Игорь Иванович Пакальнис добросовестно отслужил на флоте 29 лет в календарном исчислении и ещё 21 год работал в Центральном картографическом производстве ВМФ составителем и редактором лоций морей и океанов. Таким образом, получается, что он отдал Военно-Морскому Флоту 50 лет жизни. Это подвиг, который не оценён по достоинству беззаветной верности морского офицера своей профессии.

За такую службу в иные времена он имел бы полный бант орденов, положенных по статусу и срокам выслуги в чинах и должностях, а также соответствующую пенсию, позволяющую достойно жить. У Игоря Ивановича ничего этого нет, не считая нескольких юбилейных медалей, которые всем давали чёхом.

Есть, правда, у него ещё пачка всевозможных грамот, которыми «награждали» тоже всех подряд, «расплачиваясь» пустыми бумажками с пошлыми и дешёвыми словами за беззаветную службу и героический труд людей. Но эти грамоты Игорь никому не показывает.

А служба у Игоря Ивановича Пакальниса была непростая. Представьте себе 25 лет повседневной работы с торпедным и минным боезапасом! Сколько раз и какое количество за это время ему пришлось приготовить и погрузить на подводные лодки торпед и мин! Сколько раз пришлось их выгрузить и разоружить! Это огромное количество сосчитать невозможно. А это опасная работа. И представьте, он ни разу не ошибся, ибо известно, что минёры ошибаются только один раз.

При этом Игорь Иванович всегда скромен и спокоен.

Игорь Пакальнис

Служба без права на ошибку

С любовью о родителях

Ничего общего ни с морем, ни с морской службой моё детство не имело. Более того, родился я 15 мая, то есть в день величайшего поражения русского флота (Цусима). Родился в Москве, в том самом родильном доме, который сейчас сужает проспект Калинина, а в 1931 году это была тихая улочка Большая Молчановка.

Жили мы в большой коммунальной квартире в старом добротном доме на улице Воровского, в 12-метровой комнате, бывшем кабинете господской квартиры. Рос я послушным домашним мальчиком при маме и бабушке, ничем особым не выделялся, разве что своей крайней стеснительностью.

Мать, Клавдия Васильевна, в 13 лет осталась старшей при трёх братьях, трёх сёстрах и любителе выпить отце. Я до сих пор удивляюсь, насколько грамотной она была, окончив всего три класса и постигая затем жизненный опыт ученицей модистки, мойщицей посуды, продавщицей Моссельпрома. Продавая папиросы «Ира», о которых писал в рекламе В.В. Маяковский, она встретила Ивана Станиславовича Пакальниса, ставшего моим отцом.

Отец родился в Риге, работал на фарфоровой фабрике Кузнецова и на вагоноремонтном заводе. С 14 лет участвовал в нелегальной работе РСДРП. В 1915 году семья отца вынуждена была, спасаясь от немецкой оккупации, переехать в Алтайский край, где её застала революция.

Отец работал в ВЧК в Усть-Каменогорске, Брянске, Виннице. После гражданской войны он работал завхозом в Институте стали и сплавов, затем в ЦАГИ, а последние годы перед войной – начальником опытного тира на авиационном заводе в Москве.

Для меня отец остался образцом настоящего коммуниста, который до самой своей смерти от скоротечного туберкулёза лёгких в 1943 году, не жалел себя на работе и всегда был готов оказать помощь людям. Он тяжело переживал аресты многих его старых знакомых, особенно из бывших латышских стрелков, но верил в торжество справедливости. Сам он не занимал высоких постов, и репрессии его не коснулись. Однако жестокий удар испытать пришлось и ему, что, вероятно, не в малой степени способствовало его ранней смерти (в 52 года).

Москва, 1936 год.

Хорошо было с отцом и матерью

Дело в том, что в 1943 году руководство завода отозвало в Москву из Омска, куда завод был эвакуирован, большую группу инженеров, техников и опытных рабочих. В списке отъезжающих был и отец, но тогдашний начальник НКВД в Омске вычеркнул из списка его и инженера Вурста. Формулировка была такова: «Вурст – это немец, а Пакальнис – вообще непонятно кто. Нечего им делать в Москве».

Через год после смерти отца мы с мамой вернулись в Москву. С огромными трудностями она отвоевала нашу комнату, и мы дождались Дня Победы.

Сам определил свою судьбу

Закончив в 1947 году восьмой класс, я решил поступить в судостроительный техникум. Вероятно, на это решение повлияли книги, которые я прочитал в Омске в библиотеке техникума, в которой работала мама, а я проводил там все вечера после школы в тепле и при электрическом свете, чего дома и в помине не было.

Однако муж двоюродной сестры, моряк с Козловского переулка, посоветовал мне написать заявление в Ленинградское военно-морское подготовительное училище, что я и сделал, определив тем самым свою судьбу.

Когда я приехал в Ленинград и пришёл в Приёмную комиссию на 12-й Красноармейской улице, то был несколько «ошарашен» царившей там обстановкой. Комната была забита мальчишками, которые что-то друг другу рассказывали, переходили из кучки в кучку, щеголяли непонятными для меня словечками: «трап», «гальюн», «корочки», «гюйс» и другими. Вероятно, все они уже были, если не «морскими волками», то, по крайней мере, «волчатами». За столом сидел «досмерти» усталый майор и, как мне показалось, размышлял, за что ему достались такие испытания. Но в целом мне здесь понравилось, и документы я сдал.

Пошла жизнь абитуриента, когда каждый день начинался в тревоге, – успеешь ли подготовиться к экзамену, пропустит ли тебя медицинская комиссия, не «отфильтруют» ли на мандатной…

Щеголявшие морскими терминами пацаны, в большинстве своём оказались такими же салажатами, как и я, и отношения с ними сложились вполне нормальные. Экзамены и комиссии завершились для меня успешно. И вот, наконец-то, нам выдали морскую форму, а «чудильник» на Приютском переулке стал домом на целых шесть лет.

Учёба и воспитание вместе

Поступившие на второй курс составили 8-ю роту, командиром которой стал капитан 3 ранга Савельев Иван Иванович, человек серьёзный, требовательный и не терпящий возражений (а мы иногда пытались).

Колоритной фигурой был старшина нашей роты – главный старшина Василий Ткаченко, участник Сталинградской битвы. Рослый, широкоплечий главстаршина отличался уверенностью в себе и высоким чувством собственного достоинства. К тому же он явно выделялся среди других старшин своим культурным уровнем.

Наш подготский 232 класс помещался на втором этаже, – там, где сейчас расположен музей училища подводного плавания. Старшиной класса был Владлен Груздев. Моими соседями по столу в классе были Костя Селигерский, а потом Виктор Гольденберг. Наиболее близкими друзьями стали Костя Селигерский, Валька Гаврилов и Валерка Никитин.

Учёба мне давалась легко, за исключением английского языка. Основная трудность новой жизни заключалась в очень слабом физическом развитии и отсутствии спортивных навыков.

Уроки физкультуры были для меня тяжёлым испытанием. Несмотря на все мои усилия, может быть, и недостаточные, спортсменом я так и не стал. Ко времени выпуска из училища, когда многие курсанты имели по два-три спортивных разряда, а то и более по разным видам спорта, я едва выполнял установленные нормативы комплекса ГТО.

ЛВМПУ, осень 1947 года.

Во дворе училища стояли спортивные снаряды.

Здесь я пытался с самого начала приобрести физическое развитие

Летом 1948 года мы проходили практику на парусно-моторной шхуне «Учёба». В походах по Финскому заливу мы впервые познали, что такое морская стихия.

Шхуна «Учёба», лето 1948 года.

Руководитель практики капитан 1 ранга Михайловский рассказывает курсантам о маршруте плавания

На острове Лавенсаари начальник курса капитан 3 ранга И. С. Щёголев водил нас на братскую могилу моряков-катерников, погибших в этих местах во время Великой Отечественной войны. Иван Сергеевич рассказывал, как он воевал вместе с ними, какие это были отважные воины, как героически они сражались с фашистами. Будучи командиром морского охотника, он сам получил серьёзное ранение и был выброшен взрывом за борт. Его спасли матросы.

Остров Лавенсаари в Финском заливе, лето 1948 года.

Курсанты ЛВМПУ у братской могилы моряков-катерников, погибших здесь в 1944 году.

В центре снимка Иван Сергеевич Щёголев и Иван Иванович Савельев

После окончания первого курса высшего училища практика проходила на Чёрноморском флоте в Севастополе. Ехали мы в «теплушках», которые тащил паровоз с большими остановками.

Запорожье, лето 1950 года. Едем на Чёрное море.

На каждой остановке Иван Сергеевич нас «воспитывал»

Наш класс проходил практику на линейном корабле «Севастополь». Все были расписаны по боевым постам и исполняли обязанности матросов.

Линкор «Севастополь», июль 1950 года.

На прожекторной площадке фок-мачты Володя Семёнов и Валя Куцицкий вместе со старшиной поста

За несколько месяцев до окончания училища новый начальник факультета стал вызывать к себе курсантов, выясняя, кто на какой флот хочет попасть, заодно указывая им на необходимость устранения имеемых недостатков.

Вызвал он и меня. Я высказал готовность служить там, куда меня пошлют, чем выбил из рук начальника его «мощное оружие». Он поскучнел, полистал какие-то бумажки и сказал, что всё равно, чтобы попасть на лучший флот, надо «подтянуться». В ответ я осмелился заметить, что у нас все флоты отличные, и на этом мы расстались.

Ленинград, 1-е Балтийское ВВМУ, весна 1953 года.

Наш 435 выпускной класс минно-торпедного факультета подводного плавания. Слева направо.

Первый ряд: Веня Гущин, Саша Михайлов, Олег Дунаев, к2р Золотарёв (замполит), к1р Лонцих Л.Я., Жора Беляков, Серёжа Гридчин, Владлен Лаврентьев.

Второй ряд: Саша Кузнецов, Костя Селигерский, Игорь Пакальнис, Гена Кудинов, Володя Змеев, Юра Талызин, Энрико Ассер, Юра Реннике, Вилорик Сазонов, Лёша Шмыгов.

Третий ряд: Рольф Цатис, Володя Енин, Дима Силин, Серёжа Богатырёв, Володя Лебедько, Лео Сумкин, Валя Верещагин, Женя Корнев

С назначением повезло

Оказалось, что моё невинное «вольнодумство» не было забыто. Объявляя назначения досрочно выпускаемым штурманам и минёрам, начальник определил меня в Кронштадт, что, по его мнению, было, вероятно, чем-то вроде ссылки. «Заключение в крепость», однако, не состоялось, так как большая подводная лодка 611 проекта Б-66, на которую я был назначен командиром торпедной группы, строилась в Ленинграде на заводе «Судомех». Экипаж её во главе с командиром капитаном 2 ранга Царёвым Николаем Ивановичем находился на том же Лермонтовском проспекте, что и училище, только на другом берегу Фонтанки. От училища до места службы можно было дойти за 15 минут.

Ленинград, декабрь 1953 года.

Лейтенант Пакальнис к службе приступил, а что ждёт впереди – неизвестно

Вскоре начались большие перемены.

31 декабря 1954 года на подводной лодке Б-66 был поднят Военно-Морской Флаг. До мая 1955 года мы стояли у стенки завода в Таллине, где на подводной лодке проводилась модернизация. Пока я был в очередном отпуске, лодка перешла по Беломорско-Балтийскому каналу на Северный флот, и возвращался я из отпуска уже в Полярный.

На Северном флоте

Из короткого периода службы на Северном флоте запомнились два события:

– посещение нашей лодки Министром Обороны Маршалом Жуковым в декабре 1955 года,

– выход на испытания режима экономического хода и системы регенерации воздуха весной 1956 года.

Георгий Константинович удостоил меня всего двумя словами: – «Отойди, лейтенант!», когда я пытался доложить ему в качестве командира 1 отсека. Но с моими подчинёнными-торпедистами он поговорил и пошутил. В 7-м отсеке Маршал спросил у старшины команды торпедистов, как заряжаются торпеды в торпедный аппарат. Добросовестный старшина 1 статьи начал подробно и непонятно рассказывать о том, что такое ТПУ и как оно устанавливается. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы какой-то находчивый адмирал из заполнившей весь отсек свиты, не прокричал:

– С дула, товарищ Маршал!

– Ясно, – сказал Министр Обороны и пошёл на выход.

В апреле 1956 года нашей подводной лодке дали задание испытать поступившие в то время новые патроны регенерации кислорода. Мы провели эти испытания, не всплывая восемь суток, и двигаясь всё это время черепашьей скоростью под мотором экономического хода. Надо сказать, что обе испытываемые системы позволяли продержаться ещё двое-трое суток, но командир не хотел оставаться в море на 1 Мая, и, выполнив то, что было указано, двинулся в базу.

Мне же этот выход запомнился потому, что на борту в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств из вахтенных офицеров остался один я. Осознано это было командиром, когда, выйдя на мостик после того, как трижды менялась вахта, он опять увидел меня. Николай Иванович заступил на вахту сам, а меня отправил оттаивать в 5-й отсек. Хорошо, что надводный переход до полигона составлял только малую часть этого выхода в море. А в подводном положении в дело вступили инженер-механики, которых на лодке был полный комплект.

Переход на ТОФ

Хотя считалось, что Б-66 вошла в постоянный состав Северного флота, за месяц до отправления Экспедиции особого назначения (ЭОН) на восток Северным морским путём летом 1956 года, нашу лодку включили в состав этой экспедиции, и мы стали лихорадочно готовиться к переходу.

Полярный, лето 1956 года.

Экипаж подводной лодки Б-66 накануне перехода на Тихоокеанский флот.

В центре в кожанке стоит командир ПЛ к2р Царёв Николай Иванович, справа от него – замполит к2р Людвич Виктор Юрьевич, а слева –

к2р Греков и ст. л-т Пакальнис

Пришедшая после нас на Север ПЛ  Б-68 сразу же вошла в состав бригады ЭОН, готовящейся к переходу на ТОФ.

В июле 1956 года мы покинули Полярный, и в составе Большой ЭОН двинулись на восток. В проливе Лонга в этот год сложилась очень тяжёлая ледовая обстановка, в результате чего получили повреждения несколько малых противолодочных кораблей и сторожевик.

Северный морской путь.

ЭОН, август 1956 года.

Подводные лодки идут за крейсером

Из 14 подводных лодок дальше прошли только две наших «букашки»: – Б-66 и Б-68. «Эски» остались зимовать в Крестах Колымских.

В августе мы пришли на Камчатку в бухту Крашенинникова и стали тихоокеанцами.

Петропавловск-Камчатский, лето 1957 года.

Памятник Лаперуза.

Культпоход со старшинами и матросами ПЛ  Б-66

Океанское плавание

В 1957 году проводились мероприятия «Международного геофизического года». В рамках его программы подводная лодка Б-66 с представителями Академии Наук СССР на борту прошла через Тихий океан к Галапагосским островам. Экватор мы пересекали в надводном положении и, конечно же, с разрешения Нептуна и с всеобщим крещением.

Океан произвёл на меня огромное впечатление и в штиль, и в шторм. Громадные волны до сих пор мне иногда снятся, а такой синевы я больше нигде не видел.

Тихий океан, 1957 год.

Подводная лодка Б-66 выполняет задание по программе «Международного геофизического года»

Когда мы передали положенное донесение из наиболее удалённой точки нашего маршрута, то долго не получали квитанцию. Родная земля нас не слышала. Выручила находчивость командира БЧ-4 Толи Полякова, который предложил нарастить штатную гибкую антенну запасной. Пришлось застопорить ход, так как такой длинный штырь на ходу сгибался в дугу. Но зато с первой же попытки пришла квитанция, и мы могли спокойно продолжать работу.

Поход продолжался два с половиной месяца. Результаты его были высоко оценены командованием, но награждений по некоторым обстоятельствам не состоялось.

Флагманский минёр бригады

В этом же году я был назначен флагманским минёром бригады тех самых подводных лодок 613 проекта, с которыми мы шли по Северному морскому пути в 1956 году, и которые только теперь добрались до Камчатки. Комбригом стал капитан 1 ранга Руссин Юрий Сергеевич. После увольнения в запас контр-адмирал Руссин Ю.С. долгое время был Председателем Совета ветеранов-подводников в Ленинграде.

На его долю и на весь штаб бригады выпал немалый труд превратить «одичавшие» на зимовке в Крестах Колымских экипажи подводных лодок в организованное боевое соединение. Обычно в нормальной бригаде несколько лодок сдают полный курс задач, а остальные только выборочно. А в данном случае все экипажи начинали с нуля, и специалисты штаба метались с одной лодки на другую без какой-либо передышки.

В родных стенах

Осенью 1958 года я поехал в Ленинград на высшие специальные офицерские классы. Минно-торпедный и штурманский классы в это время размещались в Высшем военно-морском училище подводного плавания, так что через пять лет я снова оказался в родных стенах «чудильника».

Командовал классами Герой Советского Союза капитан 1 ранга Стариков Валентин Георгиевич, с которым мне пришлось встречаться часто (откровенно говоря, без особого удовольствия), так как он назначил меня старшим офицером классов.

Возвращаясь назад, должен сказать, что в ноябре 1953 года я женился в Москве на студентке. Сначала молодая жена заканчивала московский институт, а я скитался с флота на флот, а затем отношения расстроились, и ко времени моей учёбы в Ленинграде брак прекратил существование. В это время я познакомился с сестрой выпускника нашего училища Володи Касаткина, с которым мы служили в одной бригаде на Камчатке. С тех пор Ириша (Ирина Петровна Касаткина) стала моим верным и постоянным спутником жизни.

Опять на Камчатке

Когда осенью 1959 года, окончив классы, я прибыл во Владивосток, то почти полтора месяца не мог получить назначение на должность, так как я хотел вернуться в дивизию подводных лодок на Камчатку, но вакансий там не было. Наконец, нашлось место старшего офицера оперативного отдела штаба Камчатской флотилии. Хотя я очень сомневался, что там нужен торпедист, отправился в Петропавловск-Камчатский.

Мои сомнения оказались обоснованными. В штабе с нетерпением ждали специалиста-ракетчика! Прослужив в «высоких штабах» один месяц и один день, я вернулся в дивизию подводных лодок. Помогла этому встреча в коридоре штаба с командиром дивизии подводных лодок капитаном 1 ранга Гонтаевым А.М., который сказал:

– Вы тут мышиной вознёй занимаетесь, а у меня на бригаде нет флагмина.

И пообещал дать жильё, что в этот момент имело далеко не последнее значение.

Однажды вечером за два дня до праздника Советской Армии я сидел в своей каюте на плавбазе «Аяхта». Вдруг прибежал штурман одной из лодок и сообщил, что он привёз из Петропавловска-Камчатского мою жену, она находится у него дома и ждёт меня. Телеграмму о вылете из Ленинграда мы получили через три дня после её приезда.

Камчатка, посёлок Лахтажный, март 1960 года.

В воскресный день прогуливаюсь с женой Ириной и супругой Стаса Петрова Лидой по единственной улице посёлка

В феврале 1961 года, когда мы были в отпуске в Москве, жена родила сына. Назвали его Валентином. Летели мы обратно на Камчатку уже втроём. Прилетев, были «ошарашены» новостью, – бригада расформирована, и надо ждать нового назначения. Почему-то никто не догадался сообщить об этом событии, чтобы мы не тащили младенца через весь Союз. Хотя, может быть, это было к лучшему…

Мальцевская переправа

В мае 1961 года мы погрузились на теплоход «Советский Союз» и отправились к новому месту службы во Владивосток. За девять лет службы флагманским минёром бригады подводных лодок на Мальцевской переправе было много хорошего и не очень хорошего.

Командиром бригады долгое время был капитан 1 ранга Криворучко Яков Ионович, о котором восторженно написал в своей книге Володя Брыскин. Может быть, Яков Ионович изменился с годами, а, может, я подхожу не с той стороны, но мои впечатления о нём несколько другие. Лично мне гораздо больше нравился начальник штаба, а после ухода Криворучко, – командир бригады, капитан 1 ранга Примаченко Анатолий Платонович, человек прямой, грубоватый и с твёрдыми убеждениями.

Владивосток, 1968 год.

Празднование Дня Военно-Морского флота на Амурском заливе

Служба в этой бригаде отличалась тем, что наряду с постоянными боевыми лодками в её состав входило много пришлых ремонтирующихся лодок, которые стояли в трёх заводах. Кроме того, у нас готовились к передаче лодки для Северной Кореи и Индонезии, проходили обучение их экипажи. Поэтому трудно было всё организовать так, как положено.

Из крайности в крайность

В 1970 году меня перевели на Балтику, и мы поехали в Палдиски. Минно-торпедные дела на бригаде подводных лодок были крайне запущены, рядовой состав, старшины и офицеры подготовлены плохо, так как предыдущий флагманский минёр злоупотреблял казённым спиртом, а длительный период флагмина вообще не было. Пришлось засучить рукава и взяться за работу. Идеала, конечно, достичь не удалось, но по итогам года бригада впервые за долгие годы не имела потоплений торпед при учебных стрельбах, чем был очень доволен командир Таллинской военно-морской базы контр-адмирал Севастьянов.

В целом период службы в Палдиски оставил хорошие воспоминания и у меня, и у жены, а главным образом, – у сына. Такой свободы для его деятельности больше нигде не было: – море, лес, крутые обрывы и спокойная обстановка закрытого гарнизона.

При мне командиром бригады был назначен Феликс Мартинсон, а начальником штаба Валера Ходырев. Согласия в руководстве не было. Об этом знали все. В суть разногласий я не вникал. Служил в этой бригаде недолго.

В 1972 году я был назначен заместителем начальника минно-торпедного отделения тыла Таллинской ВМБ. Назначили меня, чтобы в отделении был специалист, знающий подводные лодки. Но в это время прошла реорганизация, и бригада подводных лодок была передана Лиепайской ВМБ. Так что остались в моём ведении тральщики, противолодочные катера и склады тралов, мин и глубинных бомб. Пришлось мне осваивать тральное вооружение и вспоминать минное оружие.

Служба кончилась

В 1976 году я подал рапорт об увольнении в запас, но в это время в Таллин прибыл с комиссией Главкома мой старый сослуживец по Камчатке и Владивостоку контр-адмирал Станислав Петров. Стас отговорил меня от увольнения, и я оказался в Дубне в должности заместителя руководителя военной приёмки.

Это была интересная работа, связанная с разработкой новой техники. Но с жильём дело обстояло плохо. Поэтому, когда в 1978 году должность была сокращена, я без особых огорчений снял погоны и занялся обменом таллинской квартиры. Проявив настойчивость и целеустремлённость, мы с женой совершили многократный и сложный обмен и переехали в Ленинград.

Сын наш закончил институт, стал программистом, своевременно женился и стал жить с женой самостоятельно, работая в строительной организации. Его жена Света родила ему двух сыновей.

Жизнь продолжается

В один день – 2 апреля1979 года – мы с женой поступили на работу: жена в Невский райвоенкомат, а я в Центральное картографическое производство ВМФ.

Когда я поступал на работу в ЦКП, начальник отдела сказал:

– У нас или увольняются через пару месяцев, или работают до конца жизни.

Я оказался в числе работающих долго, и «плавал» по картам и лоциям двадцать один год. А жена отработала 24 года в пенсионном отделе Невского Райвоенкомата.

Первой лоцией, которую мне пришлось пересоставлять, была лоция Бенгальского залива и Андаманского моря. Сплошная южная экзотика, которой служба на флоте не баловала.

В самом начале работы мне поручили восстановить справедливость. На схемах в изданном справочнике «Порты мира» начальник гидрографии ГДР не обнаружил своего «фатерланда». Схемы были позаимствованы у американцев, а они поместили только Польшу и ФРГ. В то время я, конечно, не мог предположить, что через 13 лет они окажутся правы.

Работа составителя, а затем редактора, меня вполне устраивала, хотя она несколько однообразна и утомляет зрение. За эти годы отвык читать что-либо, кроме лоций, так как за рабочий день глаза устают до предела.

Москва, Красная площадь, лето 1990 года.

Гуляю по Москве с женой и внуками

В последнее время, правда, появилось и разнообразие, – зарплату выдавали когда-нибудь и как-нибудь. Но нам, пенсионерам, пока жаловаться грех.

Я завершил работу в ЦКП пересоставлением лоций морей Северного Ледовитого океана.

А на «фазенде» достроил печурку-малютку и закончил внутреннюю отделку.

Садоводство Леноблстроя между Вырицей и Сиверской, июнь 1996 года.

Возведено своими руками от раскорчёвки леса до внутренней отделки

Кроме строительных работ, каждое лето занимался обеспечением летнего отдыха внуков, а заодно выращивал достойный урожай и старался набрать грибов и ягод.

До поздней осени я и мои помощники – жена, сын и внуки – с удовольствием трудились на своём участке

Сейчас внуки уже большие. Старший внук Владимир заканчивает аспирантуру на химическом факультете университета. Младший внук Дмитрий 17 декабря 2008 года защитил диплом юриста в Академии транспорта.

Какие планы на будущее?

В наше трудное время сложно что-нибудь планировать. Живём вдвоём с женой нормально в режиме пенсионеров. Так бы и пожить ещё…

Рассказы о товарищах

Наиболее близкими товарищами в Подготии, а затем и в высшем училище для меня были Валя Гаврилов и Валерка Никитин. Мы общались как в училище, так и в дни увольнений в городе. Вместе ходили в музеи, в кино. Чаще всего на Петроградской стороне, так как в этом районе жили родственники и Вали, и Валеры. Наша троица танцами не увлекалась, ну а «на троих» иногда «соображали».

На первом курсе высшего училища Валя в праздник 7-го ноября отравился пирожком с капустой, купленным на улице во время увольнения. Этот случай круто изменил его жизнь, так как он на несколько месяцев попал в госпиталь и не смог закончить учебный год вместе с нами, а учился дальше на штурманском факультете с младшим выпуском. На наше общение, впрочем, это никак не повлияло.

После разделения на факультеты, мы с Валерой тоже оказались на разных специальностях: – я стал минёром, а он артиллеристом. Увольнения же мы по-прежнему, как правило, проводили вместе.

Поскольку Валера Никитин умер, а Валя Гаврилов в 90-х годах куда-то исчез, и следы его потеряны, то коротко расскажу о них.

Валя Гаврилов приехал в Подготию из Одессы, где похоронен его отец, генерал-майор Гаврилов, служивший начальником политотдела армии и погибший при освобождении города в 1944 году. Матери Валентина предоставили квартиру в Одессе, где они жили вместе.

Валентин был очень добрый, отзывчивый и весёлый человек с «золотыми» руками, но большой «разгильдяй от роду» и «свободолюбец», одним словом, – одессит.

После окончания штурманского факультета он получил назначение командиром рулевой группы на подводную лодку в Севастополь. Для старшего помощника командира этой лодки Кости Макарова Валя не стал большим подарком. «Вольнолюбивого» штурманёнка Костя взял в «ежовые рукавицы». Я не думаю, что к нему были претензии как к штурману, но в отношении дисциплины вряд ли всё обстояло благополучно. Не знаю точно, сколько времени он прослужил на подводной лодке, но дослужился до старшего лейтенанта.

После того, как он надолго попал в госпиталь с пробитой головой («грабанули» после получки), служба его завершилась. Его демобилизовали, и он уехал к матери в Одессу. Валя женился, у него родился сын, а затем и дочь.

Два или три года он работал ювелиром на ювелирной фабрике, изготавливал золотые украшения, так как руки у него были «золотые». В 1957 году я был у него в гостях и заходил на его работу, где он явно пользовался большим авторитетом. Однако всё течёт и меняется, и стране вновь понадобились военные штурманы. Валю призвали обратно на флот, и несколько лет он служил штурманом на тральщике, вероятно, в Одесском ОВРе.

После второго увольнения в запас Валентин был некоторое время помощником капитана теплохода «Нахимов», а затем устроился преподавателем в Одесское Мореходное училище. С ним была связана вся его дальнейшая жизнь. Он получил диплом капитана дальнего плавания, постоянно ходил с курсантами в море на практику и вкладывал много сил в их обучение. Занимался совершенствованием учебной базы училища.

В 1974 году он приезжал ко мне в гости, и своей импозантной фигурой приводил в изумление жителей Палдиски.

Палдиски, зима 1974 года.

Валя Гаврилов с нашим сыном Валентином

В 80-х годах жена Вали трагически погибла. Они находились в отпуске в Белоруссии и собирали грибы в лесу. Татьяна упала и наткнулась животом на нож, который держала в руках. Не придав значения небольшой ранке, к врачу они не обратились, а поехали домой.

Пока ехали, она плохо себя почувствовала. В одесской больнице определили заражение крови. Спасти её не смогли. Она умерла через несколько дней в больнице.

Последний раз я встречался с Валентином в 1991 году, когда он приезжал ко мне в Ленинград вместе с внучкой Катей, – юной одесситкой в полном смысле этого слова.

К сожалению, после этой встречи он исчез с моего горизонта. Мои попытки отыскать его через родственников не увенчались успехом. Возможно, повлияли большие перемены в нашей жизни. Мы оказались в разных государствах.

Валера Никитин до училища жил в пригороде Пскова. Его отец был учителем. Валерка был очень педантичным, даже «въедливым» товарищем, очень трудолюбивым и добросовестным. Всё, что он делал, он делал обдуманно и основательно. Как в Подготии, так и в высшем училище учился он хорошо и особенно любил математику.

Перед окончанием Подготии Валера увлёкся радиотехникой. Началось всё с элементарного проигрывателя, так как у его тётушки, проживавшей на улице Мира, имелось очень много старых, в том числе дореволюционных, грампластинок, а прослушать их было не на чем. После изготовления электропроигрывателя, мы с удовольствием слушали старинные марши и вальсы, а также романсы в исполнении Паниной и студенческие песни, исполняемые хором университета.

Но Валерка не был бы Валеркой, если бы ограничился этой элементарной практикой, – он стал изучать радиотехнику вглубь. После окончания подготовительного училища он подал рапорт с просьбой направить его в радиотехническое училище, но на рапорте написали: – «Из Вас выйдет хороший строевой офицер».

1-е Балтийское ВВМУ, 1951 год.

Валера понимал радиотехнику изнутри

Валера продолжал самостоятельно постигать радиотехнику и не без успеха. На занятиях по радиотехнике и радиолокации он частенько указывал преподавателям на неточности и даже ошибки в математических формулах. Некоторые преподаватели стали его побаиваться, и старались не встречаться с этим «занудой», который задаёт слишком много вопросов.

Когда после окончания училища встал вопрос, что делать с «лишними» артиллеристами, то часть их направили на курсы радиолокации. Но лейтенанта Никитина, чувствовавшего себя в этой области, как рыба в воде, назначили командиром БЧ-2 на бронекатер в Порккала-Удд. В то же время, боявшийся как огня, всяких заумных наук Паша Бигма, получил назначение на радиотехнические курсы.

Училищное начальство здесь уже было бессильно, – приказ подписан Главкомом. Валерка и Паша приехали ко мне в Москву (к моей матери), где я был в отпуске, и три дня подряд ходили на Большой Козловский переулок, где их «перефутболивали» с одного телефона на другой. Они хотели поменяться местами назначений, но ничего не вышло. На четвёртый день они пришли «никакими», приняв с горя излишнюю дозу. После этого отправились проводить отпуск, а затем к местам службы по назначению.

Валера отправился служить в Порккала-Удд, где и служил до увольнения в запас после расформирования базы.

В Ленинграде он устроился инженером на какой-то завод на Петроградской стороне. Года через полтора он стал главным инженером этого завода и работал на нём до своей смерти в 1972 году.

Санкт-Петербург

Декабрь 2008 года