  я  –  одиннадцати.  Остальные  уже  вылетели  из  гнезда: один  брат  –  в  Ленинграде,  второй  –  в  городе  Сталино,  а  сестра  со  своим  мужем  в  военном  городке  в  прифронтовой  зоне.  Она  вскоре  вернулась домой  с  годовалой  дочуркой  на  руках. 

В  начале  августа  была  объявлена  эвакуация,  многие   уехали.  Мама  не  решилась:  куда  ехать  с  такой  оравой?  Будь,  что  будет!

Немцы  пришли  в  сентябре.  Боёв  не  наблюдалось  –  наши  отступили  без  боя.  Наступили  тревожные,  голодные  времена.  Было  всякое:  разруха, аресты,  принуждение,  акты  устрашения  и  прочее,  о  чём  не  хочется  вспоминать.  Как  жили?  Как  могли!  Всё,  что  можно  было  продать  –  продали,  вернее  обменяли  у  сельчан  на  продукты.  Сестра  и  брат  подрабатывали.  Жили  надеждой  на  скорое  возвращение  своих.  Они вернулись  только  через  два  года.

Весной  1942  года  прямо  против  нашего  дома,  на  площадке,  где  ранее  располагался  уже  заброшенный  шурф  (ствол  для  сообщения  с  забоем  –  местом  разрабатываемого  угольного  пласта),  немцы  соорудили  большой  деревянный  барак  и  обнесли  его  колючей  проволокой.  Там  устроили  лагерь для  советских  военнопленных.  Функционировал  он  примерно  полгода. Пленных  солдат  изредка  прогуливали  внутри  ограждённой  территории. Входить  с  ними  в  контакт  запрещалось.  Мы  только  наблюдали  это печальное  зрелище.

Постепенно  мы,  советские  люди,  стали  привыкать  к  новым  порядкам. Некоторые  (немногие)  сотрудничали  с  оккупационным  режимом,  другие  были  просто  вынуждены  брать  у  немцев  работу.

Немцы  были  разные.  Народ,  в  большинстве  своём,  их  боялся,  но  не  все.  И  не  всех  боялись.  Немецкие  солдаты  дисциплинированы  и  чинопочитаемы:  если  появлялся  офицер  (редкое  для  меня  наблюдение)  они  вытягивались  в  струнку.  Слышалось:  яволь!  А  в  наш  адрес:  шнель,  шнель!  И  характерное  движение  рук.  Мы,  пацаны,  поспешно  удалялись.  Было  и  хамство:  видел,  как  солдат,  не  обращая  ни  на  кого  внимания,  справлял  малую  нужду  на  улице. 

Режим  был  строгий  до  жестокости.  Однажды  утром  жителям  посёлка  продемонстрировали  ужасное  –  четверых  повешенных  молодых  мужчин.  Их  тела  раскачивались  от  ветра.  Жуткое  впечатление!  Примерно  в  то  же  время  немцы – конвоиры  повели  на  расстрел  мальчишку  лет  двенадцати.  Я  его  знал.  Оказалось,  что  группа  пацанов  в  поисках  съестного  пыталась  по  ошибке  забраться  в  немецкую  канцелярию.  «Диверсантов»  обнаружили,  одного  из  них  схватили  и  через  день-два  расстреляли  в  карьере.  В  подобных  рейдах  я  участвовал  не  один  раз,  однако  судьба  меня  берегла.

Но  бывало  и  другое.  Были  среди  оккупантов  такие,  которые  сочувствовали  населению.  Как-то  на  соседней  улице  расположилась  колонна  грузовых  автомобилей  с  зачехлёнными  кузовами –  транспортные  средства  обеспечения  воинских  и  административных  подразделений  продовольствием.  С  одним  из  водителей,  добрым  и  отзывчивым  немцем  по  имени  Яков,  я  и  мой  друг  Витя  Мешков  подружились.  Мы  помогали  ему  в  уходе  за  машиной,  а  он  подбрасывал  нам  кое-что  из  продуктов.  Продукты  мы  относили  домой. Иногда  он брал  нас  с  собой  в  рейс.  Так  продолжалось  некоторое  время.  Но  потом  случилось!

В  одном  из  рейсов  Яков  высадил  нас  перед  хлебозаводом  –  туда  нельзя!  Когда  он  выехал  с  грузом,  подал  нам  знак  к  посадке.  Мы  на  ходу  подцепились  к  кузову  и  стали  расшнуровывать  брезент,  не  обращая  внимания  на  сигналы,  подаваемые  следовавшим  за  нами  автомобилем.  Раздался  выстрел  из  пистолета,  и  мы  соскочили  с  подножек.  Тёзка  мой  сразу  слинял,  а  я  замешкался.  Когда,  как  мне  казалось,  всё  улеглось,  тоже  направился  восвояси,  но  был  остановлен  здоровенным  немцем  и  зверски  избит.  Тот  урок  я  надолго  запомнил  и  грезил  мечтой  отомстить  обидчику.

Вскоре  мы  с  другом  снова  ввязались  в  авантюру,  которая  могла  иметь  печальные  последствия:  забрались  в  кузов  проезжающего  мимо  автомобиля.  Там  были  какие-то  коробки.  Мы,  опасаясь  обнаружения,  быстро  соскочили,  прихватив  по  одной  упаковке.  В  них,  к  нашему  разочарованию,  оказались  сигареты.  Пришлось  поменять  их  у  торговок  на  нечто  съедобное.

Приближалось  время  освобождения.  Это  было  уже  заметно.  Одна  из  примет  –  возвращение  на  свою  родину  румынских  солдат.  Шли  они  пешком,  небольшими  группами,  без  оружия  и  в  растрёпанной  одежде.  Жалкий  вид!  Чаще  стали  летать  наши  самолёты,  иногда  сбрасывали  бомбы.  Под  одну  нашу  бомбёжку  я  попал.  Впечатление  гнетущее,  давящее.  К  счастью,  обошлось.

В  середине  августа  пропал  мой  брат,  которому  уже  исполнилось  17  лет.  Потом  узнал,  что  он  вместе  со  сверстниками  прятался  в  карьерах  –  была  угроза  угона  в  Германию.  От  меня  это  скрывали.

Фронт  был  уже  близок,  и  немцы,  отступая,  подожгли  на  станции  Никитовка,  что  в  пяти  километрах  от  нашего  посёлка,  продовольственные  склады.  Народ  бросился  спасать  добро.  В  основном  это  были  старики  и  пацаны.  Мы  с  тёзкой  опоздали  к  разбору,  но  всё  же  смогли  вытащить  из  полуобвалившегося  помещения  два  ящика,  как  оказалось,  с  вином,  но  отвоевать  смогли  только  по  пять  бутылок.  Возвращались  домой  в  сумерках  под  артиллерийским  обстрелом.  А  утром  на  нашей  улице  уже  стояли  советские  танки,  и  по  ним  ползала  детвора.  Три  бутылки  вина  были  выпиты  красноармейцами,  а  две  мама  припрятала  –  «для  сыночков».

В  преддверии  судьбы

Снова  пошёл  в  школу,  в  пятый  класс.  Пытался  возражать,  хотел  идти  работать,  но  мама  не  позволила,  сказала:  «Иди,  сынок,  учиться,  так  велел  отец». Поначалу  было  непривычно,  сказывался  двухгодичный  перерыв.  Потом  втянулся,  стало  легче.

Вскоре  пришли  известия:  старшие  братья  живы,  воюют,  муж  сестры  погиб,  а  в  мае  44-го  пришла  похоронка  на  младшего  из  трёх  воевавших  братьев.

В  конце  лета  1944  года  на  побывку  после  лечения  в  госпиталях  приезжали  фронтовики.  Первым  приехал  родной  брат  Федя,  уже  капитан.  При  нём  боевой  пистолет.  Помню,  как  он  учил  меня  с  другом  стрелять.  Мы  выстрелили  по  несколько  раз  и  промахнулись,  но  были  довольны.  Затем  приезжал  Лёня,  двоюродный  брат,  старший  сержант.  На  груди  два  ордена  Славы,  медали,  колодка  цветных  ленточек  –  свидетельства  о  ранениях.  Он  был  уже  представлен  к  награде  третьим  (золотым)  орденом  Славы,  но  возвратясь  в  часть,  получил  взамен  орден  Отечественной  войны. 

Сентябрь  1944  года.  Я  с   братом Леонидом –  фронтовиком,

приехавшим  на  побывку  после  лечения  в  госпитале

Восьмой  класс  я  заканчивал  в  городе  в  пяти  километрах  от  дома,  так  как  в  посёлке  была  только  неполная  средняя  школа.  Ходил  пешком,  трамвай  ещё  не  восстановили.  Зимой  отморозил  себе  щёку,  очень  переживал  –  боялся,  что  останутся  следы.  Прошло!

Горловка  1  мая  1946  года.  Сталин  и  я…(справа)

во  время  первомайской  демонстрации

Весной  1947  года  прослышал,  что  в  Баку  есть  военно-морское  подготовительное  училище,  и  объявлен  набор  на  второй  курс.  Собрал  документы  и  послал  в  Баку.  Затем  в  горвоенкомате  мне  сказали,  что  такое  же  училище  есть  в  Ленинграде.  Послал  и  туда.  Ответы  пришли  из  обоих  училищ  почти  одновременно.  Я  выбрал  Ленинград.

Военкомат  выдал  мне  проездные  документы,  и  я  в  поезде  Кисловодск – Ленинград  отправился  покорять  судьбу.  Ехал  в  плацкартном  вагоне  на  верхней  полке.  Комфорт!  Промежуточный  пункт – Москва,  остановка  часов  на  шесть.  Ринулся  осматривать  Москву.  Я  был  потрясён  увиденным!  Не  красотой  (к  восприятию  красоты  был  ещё  не  готов),  а  грандиозностью  зданий  и  площадей,  их  размерами  и  формами.  Кремль,  здание  напротив  него,  храм  Василия  Блаженного,  Исторический  музей,  дом  дворянского  собрания,  Большой  театр,  дом  Совета  министров.  Такие  высокие!  До  этого  я  не  видел  домов  выше  четырёх  этажей.  Усталый  и  довольный  вернулся  к  месту,  где  брал  старт,  а  поезда  нет.  Поначалу  растерялся,  но  потом  сообразил,  что  надо  идти  на  Ленинградский  вокзал.  Путешествие  продолжилось.

Я  –  подгот

Экзамены  сдал  удачно.  Не  было  препятствий  и  от  мандатной  комиссии,  несмотря  на  компрометирующий  факт  нахождения  в  оккупации.  Итак,  я  принят  на  второй  курс  ЛВМПУ.

Служба  началась  в  подсобном  хозяйстве,  где  нас  разделили  на  группы.  Я  попал  в  бригаду  кормозаготовителей.  Задача:  косить  траву,  ворошить  её  и  сгребать,  а  потом  складывать  под  навес.  Работа,  как  работа.  Я  не  отлынивал  –  не  так  воспитан.  Вспоминается  гроза,  ливень,  а  через  день  –  грибы,  подберёзовики!  Никогда  не  собирал  и  не  пробовал  грибов,  в  Донбассе  они  не  водятся.  Попробовал,  очень  вкусно.  Тогда,  видимо,  во  мне  зародилась  страсть  к  собиранию  грибов.  Позже,  на  гражданке,  за  мной  закрепилась  слава  удачливого  грибника.

По  возвращении  с  сельскохозяйственных  работ  нас,  новобранцев,  распределили  по  классам.  Зачислили  меня  в  232-й,  то  есть  второй  класс  третьей  роты  второго  курса.  В   первой  и  второй  ротах  были  «старослужащие»,  поступившие  в  училище  в  1946  году.  Притеснений  от  них  не  испытывал.  Воровства  я  не  наблюдал,  кроме  одного  случая,  произошедшего  в  самом  начале.  После  отбоя  провинившемуся  устроили  показательную  «тёмную».  Потом  начальство  выясняло,  кто  затеял.  Зачинщиков  не  установили,  да  не  очень  и  хотели.  Того  парня,  помнится,  вскоре  отчислили  из  училища.

Ленинград,  1947  год.

Новоиспечённый  подгот  Грязнов,

по-курсантски  –  «салага»

Какие  мы  были,  подготы?  Конечно,  разные  –  и  по  воспитанию,  и  по  характерам,  и  по  среде,  в  которой  росли.  Я,  например,  был  замкнутым,  не  был  склонен  к  скорой  и  безудержной  дружбе,  душу  свою  сразу  не  раскрывал.  Но  отношения  между  нами  развивались  нормально,  и  в  этом  большая  заслуга  командиров  –  опытных  воспитателей.  Мы  их  любили  и  уважали.  Но  и  у  них  характеры  были  разные.

Вот  наши  ближайшие  командиры  –  два  Ивана,  оба  капитан-лейтенанты.  Один,  Иван  Сергеевич  Щёголев,  стройный,  темпераментный,  вспыльчивый  (под  руку  не  попадайся!).  Второй,  Иван  Иванович  Савельев,  коренастый,  спокойный,  взвешенный.  Я  его  побаивался,  но нравился  он  мне  своей  обстоятельностью.

А  какие  экспромты  они  нам  выдавали!  Вот,  например,  Иван  Сергеевич  перед  строем  произносит:

–  Что  ты  улыбаешься?  Если  ты  глупый,  я  к  Николаю  Угоднику  тебя  пошлю,  а  если  умный  –  на  гауптвахту  посажу!

Или  ещё  такое  перед  экзаменами:

–  Наукам,  которым  вас  обучают,  осталось…(смотрит  на  часы)  считанные  дни!  Разойдись!

А  вот  команда  Савельева  на  утреннем  подъёме:

–  Немедленно  проветрить  помещение!  Воздух  такой,  что  портянка  повиснет  без  гвоздя!

Нам  это  нравилось  –  веселило  и  бодрило.

ЛВМПУ,  1948  год.

Учимся  на  мореплавателей  в  кабинете  морской  практики,  изучаем    компас.

Лица  легко  узнаваемы

Были  у  нас  прекрасные  учителя – предметники. Отмечу  Кричевскую,  учительницу  английского  языка, и Белобородова,  учителя  астрономии,  действительного  члена  Астрономического  общества.  Учитель  биологии  (ботаники)  пытался  привить  нам  творческое  отношение  к  предмету,  критиковал  теорию  Лысенко,  положительно  высказывался  о  генетике,  запрещённой  тогда  науке.  Оживлённо  проходили  уроки  по  курсу  логики,  который  вёл  у  нас  молодой,  но  лысоватый  аспирант  ЛГУ.

Два  года  обучения  в  ЛВМПУ  меня  изменили.  Я,  серый  провинциал,  стал  другим.  Много  читал,  посещал  музеи,  театры.  Особенно  любил  Мариинку,  концертные  залы  филармонии.  Знакомился  с  архитектурными  памятниками  Ленинграда.  Позже  стал  ходить  на  танцевальные  вечера.

Ленинград,  1948  год.  Друзья  –  подготы:  Коля  Попов  и  я, уже  не  «салаги»

После  обязательных  занятий  в  свободное  время  подготы  расслаблялись  в  играх.

Двор  училища,  1948  год.  Схватка  на  бревне  с  Колей  Поповым.  Кто  кого?

Популярными  были  пинг-понг  и  русские  шашки. Я  полюбил  шашки  и  преуспел  в  них.  Постоянными  моими  партнёрами  и  хорошими  шашистами  были  Лёня  Речинский  и  Арвид  Вилуп.

Июль  1948  года.

На  шхуне  «Учёба»  хорошо  «оморячились».  Пришли  в  Выборг  и  встали  у  причала напротив  замка

Арвид  был  уникальным  парнем,  физически  сильным:  он  по  много  раз  приседал  на  одной  ноге,  в  чём  не  было  ему  равных.  Он  был  также  отличным  шахматистом,  единственным,  кто  имел  в  училище  разряд  кандидата  в  мастера.  Прямодушный  и  открытый,  несколько  наивный,  мне  он  был  симпатичен.  К  сожалению,  его  отчислили  с  первого  курса  высшего  училища.

Хорошее  впечатление  сохранилось  от  морских  походов  на  шхуне  «Учёба»,  но  это  уже  отлично  описано  другими  нашими  маринистами.

Учебный  корабль  «Учёба»,  август  1948  года.

Мы  возвращаемся  из  плавания.

Рядом  с  боцманом  Коля  Попов,  Лёня  Каплан  и  я

Комсомольцем  я  был  пассивным.  Меня  однажды  даже  осудили.  Рассматривалось  чьё-то  персональное  дело  и  было  предложено  объявить  строгий  выговор.  Все  «за»,  а  я  «воздержался».  Секретарь  ячейки  долго  допытывался,  почему  я  воздержался,  а  я  сам  не  знал. 

Ленинград,  апрель  1949 года.

Я  уже  одет  по  «моде»

Ленинград,  июнь  1949  года.  Государственный  экзамен по  математике  на  аттестат  зрелости

Высшее  училище

Зачисление  состоялось,  к  занятиям  приступили  после  заслуженного  отпуска.  Теперь  мы  изучали  специальные  предметы.  Воспоминания  туманны.  Ясно  помню  только,  как  капитан  1  ранга  Сутягин  П.Г.  на  экзамене  по  военно-морской  географии  поставил  мне  «отлично»,  не  спрашивая  по  билету,  за  то,  что  я  по  его  заданию  нарисовал  план  норвежского  портового  города  Берген.

Январь  1950  года.  Курсант  высшего  училища  и  спортсмен – разрядник

Яркие  воспоминания  остались  от  морской  практики  на  Черноморском  и  Северном  флотах.  Много  писать  не  стану,  это  уже  сделали  другие.  Но  вот  что  впечатлило.  Во  время  морских  учений  случился  шторм.  Наш  линкор  «Севастополь»,  казалось,  не  подвержен  ему,  но  когда  бросил  якоря,  его  слегка  всё  же  раскачало.  Это  «слегка»  мы  ощутили  только  через  сутки.  Шторм  давно  утих,  а  корабль  всё  раскачивался.  Большинство  курсантов  испытывало  тошноту.

Июль 1950  года.  Концерт  художественной  самодеятельности

на  линейном  корабле  «Севастополь»  в  честь  празднования

Дня  Военно-Морского  Флота

Севастополь,  водная  станция.  Август  1950  года.

Наш  класс  во  время  увольнения 

Линейный  корабль  «Севастополь»,  Август  1950  года.

Купание  личного  состава  – ныряние  с  борта  и  заплыв  вокруг  линкора.  Снимок  сделан  с  ходового  мостика

А  вот  на  Севере  мы  защищались  от  «газовой  атаки»  в  специальном  бункере  на  сопке.  Нам  выдали  противогазы  и  сказали,  что  газ  смертельно  опасный,  но  продержаться  надо  не  менее  получаса.  Мы  не  очень  верили  в  опасность,  однако  никто  не  осмелился  снять  противогаз.  Экзамен  сдали  все.

Во  время  боевого  траления  в  Баренцевом  море  я  приобрёл  новое  увлечение  –  стал  любителем  ловли  рыбы.  Настолько  захватывающей  была  ловля  трески  с  борта  тральщика!

Порядки  в  училище  были  не  очень  строгие,  но  распущенность  не  допускалась.  Расслаблялись  мы  только  в  увольнении.  Время  проводили  по-разному.  Ходили  на  танцы,  отдавая  предпочтение  Мраморному  залу  в  Дворце  культуры  имени  Кирова.  В  то  время  насаждались  бальные  танцы:  па-де-катр,  па-де-патинер,  полонез  и  прочие.  Курсанты  их  танцевали  (зря  что  ли  обучали  в  подготии),  но  любимыми  были  всё  же  танго,  вальс  и  фокстрот.

Иногда  мы  собирались  группами,  чтобы  отметить  какой-либо  праздник,  и  приглашали  девушек.  Предварительно  обсуждали,  сколько  брать  водки,  и  спрашивали  у  авторитета  –  Лёши  Кирносова.  Он  отвечал  однозначно:  «По  бутылке  на  брата!».  После  праздника  хвастались,  кто  сколько  выпил.  Помню,  кто-то  (возможно,  Олег  Шестихин)  сильно  перегнул,  сказав:  «Я  выпил  кило  восемьсот!».  Того,  чтобы  за  это  наказывали,  не  помню.

Олег  Шестихин  был  необычным  человеком.  Он  увлекался  философией,  был  очень  начитан  по  этой  части.  Дома  у  него  были  старейшие  книги  по  древней  и  средневековой  философии.  Мама  у  него  была  замечательная.  Она  воспитала  двоих  сыновей  без  мужа.  Не  знаю,  по  какой  причине  его  не  было.

На  исходе  второго  года  обучения  стали  повышать  строгость  дисциплины.  Это  совпало  с  назначением  на  должность  помощника  начальника  училища  по  строевой  части  капитана  1  ранга  Беккаревича.  Потом  он  был  начальником  штурманского  факультета.  Его  не  любили  и  сочиняли  о  нём  злые  анекдоты.  Был  такой  случай.  Он  сорвал  со  стены  в  гальюне  листок  с  надписью:  «Из  писсуаров  воду  не  пить!».  Вызвал  к  себе  ротного  командира  и  говорит  вполне  серьёзно:

–  Куда  вы  смотрите?!  Ваши  курсанты  из  писсуаров  воду  пьют!

Работали  в  училище  спортивные  секции,  запись  добровольная.  Мне  хотелось  заниматься  лёгкой  атлетикой,  так  как  объективно  имел  все  данные  для  этого,  но  такой  секции  не  было.  Что  делать?  И  тут  Коля  Калашников,  который  уже  занимался  классической  борьбой.  говорит:

–  Слушай,  шахтёр,  приходи  к  нам  в  секцию,  научишься  бросать  противника  через  бедро.  Пригодится!

Я  записался  в  секцию  борьбы  и  стал  осваивать  броски.  Сразу,  однако,  скажу,  что  применять  их  на  практике  не  пришлось. Занимались  мы  увлечённо,  участвовали  в  соревнованиях,  получали  разряды.  Через  два  года  некоторые  «доросли»  до  первого  разряда.  Коля  Калашников  в  их  числе.

 1-е  Балтийское  ВВМУ,  1950  год.

 Занятия  секции  классической  борьбы

Я  же  имел  второй  разряд,  готовился  получить  первый,  но  помешала  неожиданно  возникшая  болезнь.  При  очередном  медицинском  обследовании  в  апреле  1952  года  у  меня  обнаружили  затемнение  в  левом  лёгком  и  упрятали  в  лазарет.  Помню,  там  меня  утешала  нянечка,  приносила  из  дома  настойку  столетника  и  заставляла  пить,  приговаривая:  «Это  полезно  и  поможет  выздоровлению».  Милая  бабуля,  я  помню  тебя!

Дополнительное  обследование  в  базовой  поликлинике  ВМФ  подтвердило  диагноз,  и  меня  поместили  в  1-й  Военно-Морской  госпиталь.

Преодоление

Адмиралтейская  госпиталь,  учреждённая  Государем  Императором  Петром  1  в  1715  году  со  сказанием  от  Его  Величества  при  закладке  оной  громким  голосом:  «Здесь  всякий  изнемождённый  служивый  найдёт  себе  помощь  и  успокоение.  Дай  только  Бог,  чтобы  никогда  многие  не  имели  и  нужды  сюда  быть  привозимы!».

 Это  написано  на  мемориальной  доске,  обнаруженной  мной  в  одном  из  холлов  при  знакомстве  с  лечебным  заведением.

В  палате,  куда  я  попал,  отдыхали  от  службы  шестнадцать  теперь  уже  бывших  моряков.  Лечащим  врачом  у  нас  была  молодая  симпатичная  женщина.  Каждое  утро  она  совершала  обход,  беседовала  со  всеми.  Нам  она  нравилась,  а   некоторые  (наивные!)  сами  хотели  ей  понравиться.  Лечили  меня  целый  месяц,  и  в  итоге  я  был  представлен  на  ВВК.  При  выписке  симпатичная  врачиха  давала  наставления:

–  Если  не  хочешь  болеть,  строго  соблюдай  режим:  на  солнце  не  загорай,  не  пей,  не  кури,  не  …

Болеть  я  не  хотел,  а  чего  хотел,  то  мне  только  снилось.

Ребята  в  это  время  отправлялись  на  практику.  В  основном  опять  на  Север.  Мне  же  предоставили  отпуск.  О  болезни  предпочитал  забыть  и  не  думать.  Забыло  обо  мне  и  начальство,  что  было  кстати.  Оно  не  воспрепятствовало  мне  снова  приступить  к  занятиям  после  отпуска.  Всё  было  хорошо.

Однако,  накануне  нового  1953  года  болезнь  неожиданно  обострилась.  Помню,  мы  с  дружком  провожали  девушку  домой.  Она  жила  на  Васильевском  острове  у  залива,  видимо,  в  том  месте,  где  некогда  стоял  домик  Параши,  невесты  Евгения  –  героя  незабвенной  поэмы  Пушкина.  Настроение  было  лирическое,  мы  даже  пошутили  на  предмет  домика.  И  вдруг  –  удар!  Снова  лазарет,  снова  «Адмиралтейская  госпиталь».

Пролежал в 1-м госпитале три  недели, а  в середине января 1953 года  меня  перевезли  в  Ижору,  в  37-й  Военно-Морской  госпиталь,  специализирующийся  на  лёгочных  заболеваниях.  Лечились  здесь  в  основном  офицеры,  офицерские  жёны  и  их  дети.  Были  также  отставники,  несколько  курсантов  и  старшин – сверхсрочников.

Распорядок  дня  в  госпитале  строго  соблюдался  только  в  пределах  времени,  отведённого  для  процедур  и  лечебных  мероприятий.  Остальное  время  администрацией  не  контролировалось.  Днём  больные  гуляли,  а  по  вечерам  устраивались,  как  могли,  развлекались  и  даже  употребляли,  но  в  меру.  Это,  говорили,  способствует  выздоровлению.  Мне  там  один  опытный  «тубик»  так  и  сказал:

–  Не  думай  о  болезни,  веди  себя,  как  здоровый  мужик.  Нам  всё  можно.  Коньяк,  например,  даже  полезен.

Я  последовал  его  совету  и  стал  поправляться.  Когда  меня  выписали  из  госпиталя,  а  было  это  9  апреля,  я  уже  прочно  стоял  на  пути  полного  выздоровления.  Тем  не  менее  меня  комиссовали,  признали  негодным  к  военной  службе,  и  заключение  ВВК  направили  в  училище.

Прибыл  я  в  училище  ко  всему  готовый.  Представился  начальнику  медсанчасти,  полковнику  медицинской  службы  (фамилию,  к  сожалению,  не  помню).  Воспроизвожу  диалог.  Полковник  говорит:

–  Надо  продолжить  лечение  в  санатории.  Пиши  заявление.

–  О  чём?

–  С  просьбой  выдать  деньги  на  приобретение  путёвки  в санаторий.

–  А  как  писать?

Начальник  медслужбы  удивился:

–  Курсант  высшего  училища,  а  заявление  написать  не  можешь!  Пиши  (диктует):  Начальнику  1-го  Балтийского  ВВМУ  контр-адмиралу  Кузнецову  Константину  Матвеевичу.  (И  далее  текст  заявления).

Написал,  расписался,  поставил  число.  Полковник  взял  заявление,  велел  ждать.  Вернулся  через  полчаса  и  дал  необходимые  указания.  Мне  предстояло  получить  деньги,  а  затем  путёвку  в  штабе  Ленинградского  военного  округа,  который  располагался  в  здании  Главного  Штаба  на  Дворцовой  площади,  знакомой  с  первых  парадов.  Получил  деньги  и  поехал  за  путёвкой.  Разыскал  нужную  комнату,  обратился  к  капитану:

–  Меня  направили  к  вам,  вот  бумага.

Капитан  взял  письмо,  прочитал  и  сказал:

–  Жди.

Возвращается,  даёт  путёвку  и  ведомость:

–  Распишись  в  получении.

Расписался,  взял  путёвку:

–  А  деньги?

–  Какие  деньги?

–  Вот,  мне  дали  на  путёвку.

–  Путёвка  бесплатная.  Поезжай,  лечись.  Будь  здоров!

Возвращаюсь  в  училище,  докладываю  полковнику:

–  Вот,  получил  путёвку  в  Бородинский  санаторий  с  15  апреля.

– Хорошо.  Я  подготовлю  направление,  а  теперь  иди  к  начальнику  училища,  он  тебя  вызывает.

–  А  деньги?

–  Какие  деньги?

–  Ну  те,  которые  мне  дали  на  путёвку?  А  она  бесплатная.

–  Оставь  себе,  пригодятся.

Контр-адмирал  принял  меня  просто,  не  по-военному.  Поинтересовался  здоровьем,  спросил,  желаю  ли  служить.  Затем  сказал:

–  Пришло  заключение  ВВК  о  твоём  комиссовании,  но  я  разрешаю  тебе  сдавать  государственные  экзамены.  Сдашь  –  получишь  звание  и  назначение  в  часть,  а  там  смотри,  как  сложится  служба.  Можешь  и  демобилизоваться.  Тогда  пенсию  по  инвалидности  получишь.

Я  ответил,  что  хочу  служить.  Начальник  училища  сказал,  что  так  и  будет, и  отпустил  меня.  Мне  не  удалось  узнать, кто  за  меня  хлопотал. 

Санаторий  –  хорошо,  но  свобода  лучше

В  санаторий  прибыл  в  указанный  срок,  15  апреля.  Был  принят  и  помещён  в  палату  для  младшего  командного  состава  –  сержантов  и  старшин.  Было  в  палате  восемь  коек.  Ребята  приветливые,  свои  в  доску.  Все  подлежали  увольнению.  Жили  мы  дружно,  но  интересы,  как  потом  оказалось,  были  у  нас  разные. 

Расположен  Бородинский  санаторий  в  прекрасном  месте  Карельского  перешейка,  в  пяти  часах  езды  от  Финляндского  вокзала.  Вокруг  санатория  красивые  озёра,  скальные  берега,  сосны,  замечательная  рыбалка,  хотя  рыбаков  тогда  было  мало.  Одного  видел  с  полутораметровой  щукой.  Впечатляет!  Потом  мне  пришлось  плыть  по  этим  озёрам  на  весельной  лодке,  взирать  на  живописные  берега,  удивляться  тому,  как  могли  расти  великолепные  сосны  прямо  из  гранита.  В  километре  от  санатория  –  железнодорожная  станция.  Рядом  магазины,  торговые  палатки.  Ходили  туда  «заправляться».  Треть  отдыхающих  –  женщины,  много  молодых  офицеров.  Игры,  танцы,  всё  для  отдыха!  Я  увлёкся  преферансом.  Вначале  проигрывал  (пригодились-таки  деньги).  Потом  повысил  класс  игры,  стал  иногда  выигрывать.

Но…  опять  заболел,  в  третий  раз  (бог  любит  троицу).  К  счастью,  на  сей  раз  был  аппендицит.  Это  случилось  накануне  Первомая,  когда  почти  весь  медперсонал  уехал  в  Ленинград.  Операцию  делать  некому.  Дежурный  доктор,  кстати,  мой  лечащий  врач,  добрейшая  женщина,  позвонила  в  Выборг,  в  госпиталь.  Велят  везти  меня  туда,  она  не  соглашается  –  больной  не  перенесёт…

Хирург  всё  же  приехал  под  утро  1  мая.  Быстро  провёл  операцию,  поздравил  с  благополучным  исходом  и  с  праздником.  С  тем  и  уехал,  приказав  информировать  его  по  телефону.  Потом  лечащий  врач  говорила  мне,  что  это  был  главный  хирург  Выборгского  Военно-Морского  госпиталя.  Спасибо  ему!

Бородинский  санаторий, май  1953  года.

На  следующий  день  меня  посетили  две  молоденькие  девушки,  подружки  из  Петрозаводска.  Они  хотели  оказать  мне  помощь  в  выздоровлении.  И  оказали:  мы  много  разговаривали,  гуляли,  любовались  видами  природы,  фотографировались  (у  них  был  фотоаппарат).  Некоторые  снимки  сохранились.  Вот  один  из  них.

 Я  быстро  поправился,  и  меня  потянуло  в  мужскую  компанию,  снова  стал  играть  в  преферанс.  Подружки  протестовали,  иногда  я  уступал,  однако,  возвращался  к  игре.  Одна  из  подруг  была  дочерью  крупного  военачальника,  возможно,  командующего  военным  округом.  Ребята  шутя  или  серьёзно  советовали  мне  «не  упустить  шанс».  Но  мы,  подготы  и  первобалты,  не  меняем  свободу  на  покровительство.    Знакомство  это  не  имело  продолжения.

Между  тем  пришло  время  расставаться  с  санаторием.  Лечащий  врач  настаивала  на  продлении  срока  лечения.  Я  же  с  этим  не  мог  согласиться,  так  как  впереди  государственные  экзамены.  Поэтому  покинул  санаторий  в  срок  –  12  июня.

Государственные  экзамены

Мне  дали  полную  свободу:  постоянную  увольнительную,  освобождение  от  дежурств,  беспрепятственный  проход  через  КПП.  Устроился  жить  у  знакомых,  но  готовился  к  экзаменам  в  училище.  Всё  шло  хорошо,  но  перед  последним  экзаменом  я  сплоховал.  Проработав  накануне  учебный  материал,  отправился  на  Кировские  острова.

И  надо  же  такому  случиться!  –  встретил  там  знакомого  по  санаторию  старшего  лейтенанта,  партнёра  по  игре.  Как  и  положено,  отметили  событие,  да  так  хорошо,  что  опоздали  на  переправу  –  мосты  уже  развели,  пришлось  ждать.  Утром  предполагал  освежить  в  памяти  кое-что  о  знаках  оповещения,  что  обязательно  подлежало  контролю  на  экзамене,  но  не  смог  этого  сделать.  Возникла  ситуация,  которую  помог  разрешить  наш  взводный  –  старшина  класса  Виктор  Хмарский.  Помню,  как  он,  обстоятельный  и  безупречный,  посмотрел  на  меня  с  укором.

Всё  урегулировалось.

Город  Пинск.  Учебный  отряд

Я  получил  назначение  в  1-й  учебный  отряд  ВМФ,  располагавшийся  тогда  в  городе  Пинске.  Учреждён  он  был  на  базе  одного  из  расформированных  соединений  Днепровской  военной  флотилии  на  реках  Пина  и  Припять.  Нас,  первобалтов,  прибыло  сюда  пятеро  со  следующими  назначениями:

–  Анатолий  Балаухин  на  должность  в  управление  отряда,

–  Леонид  Изотов  –  преподавателем  в  школу  радиотелеграфистов,

–  Николай  Лапцевич  –  преподавателем  в  школу  комендоров,

–  Сталий  Филь  –   преподавателем  в  школу  комендоров,

– Виктор  Грязнов  –  офицером  по  учебному  оборудованию  школы  комендоров.

Непосредственным  моим  начальником  был  заместитель командира  школы  по  учебной  части  подполковник  Шаповалов  –  добрый  человек,  уже  предельного  для  службы  возраста.  Управленец  со  стажем,  он  «съел  собаку»  в  деле  составления  приказов,  планов,  графиков,  отчётов,  докладных  записок   и  прочих  документов.  Любил  править  бумаги.  Подготовлю  текст  документа,  он  его  обязательно  поправит.  Случалось,  не  раз  исправит  заготовку  и  вернётся  к  первоначальному  варианту.  Но,  возвращая  текст,  всегда  скажет:  «Вот  как  надо  составлять  документы!».  Это  чудачество  ему  прощали.

Командиром  школы  был  Николай  Николаевич  Жук,  опытный  и  энергичный  службист.  Он  заботился  об  имидже  школы  и  много  делал  для  укрепления  её  материальной  базы  и  благоустройства.  Был  крут,  возражений  не  терпел.

Обязанностей  у  офицера  по  учебному  оборудованию  было  много.  Одна  из  них  –  распределение  спирта  для  технических  нужд.  Я  выполнял  расчёты  его  потребности,  делал  заявки,  утверждал  разнарядки  и  так  далее.  Спирт  был  ректифицированный,  высокого  качества. Что  характерно,  его  очень  любили  медработники,  просили  в  долг,  но  возвращали  (если  возвращали)  только  медицинский,  как  оказалось,  худшего  качества  (на  вкус!).

Город  Пинск,  1954  год.

От  службы  не  отказывался…

Любые  вводные  воспринимал всегда  с  улыбкой

Сам  я  спирт  не  употреблял,  но  однажды  был  привлечён.  Начальник  полигона,  формально  –  мой  подчинённый,  старший  лейтенант  Рэм  Серебряков  предложил  задержаться  после  службы  накануне  выходного  дня.  Мы  попробовали,  потом  ещё.  В  результате  я  пришёл  домой  уже  в  потёмках.  Утром  проснулся  –  голова  ясная,  но  жажда  мучит.  Попил  воды  и  снова  опьянел.  И  так  до  понедельника.  Выходной  пропал!

На  исходе  первого  года  службы  мне  был  преподан  урок  бдительности,  который  мы  не  проходили  в  училище.  Необходимо  было  привезти  в  отряд  доставленную  на  станцию  артустановку.  Взял  грузовой  авто  с  четырьмя  матросами  в  кузове  и  отправился  по  адресу.  Установку  загрузили  и,  пока  я  оформлял  бумаги,  матросики  «сообразили»  на  четверых  две  бутылки.  Последствия  обнаружили  на  КПП,  доложили  командиру.  Реакция  была  незамедлительной  –  десять  суток  домашнего  ареста  (с  пребыванием  в  части  от  подъёма  до  отбоя!).  Справедливо.

Тут-то  я  вспомнил,  что  капитан  2  ранга  Царьков,  старший  преподаватель  школы,  милейший  человек,  предупреждал  меня  и  советовал  не  проявлять  слабости,  быть  построже  с  новослужащими,  хотя  сам  был  не  очень  строг.  Теперь  до  меня  дошло.

Однако,  счёл  излишними  последующие  воспитательные  меры  –  проработку  на  бюро  ВЛКСМ,  где  в  итоге  мне  вынесли  строгий  выговор,  поэтому  покинул  зал  заседаний  демонстративно.  Репрессивных  мер  не  последовало.  Командир  вызвал  меня  к  себе  и  в  присутствии  замполита,  капитана  2  ранга  Краснова,  в  доверительном  тоне  побеседовал  со  мной.  Посоветовал  быть  всё  же  более  целеустремлённым  в  службе.

Пинск,  1955  год.  Тренировки  матросов  в  артиллерийской  школе 

В  личном  плане  жизнь  сложилась  нормально.  Все  условия  для  этого  в  городе  были:  Русский  драмтеатр,  замечательный  дом  офицеров,  хорошие  речные  пляжи,  парк  отдыха,  ресторан  с  приличной  кухней.  Молодых  офицеров  было  много  –  моряков  и  лётчиков,  в  основном  холостяков,  каковыми  были  также  Лёня  Изотов  и  я.  С  местной  молодёжью  не  дружили,  случались  иногда  конфликты.

Как-то  нас,  четверых  лейтенантов,  встретила  на  выходе  из  парка  группа  молодых  людей,  примерно  18  человек.  Ребята  были  вооружены  –  кто  палкой,  кто  камнями.  Начали  нас  теснить.  Что  делать?  –  постепенно  отступали.  Но  когда  поравнялись  с  домом,  в  котором  Изотов  снимал  комнату,  он,  вооружившись  палашом,  пошёл  на  противника  в  атаку.  Пацаны  сразу  разбежались.

Ай  да  Лёня!  А  ведь  был  признан  медкомиссией  негодным  к  корабельной  службе.  Ещё  раз  нам  ставили  его  в  пример,  когда  засекли  в  станционном  буфете  с  рюмкой  водки.  Начальник  политотдела  капитан  1  ранга  Трофимов  доложил  на  офицерском  собрании:

–  Вот,  например,  лейтенант  Изотов  –  больной  человек,  а  водку  стаканами  хлещет!

Каперанг  Трофимов  был  добродушным  руководителем  и  любил  поучать  офицеров  в  таком,  например,  духе:

–  Надо  массы  мобилизовать,  организовать  –  и  вот  вам  результат!

Мне,  однако,  надо  было  определиться,  что  же  дальше?  Прослужил  в  отряде  уже  два  года,  дважды  отдыхал  в  санаториях,  ухудшения  здоровья  не  наблюдается,  но  всё  же…  Вспомнил  слова  опытного  военного,  полковника,  начальника  кафедры  Военного  института  иностранных  языков.  С  его  сыном  я  лечился  в  37-м  госпитале.  Он  говорил:  «Чтобы  служить,  надо  иметь  крепкое  здоровье!».

Поэтому,  когда  мне  предложили  пройти  медицинское  обследование,  я  был  готов  оставить  службу  и  согласился  на  комиссование.  Теперь  меня  уже  в  третий  раз  признали  негодным  к  военной  службе  в  мирное  время.  Материалы  отправили  в  Москву.  В  начале  1956  года приказом  Главкома  ВМФ  я  был  уволен.

При  сдаче  дел  случилось  недоразумение  –  нехватило  несколько  метров  ленты  учебного  фильма  с  грифом  «Секретно»,  хранившегося  в  сейфе  под  моей  печатью.  Откровенно  говоря,  я  никогда  не  проверял  метраж,  хотя  согласно  инструкции  это  надо  делать  каждый  раз  перед  выдачей  фильма  в  прокат  и  после  него.  Делом  заинтересовались  особисты,  вызвали  к  себе.  К  счастью,  всё  благополучно  разрешилось:  начальник  секретной  части  обнаружил  акт  четырёхлетней  давности  о  порче  и  списании  недостающих  метров.

Так  закончилась  моя  служба  на  флоте.  Были  ещё  проводы.

Москва.  МГЭИ

Выбрал  я  специальность  экономиста  и  решил  поступить  в  Московский  государственный  экономический  институт.  Прибыл  для  сдачи  экзаменов  в  Москву,  разместился  в  Балчуге.  В  то  время  это  была  посредственная  гостиница,  но  то,  что  надо  –  недорогая  и  близко  расположенная  к  институту.  Экзамены  сдал  легко  и  был  зачислен.

В  институте  училось  немало  бывших  военных,  попавших  под  сокращение,  много  молодых  ребят,  но  девушек  всё  же  было  больше.  Нас,  «бывших»,  быстро  привлекли  к  общественной  работе.  Меня  выбрали  председателем  профбюро  факультета,  а  затем  на  профконференции  в  ноябре  1956  года  –  в  студенческий  профком  института  заместителем  председателя,  через  год  –  председателем.  Так  и  тянул  лямку  до  конца  учёбы.  Правда,  работа  оплачивалась:  полставки  члена  горкома  профсоюза  –  председателю,  полставки  –  бухгалтеру.

Надо  сказать,  работать  было  интересно.  Профком  был  влиятельной  структурой.  Ректор  института,  профессор  Н.С.  Бузулуков,  без  согласия  профсоюзного  комитета  не  принимал  ни  одного  решения  относительно  студентов  по  вопросам  предоставления  общежития,  назначения  стипендий,  оказания  материальной  помощи  из  фонда  института,  отчисления  по  разным  причинам,  распределения  и  назначения  на  работу  и  по  другим  делам.   Кроме  того,  многое  профком  решал  сам:  оказывал  материальную  помощь  из  своего  фонда,  выдавал  путёвки  в  санатории,  дома  отдыха  и  так  далее.

Особой  популярностью  пользовались  путёвки  на  период  зимних  каникул.  Тогда  многие  дома  отдыха  принимали  только  студентов.  Иногда  профком  выдавал  путёвки  детям  преподавателей.  Много  позже  мне  это  припомнили.  На  банкете  по  случаю  защиты  кандидатской  диссертации  профессор  Б.М.  Смехов  объявил,  что  он  недавно  стал  дедушкой,  и  что  я  виновник  этого  события.  Коллеги  удивились  –  как  так?  У  всех  удивлённые  лица.  «Да, – говорит  профессор,  –  виновник!».  Все,  конечно,  решили,  что  я  отец  ребёнка.  Именно  на  такой  эффект   и  рассчитывал   Б. М.  Но  далее   ему  пришлось  пояснить:  «Будучи  председателем  профкома, он  дал  моему  сыну  путёвку  в  дом  отдыха.  Сын  познакомился  там  со  своей  будущей  женой.  А  теперь  вот  –  внучка!».

Здесь  уместно  сказать,  что  сын  уважаемого  профессора  –  это  Вениамин  Смехов,  один  из  ведущих  актёров  театра  «Современник»  времён  Олега  Ефремова,  а  внучка,  Алика  Смехова,  стала  популярной  певицей.  Сейчас,  впрочем,  её  не  слышно.

Институт  наш  славился  своими  развлекательными  вечерами  с  отличными  концертами  и  танцами,  которые  привлекали  молодёжь  со  всей  Москвы.  Попасть  к  нам  на  вечер  было  нелегко,  но  Виктор  Логинов,  бывший  подгот  и  будущий  (в  то  время)  сотрудник  ООН,  однажды  побывал  у  нас  и  даже  танцевал.

Учился  я  хорошо,  получал  только  пятёрки.  На  втором  курсе  стал  Сталинским  (Ленинским)  стипендиатом.  На  втором  же  курсе  меня  приняли  кандидатом  в  члены  КПСС.  Вступать  в  партию  я  не  торопился,  но  мне  напомнили  –  надо!  На  парткоме,  когда  утверждалось  решение  низовой  ячейки,  произошёл  инцидент.  Я  оказался  политически  некорректным  кандидатом:  вместо  «товарищ  Никита  Сергеевич  Хрущёв»  сказал  просто  «Хрущёв».  Поправил  меня  один  из  членов  парткома,  доцент  кафедры  политэкономии.  Разговор  об  этом  развития  не  получил,  так как секретарь парткома, доцент  кафедры  истории  КПСС, Ананьев  В.К.,  сразу  же  предложил  утвердить  решение  первичной  парторганизации.  Приняли.  Тут  же  скажу:  в  партию  я  не  рвался,  но  когда  наступили  её  критические  дни,  заявление  о  выходе  не  писал,  партбилет  не  сдавал,  а  храню  у  себя.

На  втором  курсе  я  женился.  Чувствовал  себя  уже  совсем  здоровым  и  полным  сил.  Женой  моей  стала  девушка  с  красивым  именем  Роза,  сама  под  стать  розе,  только  без  шипов.  Родом  она  из  Московской  области,  из  семьи  отнюдь  не  дворянской,  хотя  носила  фамилию  Салтыкова.  Она  тоже  экономист,  заканчивала  тогда  пятый  курс  МГЭИ.

Москва,  1957  год.

Моя  невеста  Роза  Салтыкова

Свадьбу  устроили  по  студенчески  скромную,  но,  как  оказалось,  она  крепко  связала  нашу  жизнь.

Москва  1958  год. Общежитие  МГЭИ.

Уже  празднуем годовщину  свадьбы.

Жена  находится перед  кадром

Вот  уже  45  лет  мы  неразлучны,  сообща  решаем  все  наши  проблемы,  время  отдыха  проводим  только  вместе.  Сначала  жили  в  общежитии,  пока  не  получили  комнату  в  коммунальной  квартире  на  Пятницкой  улице.  Отдельную  квартиру  заимели  только  после  рождения  дочери,  и  то  не  сразу.  Дочь  тоже  вышла  в  экономисты.  Вот  и  состоялась  династия.

Случайные  встречи  –  дары  судьбы

Организовать  свой  досуг  на  гражданке  конечно  проще,  чем  на  флоте.  В  Москве  тем  более.  Были  бы  деньги  и  время.  Деньги  были,  небольшие,  но  всё  же  хватало  –  запросы  у  нас  скромные.  Со  временем  сложнее.  Мы  посещали  театры,  выставки,  иногда  рестораны.  В  Москве  устраивались  фестивали,  спортивные  мероприятия.  Бывали  и  там.

Удивительно,  но  факт  –  не  раз  случайно  встречал  однокашников.  В  начале  70-х  годов  на  выставке  чешского  стекла  в  манеже  встретил  Лёню  Дашкевича.  Хорошо  поговорили.  В  тот  раз  он  не  сфотографировал  меня. 

А  вот  с  Игорем  Владимировым   встретились  на  хоккее,  и  опять  случайно.  Было  это  в  Лужниках,  во  Дворце  спорта.  Тогда  впервые  наши  хоккеисты  встречались  с  профессионалами,  игроками  из  НХЛ.  И  победили!  Мы  на  радостях  выпили,  а  потом  Игорь  повёз  меня  на  своих  «Жигулях»,  куда  надо.  Хорошо  помню,  на  набережной  под  Крымским  мостом  машину  тормознул  гаишник.  Штрафовать,  однако,  не  стал,  не  проверял  и  на  алкоголь,  хотя  было  заметно.  Просто  поговорил  о  злободневном,  расспросил  про  игру  и  отпустил.  Игорь  тогда  ещё  служил,  кажется,  в  Главном  штабе  флота.  Потом  мы  с  ним  ещё  не  раз  встречались,  в  том  числе  и  на  хоккее.  Он  взял  на  себя  заботу  по  организации  ежегодных  встреч  первобалтов  –  москвичей.  Первая  встреча  была  в  1975  году  в  ресторане  «Славянский  базар».

Случайные  встречи!  Иногда  кажется,  что  они  вовсе  не  случайны,  что  каждую  встречу  дарит  тебе  судьба,  а  ты,  если  можешь,  воспользуйся  ею.  Я  не  всегда  мог.

Расскажу  о  встречах  со  своим  другом  Александром  Ивановичем  Масляницыным.  Впервые  мы  встретились  в  Пинске.  Он  выпускник  Дзержинки,  уже  старший  лейтенант  и  поплавал  на  кораблях  Днепровской  флотилии.  Был  преподавателем  школы  мотористов,  вскоре  стал  каплеем.  Мы  сдружились.  Оба  холостяки,  любители  преферанса,  а  позднее  и  покера.

Был  он  прекрасным  игроком,  поначалу  моим  учителем.  Удивительный  аналитик,  имел  потрясающие  способности  мгновенно  замечать  малейшие  черты,  отличающие  один  предмет  от  другого,  в  данном  случае  –  игральные  карты.  Новая  колода,  у  всех  карт  одинаковые  «рубашки»,  но  он  быстро  просмотрит  их  и  уже  знает,  какая  из  них,  к  примеру,  пиковый  туз,  а  какая  –  семёрка  трефовая.  Мы,  партнёры  по  игре,  пытались  не  предоставлять  ему  возможности  следить  за  картами.  К  его  чести,  он  не  был  склонен  к  шулерству.

После  моей  демобилизации  наши  пути  разошлись,  так  как  он  вскоре  был  переведён  на  Тихоокеанский  флот.  Однако,  судьба  случайно  снова  сводила  нас,  причём,  дважды.  Первый  раз  в  Ленинграде  на  Невском.  Шли  навстречу  друг  другу,  но  по  разным  сторонам  проспекта.  Второй  раз  в  Москве  на  улице  Горького,  и  опять  шли  встречными  курсами  по  разным  сторонам  улицы.  Тогда  он,  москвич  по  рождению,  был  на  пороге  своей  отставки  по  возрасту  и  выслуге  лет.

С  тех  пор  мы  опять  вместе,  дружим  семьями,  жену  его  я  знаю  ещё  по  Пинску.  Это  всё  к  теме  о  случайности  встреч.

А  это  запланированная  встреча,  так  как  она  юбилейная, посвящённая   пятидесятилетию нашего  выпуска  из 1-го  Балтийского  ВВМУ.

Коля  Лапцевич  и  я  на  теплоходе  «Руслан»  во  время  прогулки  по  Неве  12  октября  2003  года

Охота  к  перемене  мест

Несколько  слов  об  отпусках.  Я  сторонник  активного  отдыха.  Путешествие  на  автомобиле  –  вот  моё  хобби!  Селигер,  Валдай,  Волга,  Прибалтика,  Дон,  Карелия  –  знакомые  маршруты.  Карелия  –  особая  песня:  неповторимая  природа,  чудесная  рыбалка,  грибы,  ягоды.  Незабываемые  впечатления!

Однажды  впечатления  усилились  встречей  с  быком!  Поехали  мы  с  приятелем  на  отдых  двумя  машинами,  с  жёнами  и  дочерьми.  Устроились  в  красивом  месте  в  ста  километрах  от  Петрозаводска.  Сначала  ехали  около  шестидесяти  километров  на  Медвежегорск,  затем  влево  почти  столько  же.  Был  июль  1974  года,  погода  отличная.  Хорошо!

И  тут  жена  приятеля,  как  будто  кто  её  ужалил,  стала  настаивать  на  досрочном  отъезде  в  Москву.  Мы  после  грозы  немного  «оттянулись»,  а  она  не  любила,  когда  муж  выпивал.  Постоянно  говорила  ему:  «Сеня,  тебе  нельзя».  Он,  здоровенный  парень,  слушался.  Пришлось  нам  собираться.  Поехали.

После  Петрозаводска,  километрах  в  шестидесяти  к  югу,  справа  красивое  озеро.  Остановились,  мне  понравилось,  и  я  решил  ещё  дня  три  порыбалить.  Поставил  палатку  и  заночевал.  Вот  тут  и  случилось!  Утром  проснулся  –  кто-то  трётся  о  машину.  Взглянул  в  смотровое  окошко  –  бык!  Он,  заметив  мелькание,  ринулся  на  палатку  и  стал  рвать  её  рогами. Что  тут  было!  Жена  и  дочь  забились  в  угол,  а  я  истошно  закричал:  «Да  что  это  такое!!!».  И  бык  отступил…  Я  выбрался  из  палатки,  осмотрелся:  спокойно,  невдалеке  коровье  стадо  –  удаляется.  Палатка  разорвана  в  двух  местах.  Начинаю  успокаиваться.  Включил  транзистор,  слушаю:  «Сегодня  праздник  –  День  Военно-Морского  Флота!».  Решение  созрело  моментально  –  едем  в  Ленинград,  там  брат…

Хорошо  отметили  праздник,  ходили  на  Неву  смотреть  салют  –  родная  стихия.  Провели  в  Питере  ещё  три  дня,  побывали  в  музеях.  Встречался  с  Володей  Муницем,  был  у  него  дома.  Он  весело  жил.  Впечатления  от  поездки  в  Карелию  незабываемые.

Рыбацкие  приключения

Очень хорошая рыбалка была у меня на Дону, на излучине реки между станицами Казанская и Мигулинская, близ хутора Стоги. Бывал там не раз. Место замечательное, хорошие песчаные пляжи и много рыбы. Ловили удочками и на донки, некоторые охотились на сомов, но это были особые специалисты.

Мне понравился способ ловли рыбы с лодки с использованием кормушки и особого кольца. Устраивается это так. Берётся прочный шнур длиной эдак 50-100 метров. Одним  концом  он  привязывается к дереву или  к вбитому у берега колу, а другим – к якорю или обычному гусеничному траку. Якорь завозится на лодке подальше от берега и сбрасывается в воду. Идеально получается, если шнур натянут перпендикулярно к течению реки. Всё, место обустроено на весь сезон. Затем на лодке, обычно надувной, перебирая руками шнур, доходишь до нужного места и закрепляешься (зацепляешься) на нём. На толстой леске опускаешь на дно кормушку с тяжёлым грузом – сеточку, наполненную пареным зерном, жмыхом  и другой  приманкой. Заводишь на неё свинцовое кольцо и рыбацкую снасть с коротким (как при зимней рыбалке) удилищем. А теперь удачной рыбалки!  И  она  приходит!

Особое удовольствие, когда подсечёшь леща эдак на три-четыре  килограмма, тянешь его, не торопясь, перебирая леску. Он уже виден, берёшь подсак¼ и – ух! – лещ сошёл с крючка и, виляя хвостом, уходит вглубь, постепенно растворяясь. Досадно, но  очень  красиво!

Река  Дон,  1982  год.  Сегодня  будет  хорошая  уха!

Было и приключение. Сидели мы на лодках, я и мой земляк Толик   (так его все звали, хотя было ему лет 35). Он стоял ниже по течению на своём шнуре, я чуть выше – на своём. Снизу идёт баржа, точнее в паре с толкающим её буксиром. Капитан объявляет в мегафон:

–  Рыбаки,  будьте  внимательны,  могу  задеть!

Мы внемлем и следим, но пока не уходим. Толик, волнуясь, бормочет: «Заденет или не заденет? ¼ Заденет или не заденет? ¼». И тут буксир ударом кормы переворачивает Толину лодку, а мою тащит за собой, захватив шнур гребным винтом. Пленение было недолгим – боцман огромным ножом перерезал шнур, и я, путаясь в снастях, поплыл вниз по течению, пока  лодка не застряла в прибрежных кустах. Тут я обнаружил и Толика – он держался за ветки и жалобно промямлил: «Ну что, будем жаловаться?». Жаловаться  мы  не  стали.

Любимые  забавы  с  природой

А ещё много было познавательного. Вот, например, случай на   рыбалке. Проводили мы летом свой отпуск в Шаховской, «родовом имении» жены. Недалеко, примерно в пятнадцати  километрах от дома, – верховье  реки Руза. Чудные места – русская Швейцария. Ездили туда купаться, половить раков и порыбачить. Рыбу ловили только удочкой. Иной способ не приносит удовольствия. Ловить надо утром, на зорьке, заодно и помечтать можно.

Приехал я как-то с утра пораньше, спустился с бугорка на берег и забросил удочки. Клёв был неплохой, и я изрядно натаскал плотвы, подлещиков и прочей рыбёшки. Всё это бросал в ведёрце с водой, удобное такое, специально сделанное по заказу. А вокруг стая ворон – летают, каркают. Хорошо! Солнышко стало пригревать, сбросил лишнюю одежду. Решил искупаться, а там пора и домой – ведро полное рыбы. Выбрал место, ниже по течению, и поплыл. А вороны кружатся над освоенным мною местом, дерутся. Закончив водные процедуры, возвращаюсь. Стая разместилась по деревьям – наблюдает. Глядь, а ведро  пустое! Только одна-две мелкие рыбёшки плещутся в нём. Вот оно что, обманули  рыбака! Так и уехал  без  улова.

Озеро  Селигер,  1971  год.

Много  раз  бывали  удачные  рыбалки

Озеро  Селигер,  1971  год.

Живём  в  палатке  на  берегу.  Со  мной  жена  и  дочка.

До  чего  же  вкусна  уха,  приготовленная  на  костре!

Ещё одна забава – сбор грибов, особенно белых. Идёшь утром в лес, сердце ёкает и млеет: вот сейчас, вот сейчас. А бывало – грибов море!  Теперь  такого  в  близком  Подмосковье  нет.

Вот, помню, 1963 год. Распространились слухи – пошли грибы, белые! Решился и я поохотиться. Взял у соседки большую корзину и отправился с Павелецкого вокзала в три часа утра «грибной» электричкой на поиски. Электричка была забита до отказа, многие стояли – не всем хватило мест. Куда ехать? Мест грибных я ещё не знал, и опыта не имел. Поэтому увязался за одной кампанией грибников, по виду бывалых. Маршрут вышел такой: платформа Белые Столбы, далее автобусом по бетонке, остановка такая-то. Получилось удачно. Я возвратился на платформу Белые Столбы с корзиной, полной одними только шляпками белых грибов!

Народу возвращалось много и все загружены до краёв. Там встретил своего знакомого. Он был с женой, а при них две огромные корзины и странный мешок, заполненный грибами. Оказалось, что это не мешок, а комбинация  жены, перевязанная  с  краёв  шнурками. Вот  так-то!

Подмосковье,  1967  год.

Грибов  в  тот  год  тоже  было  много

Станция  Шаховская,  Московской  области,  1969  год.

Собирал  только  белые  грибы.

Все  красавцы,  как  на  подбор!

Шаховская,  1969  год.

Обработка  грибов  –  приятное  занятие

Начало  трудовой  деятельности

Новую специальность я освоил успешно. Так считаю сам, но таково мнение и коллег. Вначале поработал в Совете по изучению производительных сил при Госплане СССР (СОПСе). Иногда его именовали Советом по размещению производительных сил, так как эта проблема была для него ведущей. Это довольно авторитетная научная организация, некогда находившаяся в системе Академии наук СССР, а затем переподчинённая Госплану. Не излишне сказать, что это было время поиска более эффективных форм и методов управления экономикой, время экспериментов. Не  всё  получалось,  но  это  другое.

В СОПСе была создана лаборатория по разработке и внедрению программ и методов математического моделирования экономических процессов в сфере размещения производительных сил народного хозяйства. Было тогда в лаборатории всего три сотрудника: завлаб Албегов Мурат Михайлович, очень толковый специалист, и двое научных сотрудников – математик (кандидат физико-математических наук) и экономист (это  я).

Дело было новое, и мы пока только намечали планы решения проблем, но уже имели почти неограниченные возможности участия в практикуемых в то время союзных и республиканских конференциях, научно-практических совещаниях и тому подобных мероприятиях по этой тематике. Мероприятия проводились с размахом. Особенно этим отличались республики Средней Азии, причём, основное внимание уделялось не содержательной части совещаний, а заключительной их части – ознакомлению с природой, объектами  народного  хозяйства  и,  главное,  организации  банкета.

Участие в таких собраниях  давало возможность кое-что познать и одновременно развлечься и отдохнуть (по-русски). Коротко расскажу об одной приятной для меня познавательно-развлекательной командировке. Было это в 1965 году в мае. Получаю задание: принять участие в совещании в столице Таджикистана Душанбе по проблемам развития энергетики среднеазиатских республик (первая часть командировки) и изучить организацию работ институтом экономики Сибирского отделения АН СССР (город Новосибирск) по экономико-математическому программированию производства  (вторая  часть  командировки).

Душанбе, в то время небольшой ещё город, был, как говорится, весь в цвету. В цветении были также горные склоны, окружавшие город. Участников совещания удобно разместили в республиканской гостинице и создали все условия для работы. После довольно скучного совещания был организован выезд в горы, в долину реки Нурек. Тогда завершалось строительство Нурекской ГЭС, и нас ознакомили со всеми её объектами. Панорама была потрясающая, но особое впечатление осталось у меня от прогулки по отводному каналу, пробитому в скале для сброса воды  из  водохранилища на случай экстремальных условий. Точно уже не помню, но в диаметре этот канал, кажется, был больше пяти метров и сооружался он довольно  быстрыми  темпами – применяемая  техника  это  позволяла.

Посетили мы также место (выше по течению Нурека), где велись подготовительные работы для строительства Рагунской ГЭС, как говорили, более мощной по сравнению с Нурекской. Однако, пиком таджикского гостеприимства стал банкет, организованный в окрестностях Душанбе в специально поставленной огромной юрте. Так что я покидал Таджикистан с чувством  «огромного  удовлетворения».

Новосибирск встретил меня слабым морозцем, и это было некстати, так как я вёз из Душанбе большой букет роз, чтобы поздравить со свадьбой бывшего преподавателя кафедры планирования народного хозяйства МГЭИ, молодого кандидата наук Козлова Леонарда Александровича, незадолго до этого приехавшего на работу в акдемгородок недавно созданного Сибирского отделения Академии наук СССР. Это было поручение всего коллектива нашей  кафедры,  и  выполнил  я  его  с  удовольствием.

Я был впечатлён академгородком. Точнее, это был не городок, а современный новый город на берегу Обского моря (выше плотины на Оби), очень красивый и весь в настоящем лесу. Много уже построенных академических институтов, отделённых один от другого лесными массивами, добротные гостиницы, значительные кварталы жилых домов. Примечательно, что для ведущих учёных (директоров институтов, академиков и членов-корреспондентов) были выстроены коттеджи – всё для работы,  для  творчества!

Кстати, Л.А. Козлов сделал себе в Новосибирске хорошую карьеру и в дальнейшем, ещё до перестройки, стал председателем СОПСа. Сейчас же СОПС уже не та уважаемая организация, что была в советские времена. Он вынужден теперь сдавать часть своих производственных площадей в аренду «Общепиту». На этой арендованной площади, на улице Вавилова, встречаются иногда московские первобалты. Один раз я побывал там на встрече – удобно, приятно, но не те ассоциации. Это так, попутно.

На другой день пребывания в академгородке прилетел и мой непосредственный начальник (так было предусмотрено) Албегов М.М. С ним мы  выполняли  задание  нашей  командировки.

Зачем всё это пишу? Затем, что нельзя забывать хорошее, ведь в Советском Союзе очень много делалось для развития народного хозяйства, науки.

Успехи  и  казусы

После защиты кандидатской диссертации, был принят по конкурсу в НИИ химического машиностроения на должность начальника лаборатории.

Институт  в  ту  пору  солидный,  головной  в  отрасли.  Достаточно  сказать,  что  первым  директором  НИИХИММАША  был  академик  Доллежаль  Николай  Антонович,  создатель  теории  и  практики  атомного  реакторостроения. Под  его  руководством  была  спроектирована  реакторная  установка  для  первой  атомной  подводной  лодки  «Ленинский  комсомол».

Вот  в  этом-то  НИИ  я  проработал  всю  свою  творческую  жизнь,  около  сорока  лет!  Нельзя  сказать,  что  мои  интересы  как  специалиста  ограничивались  проблемами  этой  организации,  –  нет.  Часто  выезжал  на  предприятия,  посещал  многие  отраслевые  НИИ,  имел  широкие  контакты  с  Госпланом,  другими  учреждениями,  бывал  в  зарубежных  командировках.  В  должности  начлаба  задержался  недолго.  Был  назначен  на  должность  начальника  отдела,  а  затем  заместителем  директора  института  по  научной  работе.  При  этом  продвижение  по  службе  сам  не  инициировал.

Болгария, София, 1989  год.

Участвую  в  составе  советской  делегации на  сессии  Международного  Совета  «Интерводоочистка»

Общий мой гражданский (без флотской службы) трудовой стаж на сегодня составил уже более 45 лет. За это время было многое – встречи, события, ситуации. Рассказывать об этом было бы, однако, неуместно, как говориться, не по теме. И тем не менее, кое о чём поведаю, правда, главным образом, не непосредственно о своей служебной деятельности, а о событиях ей сопутствующих, причём ,исключительно в целях как-то отразить суть того,  что  характеризовало  наше  непростое  время.

Уже упомянул, что свою гражданскую специальность освоил успешно. Однако, были и казусы. Вот, например. В первые годы работы в НИИХИММАШе я разрабатывал тему по проблемам управления предприятием. Поскольку много внимания уделялось необходимости сокращения управленческого персонала, надо было рекомендовать для разных предприятий и организаций оптимальную структуру и дать нормативы численности работников по функциям управления. Тема была выполнена, предстояло внедрение в производство.

На совещании главных механиков и энергетиков предприятий, которое проводилось министерством в Днепропетровске, я должен был докладывать о том, как установить нормативную численность энергомеханических служб. В своём выступлении я сделал упор на научную обоснованность нормативной численности службы в зависимости от выполняемых ею функций, а надо было дать примеры расчёта и сравнить с фактическим положением. Это в первую очередь интересовало слушателей. Меня не поняли, не приняли также мою ссылку на то, что численность конкретно может рассчитать каждый руководитель на основе представленных мной таблиц. Время для доклада истекло, и председательствующий, заместитель министра Грачёв Геннадий Петрович, объявил следующего докладчика. Я болезненно переживал неудачу, но в итоге понял, что всегда в таких случаях надо говорить  конкретно  о  том,  чем  заинтересован  слушатель.

В шестидесятые годы в экономику Советского Союза глубоко внедрилась идея целесообразности (и даже необходимости) применения математических методов программирования для решения народно-хозяйственных задач. Конечно, нельзя отрицать в целом полезность применения экономико-математического программирования, но оно рассматривалось как основное средство повышения эффективности производства и даже насаждалось путём партийных директив, что вредило делу. Иногда доходило до абсурда, причём всегда, когда этим занимались лоббисты  от  экономической  кибернетики.

Вот, например, случай. Наш институт как головная организация отрасли разрабатывал проекты долгосрочных (перспективных) планов развития химического машиностроения и схемы размещения вновь строящихся предприятий. Я, будучи тогда начальником отдела, вёл эту тему. Была получена директива центральных органов управления, чтобы работа выполнялась с использованием методов математического программирования по критерию минимизации затрат. Министерство в связи с этим устроило большое совещание, где с вводным докладом выступил представитель Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) с «обоснованием»  необходимости  использования  математических  методов.

Затем пришлось выступить мне с отчётом, как данная проблема решается НИИХИММАШем. Я сразу заявил, что при разработке этой темы использование математических методов не имеет практического смысла, ибо задача может быть решена лишь формально, а реально не даст желаемого результата, поскольку отсутствует достоверная информация, на основе которой она решается, – конкретная производственная программа предприятий по годам перспективы, её конструктивно-технологическое оформление и многое другое. Попытался объяснить, что химическое машиностроение – отрасль индивидуального производства, поскольку основная аппаратура разрабатывается под конкретные проекты новых химических и других производств, которые, естественно, ещё не созданы, и поэтому  конкретно  планировать  затраты  невозможно.

Здесь председательствующий, заместитель министра Прибыльский Иван Степанович, меня прервал, сказав, что ЦК принял решение по внедрению в экономику методов математического программирования, а тут нашёлся умник, который с этим не согласен, что со мной министерство ещё разберётся и рассмотрит вопрос о моём соответствии. Конечно, никакого разбирательства не последовало. Думаю, заместитель министра сам хорошо понимал практическую непригодность математических методов для данной конкретной задачи, а отчитывал меня только потому, что не мог допустить публичной  критики  решений  партии.

В подобную ситуацию я попадал потом ещё не раз, в частности, когда в период борьбы с алкоголизмом высказывал «крамольные» мысли, например, о том, что вполне допустимы застолья по случаю юбилеев и даже на  предприятии  после  работы.

Тем не менее с годами признаки либерализации в советской экономике стали обнаруживаться всё настойчивее. Это коснулось даже планирования. Во второй половине 70-х годов была предпринята попытка перейти к стимулированию роста производства, а не просто выполнения утверждённого плана. Были также приняты решения, допускающие послабления при расходовании фондов оплаты труда. Правда, здесь не всё было продумано, и на практике было много злоупотреблений. В частности нередко оплачивалась якобы дополнительно выполненная работа по методу «ты мне – я тебе». Однажды  и  мне  «перепало»  то, что  я  считаю  неоправданным.

Выполнил однажды расчёты на Курганском заводе «Химмаш» по обоснованию более напряжённого плана, который был принят коллективом предприятия и утверждён Министерством. Подобные работы я проводил и на других предприятиях, но в данном случае директор завода предложил мне за неё вознаграждение, от которого я отказался, заявив, что это часть моей работы, за которую я получаю зарплату. Он всё же переслал на моё имя в Москву сумму, равную примерно половине моего немалого месячного оклада. Наживку эту я проглотил, однако такое, к сожалению, в то время было  уже  обыденным  явлением.

Экономика  уже  другая…

С приходом «перестройки» ситуация в управлении экономикой стала быстро  ухудшаться.  А  теперь  и  экономика  иная.

Однако,  и  годы  не  те. В  настоящее  время  являюсь  советником  генерального  директора  по  экономическим  вопросам.  Имею  кое-какие  правительственные  награды,  в  числе  которых  «Медаль  300  лет  Российскому  флоту».  Получил  её  как  один  из  ведущих  работников  НИИХИММАШа  –  организации,  имеющей  заслуги  перед  ВМФ.  Мне  присвоено  звание  «Заслуженный  экономист  Российской  Федерации».  В  целом,  считаю,  как  специалист  состоялся.

Раньше  даже в  Кремль  иногда  приглашали

Теперь  все  мысли  о  внуках.  Их  двое:  Николай  и  Людмила.

Лето  1991  года.

Настало  время  заниматься  с  внуками  и  обустраивать  дачу  в  Подмосковье

Вот  они  –  моя надежда  и  опора!

Лето  2000  года.  Активный  отдых  с  внуками  на  Дону

Внуки  – рыбаки. 

Стерлядь  поймать  не  просто,  но  втроём  мы  кое-как управились

Ныне  старший,  Николай,  студент  Университета  имени  Баумана. Младшая,  Людмила,  пока  школьница,  будет,  надеюсь,  толковым  экономистом.

Лето  2000  года.  Наш  домашний  санаторий  на  берегу  реки  Дон.

Хранительницы  очага  всегда  на  месте

На  том  прощаюсь.  Москва.  Апрель  2003  года.