|
|
||
© Клубков Ю. М. 1997 год |
|||
Виталия Николаевича Ленинцева знают все наши подготы и первобалты, хотя он учился с нами вместе меньше года. Он перевёлся из училища имени М.В. Фрунзе в 1-е Балтийское высшее военно-морское училище в 1952 году по собственному желанию, чтобы стать подводником. Благодаря своей общительности, весёлости и лёгкому нраву, сразу был признан своим. Начав офицерскую службу штурманом на ПЛ С-76 613 проекта в Севастополе, он вскоре перешёл на подводной лодке по внутренним водным путям на Северный флот, а затем по Северному морскому пути на ТОФ, где освоил почти все дальневосточные «дыры». Шесть раз участвовал в боевой службе на полную автономность подводной лодки. Закончил военную службу в 1975 году старшим помощником начальника штаба Кронштадтской дивизии кораблей. Затем плавал на гражданских судах в должностях старшего помощника капитана и капитана судна. Продолжительное время был старшим преподавателем кафедры морской практики и основ кораблевождения Кронштадтской мореходной школы ВМФ. Написал несколько книг для обучения курсантов Мореходных школ: «Управление шлюпкой», «Спасательные средства», «Тросы», «Судовые грузоподъёмные средства и устройства», «Рулевое устройство и управление судном» и другие. Увлекался моделированием кораблей и судов. К числу его достоинств надо отнести незаурядные литературные способности, которым сам он не придаёт большого значения. Однако, мы сможем оценить их, прочитав его воспоминания и рассказы. Виталий Ленинцев
От судьбы не уйдёшь
Мои предки
Происхождение фамилии
Как мне кажется, главным событием 1930 года было то, что 11 июня в доме № 32/34 на Невском проспекте родился Виталий Николаевич Ленинцев. Именно поэтому к 1930 году я испытываю особое уважение. Видимо, узнав о моём рождении, в июне же собралось правительство, чтобы принять декрет о летнем времени и перевести все измерители времени на один час вперёд. Моё рождение оказалось столь значительным событием, что оно ознаменовано в мою честь введением в СССР Декретного времени! Полагаю, что это было сделано для того, чтобы я мог по утрам более полно использовать солнечный свет. Так что именно со дня моего рождения мы не только идём «своим путём», но и живём по «своему» времени. Вообще-то на свет должен был появиться Виталий Николаевич Мартынов, но… В Гражданскую войну отец воевал в составе корпуса Котовского. Подружился с однополчанином Криворукиным. Они, как было тогда «модно», побратались, и решили взять себе фамилию Ленинцев. Об этом было напечатано тогда в газете «Известия». Имеется справка с подписью Г.И. Котовского и «корпусной» печатью, удостоверяющей этот факт. Теперь я понимаю, что смена фамилии была сделана неспроста. Этот дальновидный поступок спас отцу жизнь в суровые годы репрессий, так как он происходил из потомственных дворян Херсонской губернии. Перед революцией 1917 года он учился в привилегированном Московском юнкерском училище, а его отец (мой дед) был генералом, командиром полка, а затем преподавателем Варшавского Императорского пехотного училища. Всю жизнь отец тщательно скрывал своё происхождение. Я узнал о предках совсем недавно от брата, Ленинцева Николая Николаевича, который, работая в архивах, раскопал нашу родословную и составил краткие биографии отца, деда и прадедов по мужской линии на основании послужных списков и других найденных документов. Далее привожу сжатые до предела сведения из архивных материалов для достоверности повествования.
Погружение в глубь времён
Ленинцев (Мартынов) Николай Николаевич, мой отец, родился в 1903 году в Яблуновке, предместьи Варшавы. Его отец, Мартынов Николай Иванович, генерал-майор, служил в Варшавском военном округе. Мать, Нина Георгиевна, урождённая Гринкевич, – дочь подполковника. С малых лет мой отец был определён в Суворовский кадетский корпус в Варшаве, который с началом войны 1914 года был переведён в Москву. Во время революции перешёл на сторону красных. В 1921 году закончил Высшую школу физического образования и был призван в Красную армию. Служил полковым инструктором физической подготовки во Втором Конном корпусе под командованием Г.И. Котовского. Участвовал в боях Гражданской войны. Был награждён орденом Боевого Красного Знамени «за исключительную храбрость в борьбе с врагами революции». С 1926 года – командир запаса. Учился в Институте физической культуры имени Лесгафта вместе с женой Дитрих-Ленинцевой Еленой Станиславовной. В 1930 году оба получили звания педагогов по физической культуре высшей квалификации.
Мой отец Ленинцев (Мартынов) Николай Николаевич в предвоенные годы
В период 1932-1938 годов отец учился во Втором Ленинградском медицинском институте и стал врачом. Одновременно работал тренером-педагогом по гимнастике и инструктором в различных спортивных обществах, руководил детской спортивной школой. Везде имел хорошие характеристики. После окончания медицинского института в 1938-1941 годах работал спортивным врачом в ДСО «Строитель», в отделе неотложной хирургии горздравотдела Ленинграда, врачом в эвакогоспитале. Военное звание – военврач 2-го ранга. В марте 1942 года назначен главным врачом эшелона, который вывозил из блокадного Ленинграда 1600 учеников Ремесленного училища №2. Эшелон прибыл в Саратов в апреле 1942 года. Назначается главным врачом Казачкинской районной больницы в Саратовской области, куда переезжает вместе с семьёй. В 1944 году тяжело заболел, а 13 мая 1945 года умер. Похоронен в Саратове на городском кладбище.
Мартынов Николай Иванович, мой дед. Акт о рождении: «…тысяча восемьсот сорок шестого года ноября двадцать седьмого числа рождения. Родители его поручик 12 ластового экипажа Иван Павлов Мартынов и законная жена его Анна Яковлева оба православного вероисповедания. Восприемники ему были командир 26 бригады ластового экипажа Черноморского флота генерал-майор Григорий Афанасьев Польский и дворянина Якова Семёнова Драчинского дочь девица Мария. Молитвовал и крестил протоиерей Александр Михайлов при пономаре Исааке Емчицком в чём с приложением церковной печати подписываем». Это запись о рождении «сына Николая» в метрической книге Святодуховской церкви губернского города Херсона. Из потомственных дворян Херсонской губернии. Закончил Александровский кадетский корпус и 2-е Константиновское училище. 1866 год – поручик, 1870 год – штабс-капитан, 1877 год – капитан, 1880 год – майор, 1883 год – подполковник, 1891 год – полковник, 1902 год – генерал-майор. Награды: 1873 год – орден Святого Станислава 3 ст., 1884 год – орден Святой Анны 3 ст., 1887 год – орден Святого Станислава 2 ст., 1895 год – орден Святой Анны 2 ст. Несколько медалей. Был командиром 191-го пехотного Дрогичинского полка. В последние годы службы состоял преподавателем ручного оружия в Варшавском Императорском пехотном училище. Много занимался оружием пехоты, имел изобретения, был авторитетным специалистом в этом деле. Занимался также изданием военной литературы.
Мой дед генерал-майор Мартынов Николай Иванович (26.11.1847 г. – 12.08.1913г.)
Женат на дочери потомственного дворянина Георгия Ивановича Гринкевича девице Нине Георгиевне. От неё имеет пятерых детей, в том числе сына Николая 1903 года рождения. Долгие годы жил в Варшаве. Имел большой собственный дом по улице Новый Свет, 33, в котором размещались магазин военных учебных пособий и «Военное издательство господина Мартынова».
Так выглядит ныне дом, принадлежавший когда-то моему деду…
Умер и похоронен в Варшаве. Акт о смерти: «Тысяча девятьсот тринадцатого года месяца августа двенадцатого дня умер и того же года и месяца четырнадцатого дня погребён на Вольском православном кладбище отставной генерал-майор Николай Иванович Мартынов шестидесяти шести лет. Погребение совершил настоятель Вольской церкви священник Александр Лищев с диаконом Иоанном Стасюком».
Могила моего деда на кладбище в Варшаве сохранилась до сих пор…
Мартынов Иван Павлович, мой прадед. «Родился в 1811 году. Из обер-офицерских детей Херсонской губернии. Воспитывался в Черноморском штурманском училище: «…старший юнга Иван Мартынов по замеченной в нём способности к наукам определяется в число воспитанников сего училища»». «После окончания училища в службу вступил корпуса флотских штурманов кондуктором в 1833 году, произведён в прапорщики в 1836 году, подпоручики – в 1841 году, поручики – в 1842 году, в штабс-капитаны – в 1850 году, в капитаны – в 1854 году. Плавал на судах: 1827 год – бриг «Менгрелия», 1829 год – транспорт «Александр» и корабль «Пимен». На нём участвовал в турецкой войне и при взятии крепости «Мидия», за что получил серебряную медаль. 1831 год – фрегат «Штандарт», 1833 год – корабль «Императрица Екатерина II». На этом корабле был в Константинополе при воспомоществовании Порте Оттоманской, получил серебряную медаль. Корабль «Пантелеймон», пароход «Громоносец», люгер «Глубокий». 8 мая 1834 года участвовал в сражении при забрании черкесской галеры у абхазских берегов. Награждён знаком отличия военного ордена «Георгиевский крест» №70867. 1835 год – люгер «Глубокий», фрегат «Тенедос», бриг «Александр». 1836 год – транспорт «Ахиол». 14 октября 1836 года получил первый офицерский чин – прапорщик. 1837 год – транспорт «Слон», корабль «Силистрия» под командованием капитана 2 ранга Нахимова П.С.
Вот копия подлинного архивного документа.
Его Императорскому Величеству
От Командира 84-х пушечного корабля «Силистрия» 41-го флотского экипажа Капитана 2 ранга Павла Нахимова 1-го
Рапорт
Июня 2 дня 1837 года № 282 Под парусами
С вверенным мне кораблём «Силистрия» по предписанию начальства из Севастополя сего числа в отдельное плавание по Чёрному морю впредь до 1 августа сего года отправился. На корабле караул Вашего Императорского Величества и команда обстоят благополучно, больных не имеется, воды на корабле 3 дюйма, о чём В.И.В. имею честь всеподданнейше донести с представлением о господах офицерах именного списка и о всех вообще чинах перечневой ведомости.
Капитан 2-го ранга Нахимов 1-й
Список
Господам штаб и обер офицерам на корабле «Силистрия»
Каких От которых годов Чины, имена и экипажей в службе в чинах прозвания
41-го 1815 1834 Командир корабля Капитан 2-го ранга Павел Нахимов 1-й …………………………………………………………………………………………………………..
Корпуса флотских 1829 1836 Прапорщик Иван Мартынов штурманов
1838 год – пароход «Северная звезда», пароход «Молния». 1839 год – транспорт «Днепр», корабль «Императрица Мария». 1840 год – транспорты «Кинбурн» и «Ингул», корабль «Соперник». 19 февраля 1841 года переведён в 12-й ластовый экипаж и переименован в подпоручики. 1852 год – назначен помощником комиссара портовой роты, находящейся при канатном заводе в Херсоне. Женат на дворянке Анне, Яковлевой дочери. Имеет восьмерых детей, в том числе сына Николая 1846 года рождения. Имеет благоприобретённый каменный дом в Херсоне. Выписка из последнего документа послужного списка: «Господин Командующий ластовой бригадой Черноморского флота в приказе своём за № 230 прописывает, что Высочайшим приказом во 2 день февраля сего 1859 года по Морскому ведомству капитан портовой роты Мартынов уволен от службы с награждением следующим чином с мундиром и пенсионом по положению».
Мартынов Павел Терентьевич, мой пра-прадед. «Родился в 1774 году в солдатской семье. В службу вступил в Херсонскую береговую команду унтер-баталером 1 сентября 1789 года, где находился до 1791 года. С 1791 года по 1795 год плавал на фрегате «Григорий Великия Армении» и на посыльном судне «Панагия Апотуменгана».
1 сентября 1796 года получает повышение в чине, становится баталером сержантского чина и переводится на флагманский корабль вице-адмирала Ушакова Ф.Ф. «Святой Павел», на котором плавает по Азовскому и Чёрному морям. 13 августа 1798 года по Высочайшему указу «Святой Павел» в составе эскадры из шести линейных кораблей, семи фрегатов и трёх посыльных судов отправляется в Средиземное море совместно с эскадрой Порты Оттоманской для военных действий против французов. В период с 28 сентября 1798 года по 20 февраля 1799 года взяты у французов семь Ионических островов, в том числе остров Корфу и крепость на нём. Мартынов П.Т. лично участвовал в сражении при атаке и взятии острова Видо и 54-пушечного французского корабля «Леандр», за что, в награждение, получил треть окладного жалования. После возвращения из Средиземного моря с 1801 года по 1804 год служит на корабле «Святой Павел» при Николаевском порте. Женится на солдатской дочери Елене Титовой. Имеет восьмерых детей, в том числе сына Ивана 1811 года рождения. По состоянию здоровья (ухудшение зрения) списан на берег. Служил старшим унтер-офицером в милицейской штатной роте и канцеляристом в Черноморской счётной экспедиции. В 1819 году получает первый классный чин «Коллежского Регистратора с определением в Дворянское Сословие». 12 августа 1824 года по прошению вступил на службу к Николаевскому порту. Определён при содержании дубовых лесов с переименованием в комиссары 14 класса и причислением к экипажной команде. В аттестациях 1804, 1807 и 1819 годов отмечалось: «поведения хорошего, должность знающий, к повышению чина достоин».
Основания:
– послужной список Николаевского порта причисленного к экипажной команде комиссара 14-го класса Павла Мартынова за 1826 год (Российский Государственный Архив Военно-Морского флота. Фонд 406, опись 7, дело 314).
– «Адмирал Ушаков». Том 2. Под редакцией Р.И. Мордвинова.
– Материалы для истории русского флота. Сборник документов. Москва, 1951-1952 годы.
Петрова (Ленинцева, урождённая Дитрих) Елена Станиславовна, моя мама, родилась в 1908 году в Санкт-Петербурге в обеспеченной дворянской семье, ставшей после революции пролетарской. В 1925 году окончила среднюю школу и поступила в Ленинградский институт физической культуры имени П.Ф. Лесгафта. В институте познакомилась и вышла замуж в 1929 году за Ленинцева Николая Николаевича. С 1930 года работала преподавателем физкультуры в Ленинградском институте инженеров связи, старшим преподавателем в Центральном доме физической культуры и до 1941 года заведовала кафедрой физической подготовки в институте киноинженеров. В 1934 году мои родители разводятся, а в 1935 году мама вторично выходит замуж за Петрова Исхака Петровича. После эвакуации из блокадного Ленинграда 12 апреля 1942 года вместе со мной и младшей дочерью Маргаритой в город Кыштым Челябинской области, работает старшим методистом лечебной физкультуры в госпитале, а затем старшим преподавателем физкультуры в Новосибирском институте сельского хозяйства. С 1946 года по 1950 год мама – главный тренер по гимнастике и лёгкой атлетике и инструктор по спортивной работе в Центральном Клубе Советской Военной Администрации в Германии. Далее до 1960 года работала старшим преподавателем физкультуры в Ленинградском медицинском институте.
Моя милая мама
Мама любила и всегда держала в доме породистых собак. Поэтому, когда пришлось расстаться со спортивной работой, она стала работать в клубе служебного собаководства. Получила звания: «Мастер-дрессировщик» и «Судья 1-й категории». Умерла мама в 1988 году.
Дитрих Станислав-Густав-Август Рудольфович, мой дед по матери, родился в 1871 году в Польше в городе Сувалки в семье Коллежского Регистратора. Окончив гимназию, в 1896 году сдал экзамен для лиц, желающих поступить на военную службу вольноопределяющимися. Был назначен в Общую канцелярию Министра Финансов канцелярским служителем. В 1900 году Высочайшим Приказом по гражданскому ведомству произведён в Коллежские Регистраторы со старшинством, а в 1903 году в Губернские Секретари со старшинством. 28 марта 1904 года «За отлично-усердную службу и особые труды Всемилостивейше пожалован кавалером ордена Святого Станислава 3-й степени». С 1906 года служит в Крестьянском Поземельном банке, где в 1908 году Высочайшим Приказом был произведён в Коллежские Секретари со старшинством. Обладая исключительными музыкальными способностями и абсолютным слухом, Станислав Рудольфович решил получить музыкальное образование. В 1908 году он оставляет службу в банке и поступает в Санкт-Петербургскую консерваторию, которую блестяще заканчивает в 1913 году по классу скрипки. По прошению зачисляется на службу в Собственную Его Императорского Величества Канцелярию чиновником для письма 10-го класса, где служит до 1915 года, а затем переводится вновь в Крестьянский Поземельный банк Помощником Управляющего банком. Во время революции банк перестаёт существовать. Дед «ушёл в подполье» и никакой активности не проявлял. Жил с семьёй, как все простые люди. Переждав смутное время, он устраивается на работу в симфонический оркестр Малого оперного театра, где со временем становится «Первой скрипкой оркестра». При этом, как ни странно, он увлекался джазом. Иногда тайком принимал участие в выступлениях джазовых коллективов, за что жена нещадно его ругала. Дед был женат вторым браком на бракоразведённой жене отставного Губернского Секретаря Проскурниной (урождённой Леван) Ольге-Вильгельмине (моя бабушка), родившейся в 1874 году в Стокгольме (Швеция). У них было четверо детей: Евгений, Ксения, Георгий, Елена (моя мама). Умер дед в 1938 году вскоре после того, как узнал об аресте как «врага народа» младшего сына Георгия, основателя пионерского и комсомольского движения в Ленинграде. (Это отдельная большая тема).
Петров Исхак Петрович, мой отчим, которого я всегда считал отцом, по национальности – удмурт, родился в 1908 году в селении Вет-Меняуз, Илишевской волости, Бирского уезда Башкирии в семье крестьянина-бедняка. В выданной ему справке для поступления в кинотехникум написано: «Родители имеют шесть сыновей, одну дочку, двух кур и одного поросёнка». В 1921 году в Башкирии был голод из-за неурожая, поэтому Исхака отдали в детский дом, где он закончил среднюю школу. Поступив в кинотехникум, он успешно заканчивает его в 1929 году. Башнаркомпрос направляет молодого специалиста в Ленинград на учёбу в институт киноинженеров. Здесь он познакомился с моей красивой, молодой и свободной мамой. У неё уже был я, двухлетний мальчик. Они полюбили друг друга и в 1935 году поженились. Исхак Петрович стал для меня отцом. Он относился ко мне, как к родному сыну, а я много лет даже не знал, что он не родной отец. После окончания института в 1935 году его направляют на работу в город Сталинабад в Таджиккинотрест. Вскоре он возвращается в Ленинград в связи с призывом в РККА. Некоторое время работает в Леноблкинотресте, а затем до октября 1936 года слудит в армии. Отец был призван на один год рядовым красноармейцем, но исполнял командирскую должность инструктора политуправления Ленинградского военного округа по кино и радиоделу. После срочной службы его зачисляют в кадры РККА. Он служит на этой должности до марта 1942 года. В первые дни Великой Отечественной войны было утверждено предложение отца о создании автомобильной звуковещательной станции для ведения агитационной работы с немцами на линии передовых позиций. В июле 1941 года он был направлен в 14-ю армию Северного фронта с первой такой станцией для её испытаний в боевых условиях. В донесении начальника политотдела 14-й армии об этих испытаниях сказано: «Военный инженер 3-го ранга тов. ПЕТРОВ И.П. за время пребывания в 14-й армии оборудовал на машине «пикап» портативную переносную звуковещательную станцию с выносным динамиком для работы в условиях бездорожья и горной местности. Испытания работы станции произведены 5 августа сего года. Качество передачи хорошее. Слышимость на расстоянии двух километров отчётливая. На прибывшую от Вас звуковещательную станцию на машине ЗИС-5 направляю акт. БРИГАДНЫЙ КОМИССАР САВКИН».
Мой отец (отчим) в начале войны
В марте 1942 года отца эвакуировали из Ленинграда в Москву и поместили в госпиталь ввиду крайнего истощения. После лечения он был назначен военным представителем на радиозавод в город Новосибирск. В мае 1945 года отец был направлен в Германию, где служил сначала в Управлении связи Советской Военной Администрации, а затем в Советской Контрольной Комиссии. С декабря 1950 года отец служил в Главном Артиллерийском Управлении Советской Армии. Закончил военную службу в звании подполковника на должности старшего военного представителя в НИИ и на заводе Министерства радиотехнической промышленности в Ленинграде. Продолжал работать до 1970 года. Умер в 1976 году. Отец любил меня и воспитывал, как родного сына. О том, что он не родной отец, я узнал, когда мне было 19 лет, при оформлении документов для поступления в училище имени М.В. Фрунзе. Эта новость мне не понравилась. Некоторое время был в шоковом состоянии. Спасибо брату Николаю Ленинцеву и сестре Маргарите Ефимовой (Петровой) за собранные ими архивные документы, а также однокашнику Юре Клубкову, который помог мне их обработать и опубликовать.
Выбираю дорогу прадедов
Осуществление мечты
Детсад, школа, блокада, послевоенное время пролетели быстро. Совсем недавно меня выгоняли из школы. Почти каждый божий день я с кем-нибудь дрался, целыми днями гонял в футбол… Когда я учился в школе в Германии, вернее, считался учеником, родители твердили, что из меня вряд ли что получится. По сути дела я не учился в 8-м и 9-м классах. С трудом закончил десять классов.
Но я активно занимался «воспитанием» молодого поколения в пионерском лагере. Берлин, 1946 год
Наконец, в 1949 году – осуществление мечты: я стал курсантом Высшего Военно-Морского училища имени М.В. Фрунзе! Не верится, что то, о чём я мечтал ещё в 1947 году, будучи в ОСВОДе, осуществилось! На первом курсе училища Фрунзе мне было очень тяжело. Мой бесшабашный характер никак не хотел подчиняться дисциплине. Меня, привыкшего к гулянью и дракам, два раза чуть не исключили из училища. И всё-таки я стал моряком! . Считаю, что могу называть себя этим почётным словом: меня качал шторм, прыгая с борта корабля в воду, я разбивался, документы мои тонули, я грыз «морские» сухари и ходил в незашнурованых ботинках.
Вот он, знаменитый курсантский «гад», прошедший и огни, и воды, и «медные трубы»…Я носил «гады» четыре года
Учебный корабль «Комсомолец», бывший «Океан», хорошо знакомый многим поколениям курсантов военно-морских училищ. И мне пришлось пройти на нём хорошую морскую практику летом 1951 года
Постороннему человеку даже в дурном сне не привидится, сколько на военном корабле существует условностей и запретов. Нельзя курить в неположенном месте. Нельзя высовываться в иллюминаторы. Нельзя наступать и садиться на покрашенное оборудование и устройства. Нельзя опираться на леерное ограждение. Не принято называть моряков сухопутными воинскими званиями – обидятся! Не принято применять не корабельную терминологию. И прочее, и прочее… Поэтому очень сложно объяснить весь сарказм команды старшего помощника командира учебного корабля, прозвучавшей по верхнепалубной трансляции и обращённой к курсантам первого курса военно-морского училища, когда те опрометчиво облокотились на леера: – Солдаты! Отойдите от забора! Этот эпизод запомнился на всю жизнь.
«Адмиральский час» на «Комсомольце»
А море я действительно люблю. Может быть, это романтика, но, по моему, важно любить море так, чтобы каждую минуту ощущать его присутствие или отсутствие.
Даже такой вид после погрузки уголька только прибавлял морской романтики
В училище был спортсменом и сначала немножко пижоном. Таким я пришёл в 1-е Балтийское ВВМУ 22 ноября 1952 года. Эту дату всегда отмечаю
В те дни я даже предположить не мог, что в моей жизни может быть что-либо ещё более значимое. А оказывается было… Было, когда я, добившись перевода, стал курсантом нашего родного, столь дорогого сердцу, «чада»! Было приятно, что с первого дня меня посчитали за «своего». Я часто слышал про себя: «Фрунзак, но с душой подгота».
Учусь на подводника
В 1-м Балтийском начинаю делать дневниковые записи, чтобы ничто значимое не улетало бесследно. 20 февраля 1953 года. Уже конец февраля! Через несколько месяцев на моих плечах заблестит энное количество звёздочек, расположившихся на великолепных лейтенантских погонах. Почему «энное»? Предполагаю, что за оставшиеся месяцы я что-нибудь «выкину». Я могу, это точно. А значит, может уменьшиться и количество причитающихся мне звёздочек. Даже смешно становится: – я и вдруг – офицер! Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить Как хочется скорее кончить училище и ступить на палубу «своего» корабля. Это будет мой корабль, который я как штурман должен буду водить «по морям, по волнам». Чувствую, что буду доволен любым назначением, на любой флот, хотя мне хочется больше на Северный. Когда я думаю о первой встрече с подчинённым мне личным составом, становится ощущение, похожее на то, с каким садишься в вагонетку «американских гор» – жутко и в то же время приятно, страшно и в то же время хочется скорее трогаться. Если не завоюешь авторитет в первые дни, для этого потребуются годы. Отсюда мораль: следить за собой, особенно в первые дни самостоятельной службы. Именно это для меня представляет затруднение. Уж больно у меня восторженный характер, и к тому же я не могу быть серьёзным. Никто не видел меня без улыбки. Когда у меня хорошее настроение, стараюсь, чтобы всем вокруг меня было весело, а когда плохое, считаю его хорошим и делаю то же самое. 21 февраля 1953 года. Не хотел так скоро возвращаться к этой тетради, но приходится. Вчера долго беседовал с секретарём комсомольской организации класса. Он сказал, что я стал хуже, чем когда пришёл. Что я не плохой, не нарушитель, а просто немножко «распустился». Он оказался совершенно прав, и я его понял. Действительно, когда я пришёл в новый для меня коллектив, очень следил за собой: за своими словами, жестами, действиями, чтобы не оказаться в числе последних. А вот когда я пообтесался, занял своё место, во мне заговорила моя весёлая бесшабашная натура, способная часто делать глупости. Отсюда вывод: не распускать себя, не переставать следить за собой. Поменьше восторженности. На всё лучше отвечать «Есть!», чем кричать и возмущаться. Так и сделаю! Нельзя забывать, что мне самому скоро придётся воспитывать людей. А для этого необходима громадная выдержка… 6 марта 1953 года. Мы проснулись за десять минут до подъёма. Неожиданно в кубрике раздался голос диктора. После первых же слов, ещё не услышав самого ужасного, сердце буквально остановилось. Хотелось спрятать голову под подушку, закрыться с головой одеялом и зажать уши, чтобы не слышать голоса, который произнёс страшную весть, что самый гениальный человек, создавший так много… Нет! Не могу произнести этого страшного слова! Мне не верится, что Его нет. Это ошибка! Недоразумение! Кошмарный сон!… Но звуки траурных мелодий, льющихся из репродуктора, как бы говорят: «Крестись, не падай духом, – это правда». Упорно не хочется верить. Писать далее не могу. Хочется сделать что-нибудь такое, отчего всё было бы по-прежнему, чтобы Он жил… 9 марта 1953 года. Всё!… Он лежит рядом с тем, с кем построил наше государство, отстоял его в трудные годы интервенции и гражданской войны… Митинг с Красной площади было невыносимо тяжело слушать. На лицах многих курсантов поразительный блеск в глазах. У меня иногда расплывались сцена и занавес с большим Его портретом. До сих пор не могу произнести Его имя. Мне кажется, что если произнесу, то всё станет правдой, а если нет, то всё рассеется, и услышу из репродуктора бюллетень о том, что здоровье улучшилось, температура нормальная, пульс спокойный, дыхание ровное… Не хочу верить!… 11 марта 1953 года. Вызвал Щёголев. Окончательное решение: в подводники не гожусь. Спрашивает: «Куда теперь? На каких надводных кораблях хочешь служить?». Упрямо стою на своём: только подводные лодки! Записывает меня помощником на большой охотник. Но я так быстро не сдамся. Хоть в санчасть меня уже не пускают, так как надоел всем, завтра же добьюсь перекомиссии. 12 марта 1953 года. Был у начальника санчасти. Безрезультатно. Сказал зайти завтра. Ну что ж, я ему не завидую. Завтра что-то будет! Последняя схватка, иначе будет поздно – документы на днях отправляются в Москву. 13 марта 1953 года. Ура! Я – подводник! Великолепны слова: «Кто весел, тот смеётся, Кто хочет, тот добьётся!». Долго и мрачно проходил разговор с начальником санчасти. Он пытался убедить меня хитрыми латинскими фразами, но я не сдавался. Поставил заграждение из слов: «Только ПЛ, только ПЛ», через которые медицинский начальник прорваться не мог. Наконец, он сказал: «Уж очень фамилия у Вас хорошая – Ленинцев! Против такой фамилии никакой циркуляр «О рубцах» не устоит». С этими словами он взял красный карандаш и написал на листе медосмотра: «Подводный флот». Я почувствовал себя счастливым. Только в классе очухался от волнения и бега, когда все уже поздравили меня по несколько раз. 14 марта 1953 года. Вчера вечером опять щеголял в костюме Адама и с загубником. Стоит человек в бассейне, глаза вытаращены: такое ощущение, будто загубник доходит до самых глаз. Изо рта выходят шланги, во весь живот резиновый мешок, а сбоку большая железная гиря синего цвета. На шее, как у несчастного греческого раба, висит громадный груз на грубой верёвке, упираясь своим нижним краем в нижнее место. Всё это скрепляют длинной верёвкой, больно стягивающей живот, а её свободный конец находится далеко наверху у инструктора, который, что захочет, то с тобой и сделает. В общем, – сплошная романтика! Сегодня «обрадую» своих дражайших, сообщив им, что я – подводник. Радостная весть не выходит у меня из головы: хочется плясать, петь и смеяться. Это замечательно! 17 марта 1953 года. Наконец-то наступил день получки! Ура! Ура! Ура! В наших руках захрустели новенькие и зашуршали старенькие двадцатирублёвые бумажки. Как грустно, что вместе с таким великолепным событием приходят мрачные размышления и свирепые мысли. Дело в том, что, заполучив в свои руки деньги, хочется сохранить их до субботы. Но те, кому ты должен, уже ходят вокруг тебя, а ты, естественно, стараешься держаться от них на почтительном расстоянии. У этой игры один конец: отдаёшь деньги кредитору, тут же занимаешь у другого до следующей получки. Но почему денежная проблема стоит так остро? Опять ломал голову, как решить эту дурацкую проблему? Были такие благие намерения: купить «Историю военно-морского искусства» – раз, купить штатив для фотоаппарата – два, купить «Морскую практику» – три, сходить в театр 29-го – четыре, отдать долг – пять! Долг отдал. Вот это сделал. Зажать не удалось, и я опять без денег! 20 марта 1953 года. Опять пятница, а, следовательно, и суббота! Хвала Всевышнему! Приближается тот день, про который в священном писании сказано: «Не человек для субботы, а суббота для человека!». Так быстро летит время: не успеешь что-нибудь выкинуть, как подвесят лейтенантские погоны, всунут в руки кортик, дадут кучу денег для расплаты с долгами и фюйть!… Начинается самостоятельная жизнь. Как страшно! Самое ужасное то, что при словах о самостоятельной жизни начинаю думать о брачных узах, о жене. При этом слове у меня по спине пробегают мурашки. Моя будущая жена представляется в образе деспота, и мне становится дурно. Я боюсь «супружеского долга». 26 марта 1953 года. Медленно, но верно из нас делают подводников. Вчера опять были в бассейне. Случившаяся со мной маленькая неприятность показала, что мы уже не те, какими были во время первого погружения, когда многие по малейшему пустяку выскакивали наверх с вытаращенными глазами. На втором занятии все полностью освоились с необычным положением, а на третьем мы давали под водой такие «джазы», что не слышно было друг друга при попытках «разговаривать». Вчера, когда я был в самой глубокой части бассейна, у меня отказал байпас дыхательного аппарата, и воздух не подавался в дыхательный мешок. А я уже выдохнул воздух через нос в воду, делая промывку. Мешок пустой, на мне грузы. Так с глубины на поверхность не выскочишь. Мог бы сбросить груз и всплыть, но это не интересно, это всегда можно сделать. Если бы это случилось на первом занятии, я бы умер от разрыва сердца. Теперь же спокойно пошёл на мелкое место и вышел на поверхность, закрыв по правилам клапан воздушного баллона. После такого начинаешь смотреть на себя с гордостью. Мне до сих пор не верится, что стал подводником, что через несколько месяцев буду офицером. Почему-то стал бояться выпускных экзаменов. Лишь подумаю о них, становится тоскливо. Раньше ничего подобного не было. 27 марта 1953 года. Говорят, что, когда мужчина смотрит на женщину, дьявол одевает ему на глаза розовые очки. Сущая правда! Вчера опять убедился в этом. После дневного сна, видимо, ещё не очухавшись, отправился в класс заниматься. Не знаю, как это случилось, но оказался я почему-то в буфете. Придя в себя от обилия лакомств за витриной и решив, что от судьбы не уйдёшь, мужественно приблизился к вазе с печеньем, чтобы определить его стоимость. Прикинул в уме, что смогу обрести «счастье» за три рубля с мелочью. Но не тут-то было! Оторвав глаза от печенья, я увидел буфетчицу. Как только я заикнулся, что у меня есть деньги, и вступил, как всегда, в пространную беседу с женщиной, она преобразилась. Прибегнув к помощи счётов, буфетчица перекинула костяшки с одной стороны на другую и совершенно спокойно произнесла: «Одиннадцать двадцать!». О том, что мне пришлось занимать эти «сумасшедшие» деньги, я не пишу. Это и так ясно… 30 марта 1953 года. Понедельник. Серый, мрачный день. Начался очередной недельный цикл. Опять нужно «провернуться» между всеми уставами и положениями, чтобы в субботу вновь обрести «еженедельное счастье». В эту субботу особенно нужно быть в городе: Рената выходит замуж, и нужно побывать на свадьбе. Это будет первая свадьба, на которой я буду присутствовать. Чёрт возьми! Рука отказывается писать. Организм требует полнейшего покоя и сна, а я сижу, как болван, на «голубятне». Так называется кафедра ВМИ из-за того, что столы идут вверх уступом, как в больших аудиториях институтов. Сидя на последнем ряду, головой упираешься в потолок. Делаю преданные глаза и таращу их на преподавателя, чтобы он не воскликнул, обращаясь ко мне: «А ну-ка покажите, что вы так усердно пишете?». Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. А ведь ещё вчера всё было совершенно иначе. Не надо было таращить глаза, можно было делать то, что хочешь, и даже спать в любое время. 7 апреля 1953 года. Вот и четвёртое апреля позади, а с ним и Ренаткина свадьба. Рената была очаровательна. На ней было великолепное белое платье. Вся она была такая улыбающаяся, весёленькая. Да и свадьба была неплохой. Стол был роскошный, было весело. Домой мы вернулись в восемь утра и сразу завалились спать. Поставил будильник на десять часов, думая пойти в училище Фрунзе на встречу по волейболу между нашим училищем и школой оружия на кубок ВМУЗов. Будильник оказался бессилен разбудить меня. Мои дорогие родители хотели разбудить меня тем, что сказали: «Виталий, тебе пора!», вместо того, чтобы поставить меня на голову. Каково же было моё удивление, когда проснувшись и набрав по телефону номер «точного времени», услышал в ответ: «Шестнадцать часов двадцать одна минута». Оказывается, я проспал почти всё воскресенье! Как я и ожидал, вскоре раздался телефонный звонок. Пришлось давать страшные клятвы Гетте, что я немедленно одеваюсь, беру аккордеон и выхожу. Повесив трубку, включил радиоприёмник и около часа слушал великолепную музыку. Наконец, решив, что пора, взял аккордеон и отправился туда. А дальше неинтересно. В четыре часа ушёл. Зашёл домой, оставил аккордеон, поспал часок, переоделся, и полседьмого был в училище. Спать хотелось страшно. Поэтому завалился в санчасть, где нахожусь и сейчас. 10 апреля 1953 года. Кажется, крупно погорел: меня хотят выписать в понедельник. Это же анекдот!… 11 апреля 1953 года. Танцую джигу. Меня не выписывают, а сегодня суббота! Это настолько мрачно, что я от души смеюсь над собой… 17 апреля 1953 года. Из санчасти меня выгнали в понедельник! Это же издевательство над человеком! Более глупо я никогда не погорал. Субботу и воскресенье провёл в санчасти, а в понедельник вновь за парту! Кстати, о санчасти. Здесь весьма оригинальные порядки. Например, не врач приходит в палату к больным, а больные идут в кабинет начальника лазарета на утренний осмотр. Причём, это не зависит от состояния больного. Далее. Каждый вечер какой-нибудь больной усиленно драит паркетный пол в коридоре. Но уже пятница. Завтра опять самый великолепный день недели – СУББОТА! Скоро Первое Мая! Целых четыре дня увольнения, да ещё праздничных! Но как раз вот это-то отчасти приводит в ужас. Во-первых, это очень большие праздники, и их обязательно нужно отметить. Следовательно, нужны деньги. Во-вторых, это день рождения мамули, значит, тоже нужны деньги. В-третьих, до Первого Мая ещё две субботы и два воскресенья, для которых опять же нужны деньги. А где их взять? Знает один лишь Бог. Сколько их нужно? Много! Будут ли они? Очень сомнительно. Хорошо ли будут справлены праздники? Конечно, хорошо! Я даже не представляю себе, как это можно плохо встречать хорошие праздники. Уже казалось бы всё пропало: и денег нет, и некуда пойти, а проходят праздники, и можно писать книгу с голливудским названием, вроде: «Мировой рекорд любви». Так что «Да здравствует 1-е Мая!» и встретим его, как следует! 22 апреля 1953 года. Сегодня переломный день недели – среда. Правильно говорят, что раз среда подошла, значит суббота близка. В прошлое воскресение был в Малом оперном театре, смотрел балет «Мнимый жених». Балет чудный. Светлый, весёлый, полный юмора и жизнерадостности. Остался в восторге от Шейн. Она мне больше всех нравится. И почему? Да потому, что она мне очень напоминает Розу. 27 апреля 1953 года. Через четыре дня – Первое Мая! Долго думал, что же подарить маме, и, кажется, придумал. Я решил подарить ей самостоятельно оформленный альбом с её спортивными фотографиями. Мама ведь никогда не соберётся сделать себе такой альбом. Думаю, она будет довольна. Подарок получился шикарный. Первое Мая решил встречать дома. Ведь это последний май, который я встречаю в Ленинграде. С будущего года я буду находиться в эти дни где-нибудь далеко-далеко… 4 мая 1953 года. Ждали мы их долго, а промелькнули они катастрофически быстро. Я о праздниках. Но прошли они хорошо. Я согласился встречать Первое Мая сразу в трёх местах, а потом ещё и в четвёртом. Всех предупредил, что приду не раньше двенадцати, так как до этого времени буду с мамой. Но куда идти, никак не мог решить. Мамуле, как имениннице, пришлось тащить жребий. Мама дважды «вытащила» Женю. В 24 часа я поехал к Гетте… 4 июня 1953 года. Итак, ровно через десять дней начинаются экзамены. Почти два месяца нам придётся корпеть над учебниками, сдавая 13 экзаменов. Но всё равно мы сдадим все… 11 июня 1953 года. Сегодня чудный день. Не только из-за погоды, но и потому, что сегодня мой День рождения. Эх и погуляем!!! 3 июля 1953 года. Всё! Годовые сдал! Ура! Через несколько минут идём в отпуск на целых десять суток. Ну держись, Ленинград! 5 июля 1953 года. Опять жизненный анекдот. Имею в виду наш отпуск. Третьего июля последний годовой экзамен сдавал только наш класс. Все остальные сдавали 4-го и 5-го. Сдали мы быстро. Это нас спасло. Уже в 17 часов мы стояли в строю с отпускными билетами. Прослушав кратковременную лекцию командира роты о вреде алкогольных напитков и ряд практических советов от его помощника, как обходить стороной буфеты, мы выскочили из училища. Через полчаса пришло распоряжение ВМУЗов: в отпуск никого не пускать, а отпущенных вернуть! Начальство схватилось за голову, но ничего не поделаешь. Вернуть нас было уже невозможно! 5 августа 1953 года. Сдал пять государственных. Четыре пятёрки и одна четвёрка. 9 августа 1953 года. Совсем уже скоро конец экзаменов. Из двенадцати осталось только два. 11 августа 1953 года. Уже 11 августа. Через три дня сдаём последний экзамен. Как быстро летит время! Кажется, что совсем ещё недавно я был одет в холщёвую робу и на голове моей красовалась громадная бескозырка без ленточек, так называемая «албанка». Но даже эту форму я носил с удовольствием, гордясь тем, что стал моряком. А получение первой курсантской формы? Это был один из замечательных дней. Когда мне вручили ленточку и курсантские погоны, хотелось петь, плясать и вообще выкидывать всевозможные глупости. А потом учёба, четыре долгих учебных года! Но как быстро они пролетели! И вот финиш! Через несколько дней я кончаю училище и выпускаюсь на флот. На флот! Как много для меня смысла в этих двух словах. Как я счастлив, что я моряк, что я штурман, что я буду водить корабли, чудесные подводные корабли с прекрасной техникой. Всё-таки немного пугают первые дни службы. Ведь всё зависит от первых дней, смотря по тому, как поставишь себя. Но я твёрдо знаю, что плохим офицером я не буду. Буду ли я хорошим или отличным офицером, боюсь судить, но плохим не буду! 12 августа 1953 года. Позавчера был с Людой. Ходили в Летний театр Сада Отдыха на Шурова и Рыкунина. Концерт замечательный. Главное то, что у них много нового и действительно чувствуется юмор. После концерта, провожая Люду домой, познакомился с её родителями. Родители мне понравились. Люда с каждым днём нравится мне всё больше и больше. Она чудесная девушка. Сегодня опять был с Людой. Она очень расстроена тем, что получила четвёрку. По правде сказать, я тоже расстроился из-за этого. Эта девушка для меня очень дорога. Как я жалею, что она ещё только поступает в университет, а не кончает его. Как был бы счастлив, если бы она стала моей женой. Неужели я в неё влюбился? Когда с ней познакомился, всё время твердил себе: «Только не влюбляться, только не влюбляться». А что получилось? То, что я не влюбился, а полюбил эту девушку, да ещё как полюбил! 13 августа 1953 года. Предо мной целая кипа учебников, которые я должен осилить, чтобы сдать последний экзамен. Они смеются надо мной, чувствуя моё бессилие и понимая, что мне с ними не справиться. Но я всё-таки сильнее их. Сгоняю их в кучу и прячу в стол. Пускай теперь смеются в темноте… Итак, до конца экзаменов осталось два дня: сегодня и завтра. В классе все усиленно «занимаются». Слева от меня в соседнем ряду четверо друзей играют в «футбол», гоняя остро отточенными карандашами кнопку по столу. Справа раздаётся громкий хохот: кто-то только что вернулся из «пике» (самоволки) и принёс свеженький анекдот. Сзади ведут оживлённый разговор, как будут отмечать сдачу экзаменов, а впереди – спят. В бильярдную не протолкнуться – громадная очередь, как на рынке. В открытые окна доносится шум – это на волейбольной площадке будущие офицеры при помощи кулаков выясняют, куда упал мяч, – на черту или нет. Бедный старшина класса сидит, зажав уши, чтобы не слышать озабоченного бормотания преферансистов, которые сидят у него перед носом и с деловым видом что-то пишут на бумаге. Двое на задней парте занимаются для всех полезным делом – уже более двух часов гадают: по порядку или нет будут разложены билеты на экзамене. Одним словом, подготовка движется полным ходом. А ведь вся эта «капелла» сдаст экзамен на четыре или пять! За несколько лет пребывания в системе ВМУЗов у всех накопилось столько наглости, что, пожалуй, каждый сейчас сдаст экзамены в академии без подготовки. 15 августа 1953 года. Всё! Последний государственный экзамен сдан, как и обещал, на пять баллов! Уррра!!! В этот день окончательно понял, что партия всесильна и может кого угодно направить куда угодно. Учился я неплохо, закончил училище хорошо и, видимо, по этой причине был зачислен в группу досрочного выпуска с назначением в Ригу. Когда уже была снята мерка для пошива офицерской формы и выписывались аттестаты, меня вызвал начальник курса капитан 2 ранга Щёголев Иван Сергеевич и сказал: – Ленинцев, ты у нас беспартийный, а Зубарев, сам знаешь, секретарь парторганизации курса. Так вот, он пришёл к начальнику политотдела и заявил: «Как же так? Я секретарь парторганизации, сам из Риги, а назначен туда какой-то беспартийный Ленинцев. В Ригу следует направить меня». Ну, начпо и приказал тебя заменить. В данном случае, сам понимаешь, я сделать ничего не могу…». Меня исключили из «досрочников». Вместо меня в Ригу поедет Зубарев. А я отправляюсь на стажировку в Севастополь. Нам присвоили звания мичманов! Сейчас уходим на целых три дня до утра восемнадцатого. И едем на стажировку! Поезд в 4.15 утра. Как уже «большим», разрешили приходить прямо на вокзал к отходу поезда без захода в училище. Чувствуется, что люди сдали госэкзамены! 16 августа 1953 года. Потомки, запомните этот день! В этот день Виталий Николаевич Ленинцев стал непьющим человеком! Сорок минут я решал, стоит или не стоит бросать, сумею ли я выдержать те условия, которые поставил себе, или нет. И всё-таки решился! Решил также, что перед отходом поезда выкурю последнюю папиросу и всё. Больше курить не буду! 18 августа 1953 года. 7 часов 15 минут. Поезд тронулся. Вот уже перрон, Ленинград и Люда остались позади. Целых два месяца не буду их видеть. 7 часов 30 минут. Началось! Ведь я бросил пить, и сейчас вся орава уговаривает меня «не делать глупостей» и пропустить стаканчик. Не сдаюсь! 12 часов 00 минут. Пьяны уже не только пассажиры вагона № 3, но и сам вагон вместе с паровозом. Боюсь, как бы паровоз не зашалил… 12 часов 32 минуты. Хотел перекусить, но отобрали чемодан с едой. Основание: раз я не пью, то нечего и добро переводить, то есть закуску… 13 часов 04 минуты. Хочется есть. Прошу бутерброд. Предлагают целый обед в Калинине, но со стаканом водки! Ложусь в угол, экономлю энергию. До Москвы нужно продержаться… 18 часов 27 минут. Приехали в Калинин. Обедать на вокзал не пошёл. Есть хочется ещё больше… 22 часа 00 минут. Скоро Москва. Умираю… 22 часа 31 минута. Ещё не умер, но уже качаюсь… Поезд на Севастополь завтра утром. Мои Витьки пьют по сто грамм и, пожалев меня, дают полбутерброда. 19 августа 1953 года. Москва позади. Поезд несёт нас в Севастополь. 21 августа 1953 года. Севастополь! Город черноморской славы! Сейчас ты вновь сияешь белизной своих улиц. Балаклава, – мы приехали! Вот они, красавицы – лодки стоят у пирса! Через два часа получил назначение. Оказывается, моя лодка стоит в Севастополе в доке. Мне нужно ехать в Севастополь. Но завтра суббота, а послезавтра воскресенье. Решено: поедем во вторник! 23 августа 1953 года. В первый же вечер после приезда чуть не устроил драку из-за почти незнакомой мне девушки. Вся балаклавская шпана стала моими «приятелями». Самые лучшие друзья нашей группы стажёров – это дочка командира дивизии, дочка начальника штаба и дочка командира бригады. Вместе были на танцах и уже ходили на «Золотой пляж» загорать и купаться. 25 августа 1953 года. Вот она – моя красавица, моя чудесная лодка! Я стал подводником! Мичман – стажёр, нахожусь на настоящей подводной лодке, на которую так стремился! 27 августа 1953 года. Хочу узнать лодку до последнего винтика, поэтому всё время лазаю по ней, забираясь даже в непролазные части. 28 августа 1953 года. Мы на лодке всего четыре дня, а уже большие друзья офицеров. Не могу понять, почему с первого курса все зовут меня Виталий Николаевич. Вот и сейчас получается анекдотично: я зову офицеров по имени, а они меня по имени-отчеству. 31 августа 1953 года. Понедельник. Почему-то долго нет письма от Люды. В субботу не выдержал и уехал в Балаклаву, так как письма на наш адрес приходят туда. Но письма не было. 2 сентября 1953 года. Сегодня опять ездил в Балаклаву, надеясь, что мне есть письмо, но не тут-то было! 3 сентября 1953 года. Наконец-то получил письмо от Люды, но лучше было бы не получать его. Мне очень жалко Люду, что она не попала в университет. Представляю, как она переживает. 4 сентября 1953 года. Сегодня, выйдя из дока, встретил Катюшу. Спрашиваю: «Почему ты здесь?». Слышу в ответ: «Соскучилась, вот и приехала. Сегодня вечером будем вместе». Изображаю бурную радость, прощаюсь и … уезжаю в Балаклаву. 5 сентября 1953 года. Со мной вчера приключилась очередная история… Но это тема отдельного рассказа… 9 сентября 1953 года. Первый глубоководный поход. Иду за штурмана. Подъём в четыре ноль-ноль. Вся восторженность пропадает… 5 часов 30 минут. Снялись со швартовов. Пустили оба электромотора. Хочется спать… 5 часов 57 минут. Вышли из бухты Севастополь. Спать хочется ещё больше… 7 часов 30 минут. Приглашают к столу. На столе «лёгкий» завтрак: хлеб, масло, яйца, грудинка, сыр, сахар, варенье. Любовь к подводному флоту крепнет… 9 часов 00 минут. «Повис» в воздухе – учусь пеленговать. Подводная лодка – это не надводный корабль! Думаю, это предел мучений, а говорят, это ещё хорошо. Спрашиваю: «А что же плохо?». А то, отвечают, когда штурман пеленгует, стоя на голове, а рулевой держит его за ноги строго по вертикали. Меняю руку. На одной руке с непривычки висеть устаю… 12 часов 00 минут. Обед. На столе бутылки с вином. С подводного флота уходить не собираюсь… 13 часов 42 минуты. Глубина 30 метров – любовь не пропадает. Странно. Я нигде не читал, что вода любвепроводна… 13 часов 45 минут. Глубина 45 метров. Куда же вы?… 13 часов 47 минут. Глубина 64 метра. Ещё не женился на Люде, а уже пропадаю… 13 часов 50 минут. Глубина 25 метров. Холостому лучше… 13 часов 52 минуты. Глубина 0 метров. А может лучше жениться?… 13 часов 53 минуты. Отдраен верхний рубочный люк. Слава подводникам! 18 часов 00 минут. Ужин. Суп, макароны, консервы, компот, какао, печенье, галеты. Хорошо быть подводником! 18 часов 30 минут. Братцы, сколько можно?! Уже двенадцать с половиной часов не разгибаю спину за штурманским столиком. Колени все сбиты – люк маленький, а взад-вперёд наверх и обратно приходится бегать часто… 19 часов 00 минут. Начинается шторм. Этого ещё не хватает… Теперь пропаду: во время шторма очень страдаю от «варварского аппетита». 19 часов 15 минут. На столе прыгает бутылка с тушью. Представляю со стороны, как я сам прыгаю, когда веду прокладку. 19 часов 15 минут. Хорошо минёру. Он ни черта не делает… 19 часов 30 минут. Шторм усиливается. Прыгаю ещё больше. Пробую руками удержать лодку от качки – не получается… 19 часов 43 минуты. Ура! Подходим к Севастополю! 20 часов 47 минут. Ошвартовались. Выхожу гордым. Подводники – лучшие люди на Земле!… 11 сентября 1953 года. Переход в Балаклаву. Ура! Наконец-то мы «дома»! 12 сентября 1953 года. Получил письмо от Люды. Слава Богу, письмо уже не такое упадническое, как первое. Воткнули меня в наряд с субботы на воскресенье. Вот это сюрприз! И зачем же я гладился? 13 сентября 1953 года. Погорел. Все наряды с субботы на воскресенье никогда не кончаются добром. Узнал случайно, что двое матросов с соседней лодки находятся в самовольной отлучке. Надеясь, что обеспечивающий офицер сам решит, что делать со своими самовольщиками, в 24 часа доложил дежурному по базе, что всё в порядке. Но тайное стало явным. Собираю чемодан, готовлюсь на гауптвахту. 15 сентября 1953 года. Второй день болтаюсь в море. Надо мной несколько десятков метров воды, а подо мной – 2000 метров. Пожалуй, достаточно. Становится жарко. Веду прокладку «между двух огней»: справа стоит штурман, а слева помощник. Вот и попробуй правильно ориентироваться между такими «огнями». 16 сентября 1953 года. Уже третий день под водой. Ещё не спал, так как находимся на позиции и каждую минуту нужно быть на «товсь». Да! Штурману-подводнику очень тяжело. Изматывается он безумно. Каждую минуту должен знать точное место лодки. Спать некогда. Но зато это интересно! На глубине, куда никогда не проникает свет, идёт лодка. Хоть там и вечный мрак, хоть штурман ничего не видит, кроме своего столика, ему на помощь приходят его знания и точные приборы. Лодка идёт уверенно, точно выходит в заданное место, несмотря на узкости, мели и другие препятствия и, если нужно, поражает врага своим смертоносным оружием. То, что служба подводников очень тяжёлая, по-настоящему понял только сейчас. Она не идёт ни в какое сравнение со службой на надводных кораблях. Там простор, удобства, свежий ветер, дыхание моря. А здесь теснота, оборудование напичкано до предела, вместо свежего морского ветра в отсеке 55 градусов жары, а вместо дыхания моря – уже уловимые признаки недостатка кислорода и избытка углекислого газа. Но хоть голова моя уже пробита в нескольких местах от знакомства с приборами и механизмами, подвешенными сверху, хоть колени все сбиты от бесконечных путешествий на мостик и обратно, я всё-таки счастлив, что я – подводник. Ругаться я научился артистически! Скоро я приду на свою подводную лодку полноправным членом экипажа. Скоро один из чудесных подводных кораблей будет моим кораблём вместе со всей замечательной техникой. А как действительно он чудесен – этот корабль – невидимка. Только сейчас понял, как тяжело жёнам офицеров-подводников. Частые выходы в море на длительный срок, дежурства, стоянки в готовности по месяцу и больше, когда с лодки не делают и шагу, – всё это обрекает жену офицера-подводника почти на одинокое существование. Часто бывает и так, что офицер возвращается из дальнего и долгого похода, приходит домой и, не успев пробыть дома и полчаса, опять уходит по вызову. На нашей лодке после возвращения из Севастополя офицеров отпустили ровно на один час – отнести домой деньги – и всё! Лодка сразу же заступила на дежурство по флоту с постоянной немедленной готовностью к выходу в море. Когда я прихожу на лодку, гулянья, танцы, женитьба кажутся далёкими и смешными. Все мысли невольно направляются на службу, отбрасывая всё лишнее. Люда женой моей не будет, это невозможно, ей надо учиться. Познакомившись сейчас вплотную с жизнью жён офицеров, убеждён, что Люде было бы трудно жить так, как живут они. Она была бы несчастна. Зачем портить ей жизнь? 26 сентября 1953 года. Письма нет. Видимо, между нами всё кончено. Она с кем-то другим. Ну что ж, лучше, что это случилось сейчас, а не позже. 27 сентября 1953 года. В следующее воскресенье розыгрыш кубка города по волейболу. Буду играть за подплав. Сегодня с утра был на тренировке. Устал, как святой апостол, поэтому решил отдохнуть перед вечерним походом в город. Разделся, забрался под простыню, отогнал мух и подумал о воскресном покое. Заснуть не дали удары погромче пистолетных выстрелов. Оказалось, что за стеной «забивали козла». На флоте «забойщики» ставят костяшки с таким ударом, что от стола летят щепки! В это же время один моряк пилил на баяне, не имея слуха, а другой трещал и пищал приёмником, путешествуя по эфиру. Почувствовав головную боль, отправился в санчасть, чтобы хоть там обрести покой. Начальник санчасти произнёс: «Если ваша болезнь неизлечима, то нечего и обращаться ко мне. А если она излечима, то и сама пройдёт! До свидания!». 28 сентября 1953 года. Оригинально развлекаются офицеры на некоторых лодках. На одной, например, отработано, что когда кто-нибудь выставляет указательный палец, изображая пистолет, и произносит звуки выстрела («Кх, кх…»), все должны с воплями умирающих падать на любом месте, где их застал этот звук. На другой – при крике: Оп-па!» – все резко поднимают руки вверх, так как этот возглас сопровождается полётом какого-нибудь предмета, типа табуретки, пущенного в головы присутствующих. Наиболее часто «летает» графин с водой. У них этот «номер» так отработан, что графин ещё ни разу не разбился. Каждый раз он падает не на головы, к большому сожалению автора этой «шутки», а оказывается в молниеносно выставленных руках. Правда, иногда какой-нибудь блондин становился фиолетовым от метко брошенной чернильницы. Тогда все начинают его успокаивать: «Ничего, вот потренируешься и тоже будешь ловким…». 29 сентября 1953 года. В прошлую пятницу в час ночи наша лодка должна была выходить в море до 16 часов, то есть пробыть в море меньше суток. В половине первого я уже был на лодке, но выхода не последовало. Его перенесли на пять утра. На базу не пошёл, завалился спать на лодке. В пять часов был разбужен командой: «По местам стоять, со швартовов сниматься!». Подготовил свой столик, разложил карту, навигационный журнал, инструмент и прочее. Лодка отошла от причала, удифферентовалась. Начал вести прокладку. Вдруг с мостика раздаётся приказание: «Швартовую команду наверх!». Значит, будем швартоваться? Хотел подняться на мостик, чтобы узнать, в чём дело, но услышал новость, от которой волосы встали дыбом. Помощник, спускаясь вниз, произнёс: «Всем быстро в кубрик и забрать с собой всё: постель, вещи, табак. Уходим на тридцать суток!». Поняв весь ужас такой перспективы, так как до конца стажировки оставалось меньше месяца, в ту же минуту заболел и выскочил на мостик. Сообщил об этом командиру с таким выражением лица, что он, взглянув на меня, отшатнулся и проговорил: «Немедленно ложитесь в санчасть. На Вас лица нет!». Скорбной походкой умирающего человека сошёл с лодки. На вопрос, нужно ли меня проводить, ответил отрицательно. Свернув за угол, засунул руки в карманы и, насвистывая, вприпрыжку помчался в казарму в предвкушении великолепного одиночного существования: лодка с командиром в море, а я один на берегу. Придя в кубрик и переодевшись, отправился не в санчасть, конечно, а в город, куда меня позвал Финн к его знакомой. Были мы у неё до ужина, съев все её арбузы. После этого возвратились на базу. Каково же было моё удивление, когда узнал, что моя лодка никуда не уходит?! Оказывается, как всегда, всё переиграли! Я задумался. На лодке-то знают, что я в санчасти. Что же делать? На глазах вертеться нельзя, значит – в город. Так мы и сделали. Быстро поужинав, Финн и я, поняв друг друга без слов, нахлобучили свои мичманки и вновь отправились «на экскурсию». Около КПП дежурный по дивизии производил развод вахты. Из его объявления перед строем мы узнали, что с двадцати часов база находится на военном положении. Началось общефлотское учение и прекращались любые увольнения. Вновь заступающим дежурным по КПП было приказано никого не впускать и не выпускать. Посовещавшись, мы решили, что сейчас мы ещё пройдём, так как двадцати часов ещё нет, ну а вернёмся … под утро и пройдём незамеченными. Изобразив озабоченных людей, мы быстрым шагом направились к КПП, прошли его, небрежно козырнув дежурному, и отправились в очередное ночное путешествие. Были у Нелли и Жени. Так мы ходили в город каждый день и посмеивались: «Кому война, а кому – мать родная». Вчера опять были в городе. Под аккомпанемент наших лодок, которые выли и свистели на весь город, играя в войну, мы протанцевали до трёх часов, а под утро возвратились в кубрик. 1 октября 1953 года. Мы опять в море! Когда я в море, для меня не существует никого и ничего, кроме лодки. Всё, что на берегу, кажется глупым, ненужным и смешным. Только к матери сохраняется тёплое чувство. Пользуюсь каждой свободной минутой, чтобы написать хоть пару строчек. Мой дневник стал мне лучшим отдыхом. 2 октября 1953 года. Время 00 часов 20 минут, глубина полсотни метров, ход 4,6 узла. Идём в разведку. Счастлив, что я – подводник. 03 часа 42 минуты. Идём в надводном положении. «Приличная» волна. На мостике нельзя стоять, не держась за что-нибудь. Волны переливаются через корпус лодки. Некоторые из них окатывают с ног до головы стоящих на мостике. Тёмная, тёмная ночь, не видно протянутой руки. Всё небо усеяно крупными звёздами. Свежий ветер, без реглана невозможно стоять наверху. Ветер срывает с гребней волн брызги, которые больно ударяют в лицо. Волны с рёвом обрушиваются на маленький корабль, словно желая его проглотить. Ругаюсь во всех Богов, но с мостика не ухожу. Очень красиво… Пришли с моря, идём в город. Денег, как всегда, нет. Официального увольнения тоже нет – «война» всё ещё продолжается. 3 октября 1953 года. 07 часов 00 минут. Из города возвратились в 4.00. Трое погорели. Обвиняют в дебоше, хулиганстве и бандитизме. Я в числе трёх. Ну что ж, будем выкручиваться… 10 часов 00 минут. События развиваются. Вызвал командир лодки. Он сегодня дежурный по дивизии. Говорит, что за самовольную отлучку пойду под суд, – так распорядился командир дивизии. Развиваю бурную деятельность по «выкручиванию»… 11 часов 30 минут. События полетели. Захотели посадить и посадят. Вместе с Колей Таировым отправляемся на гарнизонную гауптвахту города Севастополя. 16 часов 15 минут. Опаздываем на «губу» на 15 минут, и нас не сажают. Говорят, что нужно привыкать к порядку! Возвращаемся в Балаклаву, опаздываем на ужин и голодные идём в кино. 4 октября 1953 года. Завтра наша лодка уходит из Балаклавы. Нужно не сесть на гауптвахту и попробовать вообще не садиться, чтобы сдать все экзамены и уехать вместе со всеми. Попробуем что-нибудь «афернуть». Опять поругался с командиром. Семь бед – один ответ! Но говорят, что мне пишут очень плохую характеристику и добьются, чтобы меня выпустили младшим лейтенантом. По-моему, это плохо… Придумали для меня самое страшное наказание: приказали самому писать на себя характеристику. Хорошую не смог написать, не хватило сил. Написал плохую. Завтра её утвердят, и у меня будет плохая характеристика, написанная моей же рукой. Очередной жизненный анекдот. 5 октября 1953 года. Ушли в подполье. Сегодня нельзя никому показываться на глаза, чтобы не сесть на гауптвахту. А в ночь лодка уходит. Садиться на губу нельзя ещё по той причине, что приехал представитель из училища. Он говорит, что экзамены за стажировку будем сдавать 7–10 октября. Ну и «напели» же ему! Что мы и бандиты, и хулиганы, и пьяницы, и разбойники. Одним словом, – балтийцы! Да и действительно: за два месяца стажировки у нас на всех 122-е суток гауптвахты, то есть более, чем четыре месяца. Из одиннадцати человек шестеро были на гауптвахте. Начальство говорит откровенно, что постарается «засыпать» на экзаменах тех, кто провинился, и постарается, как минимум, оставить половину из нас ещё на месяц стажироваться за счёт отпуска! Не хочу! Итак, сегодня скрываюсь, седьмого сдавать. Остаётся шестое. За один день нужно: изучить Черноморский театр, знать устройство лодки и уметь пустить в ход все механизмы и управлять ими, изучить все штурманские приборы, выучить ПСП и ППСС, организацию службы на подводной лодке, решить штук тридцать астрономических задач, провести несколько политзанятий, привить хорошие навыки матросам и старшинам…Надоело перечислять, жалко бумаги. В общем надо готовиться к бою. Здесь экзамены будет трудно сдавать, не то, что в училище. Всё в порядке! Когда я прочитал свою характеристику командиру БЧ-1 (штурман её должен подписать), он рассмеялся и выгнал меня из каюты. Заставил написать хорошую. Я написал, он подписал, помощник поставил печать, командир утвердил… и у меня в чемодане лежит три экземпляра хорошей характеристики… Проводили нашу лодку. Хоть на стажировке мы были очень мало и почти никого не знаем, расставаться было очень жалко. Провожали как будто родных и близких друзей. Когда лодка вышла из гавани и скрылась за мысом, стало тоскливо. Невольно почувствовал себя одиноким и всеми покинутым. Перед самым выходом, когда уже все прощались, командир ПЛ очень тепло с нами попрощался и снял с нас взыскания. Одним словом, всё кончилось благополучно… 6 октября 1953 года. Но кончилось ли? Кажется, нет! Сегодня утром опять сыграли боевую тревогу. Все побежали на лодки, как и положено по тревоге. А в кубрике стажёров, как всегда, продолжался безмятежный сон. Случайно к нам забрёл командир бригады. Что тут было, какой характер имел разговор, думаю и так ясно! Выйдя из кубрика, комбриг обратился к одному из офицеров, прибежавших на его крик: «Вы посадили тех двух курсантов?». Получив отрицательный ответ, он рассвирепел ещё больше и приказал: «Сегодня же посадить!». В тот же миг офицер оказался в нашем кубрике и с порога проговорил: «Ленинцев и Таиров, собирайтесь. Сегодня отправитесь на гауптвахту!». «Поздно!» – дружно ответили мы и добавили: «Командир уже снял с нас взыскания!». «О-о-о-о!»… протянул офицер и скрылся за дверью. Взглянув ему вслед, мы заметили, как он исчез в кабинете комбрига. Через несколько секунд офицер вновь появился в нашем кубрике и произнёс: «Комбриг сказал: всё равно сажать!». У нас ёкнули сердца. Приказ комбрига – закон! Что делать? Мы были везде: и в политотделе, и у комбрига, но он остался неумолим. Нам он заявил так: «Если командир снял с вас взыскания, то считаю действия командира неправильными. Арестовываю вас своей властью». На обращение нашего старшего офицера из училища он ответил: «Я их оставлю ещё на два месяца на страх потомкам, чтобы ваши последующие выпуски не допускали этого». Едем на гарнизонную гауптвахту с офицером – это очень плохо. Значит, сядем. Тем более, что этот офицер в хороших отношениях с начальником гауптвахты… Не сели!!! Как это произошло, сам не пойму, но мы не сели! Мы уже были на гауптвахте, но не успел часовой закрыть за нами ворота, как мы выскочили обратно. Ни уговоры, ни просьбы, ни приказания нашего офицера не могли заставить нас сдвинуться с места. Разве есть смысл нам садиться на десять суток, если 9-го мы сдаём экзамен, а 10-го можем уехать в Ленинград? 7 октября 1953 года. Всё-таки завтра нас посадят. Сегодня были в городе, и Дима Силин погорел. Погорел он очень крепко, его вряд ли выпустят офицером. В общем, сажать нас будут вместе. 8 октября 1953 года. Сегодня опять повезут на гауптвахту. Сегодня уже не отвертеться. Вспомнил, как вчера меня посчитали за пьяного. Пришли мы в один дом. Был я, как всегда, трезв, и когда сели за стол, выпивать отказался. Как же мне было смешно, когда одна девушка сказала: «Правильно. Виталию больше нельзя. Он и так уже изрядно пьян!?». Но мы дали прощальный концерт!!! Три часа дня. По-са-ди-ли-и-и-и! «Сижу за решёткой в темнице сырой…» и вспоминаю: в 1-е Балтийское ВВМУ меня перевели 22 ноября 1952 года. А 24 ноября я уже сидел на гауптвахте. Стажировка могла кончиться 9-го числа, и мы сразу могли уехать в Ленинград. А 8-го числа я попадаю в «терем-теремок». Коле Таирову удалось залечь в санчасть и «сакануть» от губы. Как же выскочить отсюда раньше срока? Как выйти позже, я знаю. Но как раньше…? Нужно что-то сделать. Не собираюсь просидеть все десять суток. Завтра буду целый день думать. Надеюсь, что-нибудь выйдет… 9 октября 1953 года. Думал полдня. Кажется, что-то придумал. Осуществлять начну завтра. Завтра или послезавтра должен выйти. С нами Бог! Аминь! А вся наша «шара», наверное, сейчас сдаёт экзамен и готовится к отъезду. В более глупое положение ещё никогда не попадал.
10 октября 1953 года. Ситуация паршивая. Тот, с кем буду «вертеть афёру», появится на гауптвахте только в понедельник. Теряю двое суток, так как сегодня суббота. Очередной анекдот: сижу и по собственному желанию чищу картошку. Любовь к флоту крепнет… Суббота… В Балаклаве сегодня весело. Ей Богу, меня там сегодня не хватает. На Ленинградской гауптвахте было лучше. Там мы играли в преферанс, устраивали шахматные турниры, придумывали новые игры. Однажды даже умудрились продать машину дров, принадлежащих гауптвахте. Здесь же лежу и плюю в потолок. 11 октября 1953 года. Воскресение. ПО-ГО-РЕЛ! Было скучно, поэтому немного развлёкся. Назначили на работу старшим. Во главе арестованных и в сопровождении автоматчика провели лихой налёт на женское общежитие, где нас «накрыло» начальство. Добавили пять суток. Но, товарищи начальники, так не пойдёт! В понедельник или во вторник я всё-таки выскочу! Вот увидите… Видимо, мои дела очень плохи. Сейчас приходил Коля Таиров, но я его не видел, так как свидание не разрешили. Мне передал помощник начальника караула слова Коли о том, что сегодня они уезжают. Вот сейчас почувствовал, что очень крупно погорел. Во-первых, теперь Щёголев наверняка оставит меня на два месяца, во-вторых, выпущусь младшим лейтенантом. Но я не хотел этого! Сейчас сижу не по своей вине, а из-за других. Начальство считает меня виновником одного происшествия, а на самом деле я совершенно не виноват. Но главное – не унывать! Если меня выпустят младшим лейтенантом, потеряю один год и всё, так как через год буду уже лейтенантом. Передали письмо от всех ребят. Это письмо подняло мне настроение. Молодцы! Они меня не забыли. Где-то достали денег и оставляют мне 350 рублей. Пишут, что, если не «разобьют» литер (у нас он был один на всех 11 человек), то соберут и оставят мне деньги, чтобы я мог уехать за наличный расчёт. Это действительно внимание. Меня обрадовало, что они все сдали экзамены благополучно. Боялся, что кого-нибудь из них «засыпят». Двоих не наших оставили в Севастополе на два месяца. Меня ожидает та же участь. Но главное – не унывать! Бывает и хуже. 20 часов 35 минут. Сейчас уходит поезд Севастополь – Москва, на котором уезжают мои однокашники. Такой уж у меня характер – долго грустить не могу. Оставили, так оставили, ну и чёрт с ними! Не ноябрьские праздники, так Новый Год буду встречать в Ленинграде. Ну а младший лейтенант – это тоже офицер. А долго младшим я ходить не буду! 12 октября 1953 года. Сижу в пыльной камере и думаю, как бы мне пораньше выскочить, а мои коллеги едут в поезде в родной Ленинград. Сам виноват, не надо было столько гулять. Но я сдержал слово: водки у меня во рту не было. Так что я не такой уж плохой, как думает обо мне начальство. Понедельник. Надо что-то делать. Жду врача. В училище было можно притворяться, ну а здесь? Врач знает, что больных не сажают, и любой приходящий к нему – сачёк. Нужно умудриться ему доказать, что я действительно болен. Но как? Видно будет по обстановке. 11 часов 40 минут. От души смеюсь. Погорел ещё раз. Трюк с подменой градусника в кабинете врача закончился неудачей. Меня вытолкали из кабинета врача и втолкнули в кабинет начальника гауптвахты. Тот бросил на меня грозный взгляд и привычным движением показал мне пять пальцев левой руки, то есть добавил пять суток за неудачную симуляцию болезни. Таким образом, я имел суммарно уже двадцать суток ареста, то есть должен отсидеть при окончании училища ровно столько же, сколько отсидел после перевода в 1-е Балтийское ВВМУ. Теперь освобождаюсь 28 октября! 13 октября 1953 года. 6 часов 00 минут. Подъём! Подъём! Опять слышу эту дурацкую команду. Ещё 15 раз мне придётся вскакивать под эти крики. Сегодня наши уже будут в Москве. Перестал ходить на работы, чтобы писать, пока никого нет. Мичманов и старшин назначают на работу по желанию. Опять анекдот! В камеру вошла комиссия во главе с комендантом города. Я, как старший по камере, скомандовал арестованным: «Встать!» и, подбежав к полковнику, рявкнул: «Смирно!» и начал докладывать. Но он перебил меня и взревел: – Что это вы нас ставите по команде «Смирно»? Я спокойно ответил ему: – Вы удивительно догадливы! – Арестовываю вас ещё на пять суток дополнительно, – зловещим шопотом произнёс комендант, наклонясь ко мне. В ответ я вежливо поблагодарил его. Он выскочил за дверь, а за ним вся комиссия. Просуммировал, получилось уже 25 суток. Жду, кто же догонит мой арест до месяца. Да, ещё сидеть и сидеть. Теперь даже не видно окончания срока. Надо что-то придумывать! Иначе дело не пойдёт. Но вот придумать-то что-нибудь не могу. Видимо, за время стажировки здорово поглупел. 14 октября 1953 года. 6 часов 00 минут. Опять разбудил этот дурацкий крик: «Подъём!». Встаю с тяжёлым чувством. Ещё бы: десять минут назад ребята приехали в Ленинград. Обидно. Ведь мог быть в их числе и уже идти по Невскому. Назначили старшим на работу, якобы «добровольно». Сижу на свежем чистом воздухе, так как отсюда до Севастополя несколько километров. Жарко. Сижу в одной тельняшке. Опять умудрился погореть! Двое моих «подчинённых» (арестованных матросов) попросились уйти на два часа. Их воинская часть расположена рядом. Разрешил, конечно. Так вот эти «богатыри» налетели на коменданта города. Уйдя отсюда пешком, вернулись на машине полковника. – Старшего ко мне, – прокричал комендант. Я встал и подошёл к машине. Увидев меня, комендант стал протирать глаза. Посмотрев на меня ещё раз и удостоверившись, что перед ним уже знакомый мичман, он торжествующе закричал:
– Ага-а-а-а!, – и машина умчалась вместе с ним. Поскольку мы старые знакомые, он не оставит меня без внимания. Теперь, думаю, у меня как раз будет месяц ареста. Так и есть. Ещё пять суток! Мне нужно срочно покидать Севастополь, ибо мне заявили, что меня будут судить, если со мной ещё раз что-нибудь случится. 15 октября 1953 года. Начал «охмурять» врача. Это единственный способ выйти отсюда раньше. Пока безрезультатно. Но, как говорится, «под лежачий камень и портвейн не течёт!». Я не боюсь никаких «дыр», не боюсь службы. Единственное, чего я хочу, это скорее оказаться на своей лодке. Не знаю, надолго ли меня хватит, но пока хочу только на море. В «дыре» я буду жить или нет, – это мне пока безразлично. 16 октября 1953 года. Ребята уже третий день в Ленинграде, а мне ещё сидеть на гауптвахте «до и больше». Но, кажется, всё-таки выйду раньше. Врач удостоверился, что у меня «воспаление лобных пазух». Подтвердил рентген! (?). Но мне никак не удаётся набить температуру. Пока вытягиваю только на 37 градусов. Нужен резкий скачёк температуры градусов до 38. Точка! Сегодня выхожу! Жду оформления документов. Врач не выдержал осады. «Пчела и на крапиву садится. Не подражай ей!» – пишу большими буквами на воротах гауптвахты и удаляюсь. Просидел девять суток, восемь часов и 12 с половиной минут. Сейчас гордо называю себя свободным. Нахожусь у Нелли. Сразу идти на базу не захотел. Во-первых, нужно зайти на почту. Во-вторых, привести себя в порядок. Пойду завтра. 18 октября 1953 года. 13 часов 40 минут. Лодку кренит с борта на борт. Встречные волны с силой ударяют в ограждение боевой рубки, обдавая всех, кто стоит на мостике, мощными каскадами брызг. Оставляя за кормой милю за милей, корабль идёт на выполнение очередной задачи. Только пришёл на базу, и через два часа оказался в море. Лодка пошла на ответственное задание, и меня впихнули в неё на помощь штурману. Это приятно, но гораздо приятнее было бы сидеть сейчас у окна вагона и смотреть туда, где вдали скрылась Балаклава. 23 октября 1953 года. Сдал экзамены и завтра уезжаю. Даже не верится, что 27-го буду в Ленинграде! 24 октября 1953 года. 20 часов 40 минут. Не верю, что еду в поезде. Ура! Ура! Ура! Я еду в Ленинград! 25 октября 1953 года. Видимо, я действительно нахал. Сижу в другом вагоне. В одной руке у меня пол-цыплёнка, а в другой – громадный кусок пирога. Разделяю «скромную трапезу» с двумя незнакомыми девушками. В другом вагоне какая-то сердобольная бабушка пришивает мне погоны на бушлат. Ну а я, позавтракав, иду спать на чужую плацкарту. 27 октября 1953 года. Приехал! Все дружно кричат «Ура!» и выходят из вагона. Встречает патруль! Бросаю всё и бегу скорее в тамбур…Сработал инстинкт самосохранения. 29 октября 1953 года. Ходить тяжело – мешают двухметровые рога. С рогами хожу первый раз, но «прелести новизны» не испытываю… 30 октября 1953 года. 9 часов 30 минут. Всё! Юмор кончен. 7 декабря 1953 года. Полный финал таков: сегодня уезжаю на службу. Ну а с дневником приходится прощаться. На службе у меня не будет времени писать, поэтому прощай, мой старый товарищ.
* * *
Прошу отнестись к этим дневниковым записям снисходительно, так как написаны они юношей в 1953 году, когда основными чувствами, будоражившими кровь, были романтика, восторженность и юношеский максимализм. Хотелось, простите, повыпендриваться, показать себя. Но любовь к Родине, желание стать настоящим офицером – подводником было главным! Те, кто читал мой дневник, всегда спрашивают: «А что Люда?». А ничего. Оказалось, что это очередное юношеское увлечение, которые испытывает каждый из нас, начиная с первого класса.
Я – офицер, штурман – подводник
Хорошее начало!
Помню наш замечательный выпускной мальчишник 5 ноября 1953 года, первый офицерский отпуск (с офицерским денежным содержанием!). Но описать их уже не могу, так как с дневником покончено. И вот уже поезд несётся в город Севастополь, к нашему первому месту службы! Он прибывает рано утром. Пока мы добрались до бригады, пока дождались кадровика, наступило время завтрака. Кадровик, объяснив, где кают-компания, предложил нам сначала позавтракать, а уж потом зайти к нему. В кают-компании почти все столики были уже заняты. Вадик Савчук и Толя Кюбар заметили свободный стол в уютном месте, и мы направились туда. Мы не заметили, что в кают-компании стало тихо, а вестовой посмотрел на нас изумлённым взглядом. Среди незнакомых офицеров мы чувствовали скованность, но старались вести себя непринуждённо, громко разговаривали, смеялись и, делая бутерброды, всем своим видом пытались показать, что мы –бывалые моряки. В это время в кают-компанию вошли комбриг, начальник штаба и несколько старших офицеров. Продолжая разговор с начальником штаба, комбриг сделал несколько шагов в сторону «нашего» стола и вдруг, заметив нас, остановился. Кают-компания замерла. За каждым столом расцвели улыбки и заблестели глаза в предвкушении чего-то необычного. Мы уже поняли свою оплошность, но было поздно. Комбриг осмотрел каждого из нас, сначала нахмурился, затем слегка улыбнулся и, обращаясь к своим спутникам, сказал: – Ну что ж, товарищи офицеры, пойдёмте отсюда. Видимо, нас перевели во вторую очередь. И они вышли из кают-компании. Мы красные, как клюквенный экстракт, стоявший на столе, судорожно проглотили застрявшие в горле бутерброды и под хохот офицеров выскочили из кают-компании. Обедать в тот день никто из нас не пошёл…
Два эпизода задачи № 2
Наша лодка отправилась в район боевой подготовки для сдачи второй курсовой задачи, имея на борту командира бригады. Стояла тёплая, солнечная, безветренная погода. На Чёрном море благодать! Выполнив комплекс предусмотренных мероприятий, всплыли. После обеда по трансляции прозвучала команда: – «Вынести мусор!». Бачковые поочерёдно полезли наверх. Комбригу захотелось подышать и посмотреть на белый свет. Он начал подниматься по трапу из центрального поста. Увидев это, вахтенный офицер поторопил замешкавшегося в люке моряка: – Ну что застрял? Давай быстрей! Молодой матрос, выносивший отходы с камбуза, второпях неуклюже споткнулся и, падая, опрокинул свою бадью прямо в рубочный люк. Через секунду из люка молча вылез облитый помоями адмирал. Мигом оценив обстановку, старпом предложил устроить дополнительный перерыв для купания. Провинившегося матроса отправили стирать форму начальства, другие занялись наведением порядка, а командир бригады, в плавках спустившись по штормтрапу в воду, поплыл вдоль борта подводной лодки. И в этот момент находившийся в прочном корпусе вахтенный трюмный продул гальюн… В итоге, лодка в этот день задачу не сдала.
Мне повезло
Всё разъясняет моя запись на последней странице дневника, сделанная через много лет: «Валюша! А по-настоящему мне повезло 25 мая 1955 года, когда мы с тобой познакомились. Ты моя самая хорошая!». Спасибо Всевышнему и «заму» Косте за нашу с Валюшей первую встречу! Возникает вопрос, – причём здесь замполит? Объясняю. Когда в 1954-1955 годах на заводе города Николаева мы принимали новейшую по тем временам подводную лодку 613 проекта С-222, я целыми днями пропадал на лодке, изучая «свою родную». Вырывался в город значительно позже 23-х часов, а возвращался утром с весьма «уставшим лицом». Однажды у нас с Костей состоялся разговор: – Виталий Николаевич! Вы что, не можете познакомиться с какой-нибудь порядочной девушкой? Ходили бы в театр, в кино, на выставки. И в часть возвращались бы свеженьким! – Да, но где взять порядочную девушку после 23-х? Их, порядочных, мамы давно уже уложили спать, папы закрыли все двери и покуривают возле них. – Ну, ладно! Вот когда придём в Севастополь, я вас с такой девушкой познакомлю, что потом меня благодарить будете…
Тогда я не придал значения этому разговору, но как же Костя оказался прав!…Костя недавно женился, а его жена Мусенька, как он её называл, была подругой Валюши. Итак, утром 25 мая 1955 года мы пришли в Севастополь, и Костя спросил: – Ну что, пойдём? – Куда? – К Вале. Я же говорил вам. Я согласился. Вечером мы отправились к незнакомой мне Вале. Честно говорю, ничего хорошего от этой встречи я не ожидал. Предложение «зама» – явно очередная воспитательная работа. Но случилось иначе. 25 мая я впервые увидел Валюшу, а 11 июня, в мой день рождения, мы расписались. И это был самый драгоценный подарок за всю мою жизнь! Довольно забавно это сейчас, что именно в этот день 11 июня в 11.00 меня «разбирали» на парткомиссии при политотделе дивизии. За что – не помню. Разбор начался традиционно: – Фамилия? – Ленинцев. – Имя, отчество? – Виталий Николаевич. – Дата рождения? – 1930-й. – Мы спрашиваем не год рождения, а дату рождения! – 11 июня 1930 года. Возникла пауза. – Сегодня, что ли? Ну что ж, поздравляем! Но это к делу не относится. Женаты? – Никак нет! – Холост значит? – Никак нет! – То есть? – Все члены парткомиссии вскинули головы и посмотрели на меня: – что это значит? – Так я сегодня расписываюсь. Сразу после парткомиссии иду в ЗАГС. Пауза, которая вновь возникла, оказалась значительно продолжительнее первой. Члены парткомиссии (они тоже люди) поглядывали друг на друга, не зная, что сказать. Тогда «начпо» дивизии, который присутствовал на заседании, сказал так: – Ну вот что, товарищ Ленинцев,: во-первых, поздравляю вас, а во-вторых, идите-ка вы отсюда и больше лучше не попадайтесь... Испарился я сразу же, как будто меня и не было. Вернусь к женитьбе. Некоторые могут сказать: «Ничего себе, женился через 18 дней знакомства!». Так вот из этих 18-и на десять суток мы уходили в Николаев на достройку корабля, трое суток стояли на Севастопольском рейде и два раза я сутками дежурил в части. То есть фактически мы были вместе после знакомства только три дня, а ещё точнее два вечера до 22-х часов, естественно, и один день!
Севастополь 11 июня 1955 года. С этого дня я стал счастливым семейным человеком
Короткое знакомство перед женитьбой не помешало нам жить вместе уже более сорока лет! И люблю я Валюшу с каждым днём всё сильнее. Да и как её не любить? Куда бы ни забрасывала меня судьба, в какие бы «дыры» я ни попадал, Валюша всегда была со мной. Когда я переходил вместе с лодкой к новому месту службы, через два-три дня Валюша уже прилетала и вновь была рядом. Был даже такой случай. Когда мы переходили из Владивостока в Совгавань, на переходе, в силу определённых причин, задержались. Валюша с детьми встречала меня, сидя на чемодане около пирса. А было трудно. Где только Валюша с детьми ни ютилась? И у знакомых, и у незнакомых, и в гостиницах, и в крохотных каютах плавбазы, и даже в «каютах» части… И никогда не жаловалась, а наоборот поддерживала меня. Всем, всем, чего я достиг, я обязан ей!
Будни подводного плавания
В 1956 году сдавали задачу №2 в Либаве. Что из себя представляет центральный пост ПЛ 613 проекта во время сдачи задачи, я думаю объяснять не надо. Не протолкнуться! Тут и комбриг, и флагмех, и флагманский штурман, и флаг-РТС, не считая различных штабных инструкторов и штатного личного состава. Надо сказать, что мы подготовились хорошо. Все «вводные» типа «Пробоина в 1-м отсеке», «Пожар в седьмом», «Взрыв атомной бомба в районе 2-го отсека!» выполнялись с блеском. Видно было, что комбриг доволен. Наконец, постановка под РДП. Чёткое исполнение команд. Комбриг уже поговаривает о возвращении в базу и вдруг… – Центральный! – раздалось в переговорке, – Пробоина в пятом отсеке! Командир молниеносно открыл рот, но вылететь команде помешал комбриг, который, проявив такую же мгновенную реакцию, закрыл своей широкой ладонью рот командира: – Владимир Александрович, – произнёс комбриг, обращаясь к флагмеху и продолжая контролировать командирский рот, – разве у нас в это время есть «Пробоина в пятом отсеке? – Никак нет, – ответил флагмех, развернув свой свиток с планом задачи. – А кто из офицеров штаба сейчас в пятом отсеке? – Никого нет. – Так что у вас происходит? – убрав руку и медленно закипая тихим голосом начал комбриг, обращаясь к командиру. – Что за организация? Что за самоуправство? А если бы пробоина была фактическая? Мне кажется, вы распустили свой личный состав. Кто что хочет, то и творит. Вам не задачу №2 сдавать, а впору оргпериод объявлять. Разберитесь! Сжав всё высказанное комбригом в пять секунд и умудрившись втиснуть туда и всё то, что он думает о старпоме и его родственниках, особенно по материнской линии, командир приказал ему убыть в пятый отсек, разобраться на месте, доложить и сделать для себя выводы. Старпом испарился. Но через мгновение в переговорке раздался уже его голос: – Центральный! Пробоина в пятом – фактическая! Продулись. Всплыли. Комбриг приказал следовать в базу. Оказалось же вот что: пробило патрубок системы охлаждения дизеля и вода била в борт, а создавалось впечатление, что она поступает из-за борта. Комбриг долго молчал, а затем, видимо проанализировав действия личного состава и убедившись, что они были правильными, решил продолжить приём задачи. Он приказал погрузиться и входить в базу по расчётам в подводном положении, что планом выполнения задачи было предусмотрено. Когда мы погрузились, старпом приказал: – Осмотреться в отсеках! – Первый осмотрен, замечаний нет! – донеслось из переговорной трубы, идущей в носовые отсеки. Система корабельной трансляции «Каштан» ещё не была установлена. Второй отсек почему-то замешкался и докладывать начал седьмой. Старпом, нервы которого были на пределе, рявкнул в кормовую переговорку: – Седьмой! Что вы лезете без очереди? Вы что? Считаете, что я доклады могу слушать одновременно из носовых и кормовых отсеков? У меня, как и у каждого нормального человека, только одно ухо! Последовала пауза, а затем из седьмого отсека донеслось: – Товарищ капитан 3 ранга! Командир седьмого – главный старшина Коляда. Я, видимо, ненормальный. У меня два уха… Центральный «лёг», а комбрига это добило и он взвился: – Командир! Даю неделю на подготовку к пересдаче! Никакой организации! Личный состав матчасти не знает! И разберитесь в конце концов, кто у вас двуухие, а кто одноухие… Через несколько дней четыре подводные лодки, в том числе и наша, впервые должны были переходить на Север вокруг Скандинавии. Был выделен буксир, на котором командиры и штурманы должны были перед переходом подводных лодок пройти по маршруту в проливной зоне, чтобы лучше ознакомиться с проливами Зунд, Каттегат и Скагеррак, а также довольно сложной навигационной обстановкой в этом районе. Из-за повторной сдачи задачи №2 мы в этот ознакомительный поход опоздали. Командиры и штурманы трёх других лодок в проливной зоне побывали, а мы нет. Вопрос: какая лодка пошла головной? Правильно! Наша…
Две попытки пройти на Восток
Придя на Север, сразу стали готовиться к переходу на Тихоокеанский флот Северным морским путём в навигацию 1956 года в составе экспедиции особого назначения ЭОН-56. Предстояло докование корабля и выполнение множества других подготовительных мероприятий. Скучать было некогда.
Северный флот, лето 1956 года. Стоим в доке в Чалмпушке. Офицеры ПЛ С-222. Слева направо: штурман Виталий Ленинцев, командир ПЛ Виталий Александрович Свешников, замполит Алексей Лизунов, старпом Александр Таубин, доктор Василий Аниканов, командир БЧ-3 Николай Цветков, командир торпедной группы Борис Козлов
После докования всех ПЛ, выполнения других работ и окончательного формирования экспедиции началось движение большого каравана подводных лодок и надводных кораблей Северным морским путём на Восток. Ледовая обстановка в тот год была очень тяжёлой. Сроки перехода не выдерживались.
Сев мор путь, 1956 год. Это была эпопея! Подводные лодки застряли в тяжёлых льдах.
В то лето мы на ТОФ не прошли. Четыре ПЛ, в том числе и наша, вернулись в Полярный, чтобы отпустить по демобилизации отслуживших срок моряков Остальные лодки зимовали на Колыме. Переход повторили в 1957 году. Он был успешным.
Пришлось плавать вот с таким креном и дифферентом. Но мы всё-таки прорвались и «зализываем» раны.
А вот и результаты «целования» с паковым льдом – деформированная часть лёгкого корпуса ПЛ С-222. Кроме того, носовые цистерны главного балласта правого борта были пробиты
Свято верил в астрономию. В открытом море при малейшей возможности определял место по светилам
После перехода Северным морским путём нашим постоянным местом базирования была Совгавань, а через два года нас перевели в Ракушку.
Совгавань, 1959 год. Офицеры ПЛ С-222 слева направо: командир торпедной группы Боря Житомирский, командир БЧ-3 Слава Горленко, командир БЧ-1-4 Виталий Ленинцев (все выпускники нашего училища) и начальник медицинской службы Вася Аниканов
Кто в Ракушке не бывал, тот и ТОФа не видал
Краткое изложение рассказа Рудолфа Рыжикова о Виталии Ленинцеве и службе подводников во Владимиро-Ольгинской ВМБ. Эта база Тихоокеанского флота была не очень отдалённой – всего двести миль к северу от Владивостока, но уж очень, мягко говоря, глуховатой. Расположена она была в заливе Владимир, отделённом от Японского моря узким проливом между мысами Балюзек и Ватовского. На северном берегу залива располагался небольшой посёлок с игривым названием Весёлый Яр, выросший вокруг заводика, производившего из морских водорослей продукт под названием агар-агар, очень нужный пищевой и парфюмерной промышленности. Если от этого посёлка двигаться к югу вдоль уреза воды по узкой песчаной дороге, то через три километра можно выйти к четырём деревянным пирсам в бухте Ракушка, где базировались подводные лодки 613 проекта 126-й Отдельной бригады ПЛ ТОФ. Недалеко от пирсов располагались здания штаба бригады, минно-торпедной части береговой базы и «миллионки» – небольшие складские постройки, где экипажи подводных лодок хранили всё то, что невозможно было постоянно хранить на лодках.
Левая часть панорамы залива Владимир. Стрелками обозначены посёлок Весёлый Яр и посёлок Ракушка
Правая часть панорамы залива Владимир. Виден выход в Японское море. А справа в глубине бухты базировались надводные корабли Владимиро-Ольгинской ВМБ
Поднимаясь от штаба в гору, можно добраться до береговых казарм экипажей подводных лодок, здания матросской столовой и офицерской кают-компании. Далее находится КПП. За территорией бригады дорога становится круче. Пройдя мимо деревянного здания магазина военторга и двухэтажного здания санчасти и офицерского общежития, выходим к нескольким деревянным и каменным домам, где жили семьи офицеров и сверхсрочников.
В этих домах «с удобствами на ветру» мы жили вместе с жёнами и детьми по много лет
Это был крошечный посёлок без радио и телевидения, без кино и газет, оторванный от всего мира. Вокруг только горы и тайга. У кого были хорошие радиоприёмники, могли слушать новости. Кино иногда крутили в кубриках личного состава или в столовой с помощью узкоплёночной аппаратуры типа «Украина». Это было событием для всех жителей посёлка. В такой ужасающей культурной отсталости быта служили и жили в то славное время подводники со своими семьями. Впрочем, офицерам скучать было некогда: интенсивная боевая подготовка и длительное пребывание в море не оставляли для этого времени… В те достославные времена на флоте набирал силу очередной «почин», рождённый политработниками, – соревнование за звание «Отличный корабль». Экипажи трудились, что называется «в поте лица». Затрудняло эту работу отсутствие у экипажа нормального отдыха в перерывах между выходами в море. Даже увольняться матросам и старшинам срочной службы было просто некуда: никаких танцплощадок в гарнизоне не существовало, а понятия «дискотека» вообще не было.
Тихий океан в тихую погоду. В море хорошо…
А дома лучше…Посёлок Ракушка, 1959 год. Редкий случай отдыха в домашней обстановке и общения со своей семьёй
Женщины посёлка Ракушка зимой с покупками от военторга
Женщины посёлка Ракушка летом на местном «рынке»
Трудился я в то время в должности старшего помощника командира ПЛ С-236. Командовал этим кораблём Юрий Перегудов – сын того самого Владимира Перегудова, под руководством которого были сконструированы дизель-электрические подводные лодки 613 и 611 проектов и первые наши подводные атомоходы. Юрий Владимирович избегал разговоров о своём родстве с этим знаменитым конструктором. Службой своей с командиром я был доволен. У него многому можно было поучиться. Офицерский коллектив на лодке был замечательный: дружный, весёлый, грамотный, любящий, как пишут в аттестациях, службу и море. Неожиданно помощник командира Витя Жилин был направлен в заграничную командировку, а на его место был назначен штурман с соседней ПЛ С-222 Виталий Ленинцев. Признаюсь честно: назначение это меня поначалу обескуражило. Виталия до этого я лично практически не знал, хотя вряд ли среди подводников моего поколения нашёлся бы офицер, не слышавший о его проделках. Как за императрицей, за ним тянулся длинный шлейф невыдуманных и выдуманных легенд и рассказов «очевидцев» о его «подвигах». Штурманом он был отменным. Его удаль, доходившая до бесшабашности, не могла зачеркнуть его положительных качеств добросовестного офицера-специалиста и патриота подводной службы. Вот такой человек-легенда пришёл к нам на ПЛ С-236 в тот самый ответственный момент, когда корабль был-таки объявлен отличным и вошёл в первую линию флота. В коллектив он влился практически мгновенно. Уже в первом походе лодки в «автономку» (на боевую службу) показал себя исключительно добросовестным помощником командира, грамотным вахтенным офицером и душой не только кают-компании, но и всего экипажа! Мы с ним очень быстро сдружились. За внутренний порядок и снабжение корабля всем необходимым я и командир были спокойны.
Авианосец США «Кэрол Си», который мы сфотографировали через перископ. Ни он, ни его охранение нас не обнаружили
1961 год. Боевая служба ПЛ С-236 в южных морях Тихого океана. Офицеры во главе с командиром ПЛ Юрием Владимировичем Дворниковым обедают в кают-компании
1961год. Отдыхаем после «автономки» в санатории под Владивостоком. Слева направо: командир группы движения Юра Манченко, помощник командира Виталий Ленинцев и старпом Рудольф Рыжиков
Легендарный герой береговых приключений, не утратив своего весёлого и дружелюбного нрава, был образцом дисциплины и организованности. Слегка «пошалить» и расслабиться он мог позволить себе только в отпуске, но ни экипаж, ни командира не подводил. Хочется вспомнить о том, как Виталий сумел скрасить жизнь и быт не только моряков экипажа ПЛ С-236, но всего гарнизона и жителей посёлка. Он организовал художественную самодеятельность, в которой участвовали все члены нашего экипажа. Он умеет играть на любых музыкальных инструментах, а самое главное, умеет организовать коллективное творчество. Даже из не обладающих музыкальными способностями офицеров Виталий создал нечто подобное джазу. Я, например, впервые взял в руки огромную бас-балалайку и даже научился щипать её струны, извлекая из них положенные для данной мелодии звуки. При исполнении музыкальных номеров все офицеры корабля стояли за изготовленными моряками – «умельцами» тумбами – пюпитрами и делали вид, что играют по нотам, которых у нас не было. Основную мелодию создавали гитаристы – механик и доктор, сопровождаемые аккордеоном Виталия. Впечатление, что играет профессиональный джаз, как говорили слушатели из зала, было полным.
Ракушка, 2 мая 1962 года. Эстрадный оркестр (с конферансом и солистами!) экипажа подводной лодки С-236 под руководством Виталия Ленинцева даёт праздничный концерт для личного состава 126-й ОБПЛ ТОФ и жителей посёлка. Соло на бас-балалайке исполняет старший помощник командира ПЛ капитан-лейтенант Рыжиков Рудольф Викторович (в центре фото)
В концерте были и хор, и струнный оркестр, и даже цирковые номера. Пели жёны тех же офицеров. Срочный выход в море, а затем поход в Индонезию помешали нашему коллективу самодеятельности «блеснуть» в главной базе флота. Служба на лодке для Виталия закончилась, когда с сокращённым штатом офицеров (без помощника и командиров групп) ПЛ ушла в Индонезию. Положительно оценивая способности Виталия, командование назначило его помощником начальника штаба бригады подводных лодок по боевой подготовке. Так служба нас разлучила. Далее я продолжаю свои воспоминания. Ещё пара слов о Ракушке. Жить там в то время было, конечно, очень трудно. Особенно холостякам. Ни телевизора, ни свежей прессы. Кинофильмы типа «Чапаев», «Броненосец Потёмкин», «Ленин в октябре» и тому подобные только по субботам и воскресеньям на лавочках в матросской столовой. И ещё вдруг вышла директива, запрещающая иметь радиоприёмники даже в офицерских каютах! Собрание офицеров в очередной приезд в Ракушку члена военного совета ТОФ адмирала Захарова. Холостяки начинают жаловаться, что в свободное время нечем заняться, что в общаге комнаты на четверых без элементарных удобств, что даже приёмники иметь запретили, что… и так далее… И что ответил адмирал Захаров? – Вы главного не знаете, товарищи офицеры, а я вам скажу. Вам весь флот завидует! Вас ведь ничто не отвлекает, вы можете постоянно заниматься боевой подготовкой и изучением марксизма-ленинизма. Повторяю ещё раз: вам весь флот завидует! В зале раздался дружный хохот офицеров. Нормально, да? Общая обстановка неназойливо дополнялась одинарным окладом.
Судьба играет человеком
Про Алика
После училища встретился я с Аликом в 1959 году, когда пришёл в Ракушку. Старший помощник командира подводной лодки Альберт Эдуардович Виссарионов был начищен, наглажен и благоухал хорошим одеколоном, сверкая при этом белозубой улыбкой. Чувствовалось, что он следит за собой. Но, как оказалось, следил Алик за собой только тогда, когда его жена Галина «проживала» в Ракушке, что, к сожалению, бывало крайне редко: не более двух – трёх месяцев в году. Остальное время она предпочитала находиться в Ленинграде, где у её мамы была квартира. Естественно, что с приходом к новому месту базирования, мы подверглись серьёзному смотру командованием бригады. Нам было рекомендовано вести журнал боевой подготовки подводной лодки (ЖБП ПЛ) так же, как на ПЛ Алика. Действительно, Виссарионов разработал много различных форм и графиков в журнале БП, которые очень помогали в учёте деятельности корабля. Нужно отметить, что он разработал и ряд таблиц, упрощающих торпедные стрельбы, и таблицы эти успешно применялись на бригаде. Через несколько дней после нашей первой встречи Алик был хмур, неухожен и с запахом не одеколона, а более крепкой жидкости. Жена Галина вновь укатила в Ленинград. Через пару недель Алик стал помощником, а ещё спустя некоторое время был разжалован до командира боевой части. Любовь – это когда два человека любят друг друга, отвечают друг другу взаимностью. Такая любовь возвышает, придаёт жизненные силы, окрыляет. Когда же любит только один человек, а другой эту любовь лишь терпит, такая любовь может сломать человека, унизить его, принести несчастье. Слышал, что когда Алик приходил домой, а женился он ещё курсантом, и на его звонок дверь открывала мать Галины, она тут же захлопывала дверь, и доносился её громкий голос: – «Галинка, иди! Там твой матрос пришёл! Я ему открывать дверь не собираюсь!». Рассказывали, что когда Галина бывала в Ракушке и по её мнению Алик был в чём-то виноват, она ставила стул посредине комнаты (была она, в отличие от высокого и стройного Алика, невысокого роста), забиралась на этот стул, подзывала Алика и хлестала его по щекам. Алик терпел и это. Он лишь приговаривал: – «Галиночка, Галиночка! Ну успокойся! Тебе же нельзя волноваться!». Доходило до курьёзов. Например, когда лодка возвращалась в базу, а плавали в то время много (отработка задач боевой подготовки, торпедные стрельбы, различные учения, боевая служба, обеспечение науки и надводных кораблей и так далее и тому подобное), в день возвращения Алик не пил даже те пятьдесят граммов портвейна, которые ежедневно полагаются подводнику при нахождении в море. Как он объяснял: – «Чтобы не расстраивать Галочку». Когда же Галочка уезжала, Алик мучался от любви и, видимо, от ревности, запивал и быстро скатывался со старпомовской должности до командира боевой части или даже до командира торпедной группы… Но стоило Галине приехать, как Алик преображался! Он вновь становился деятельным, подтянутым, требовательным к себе и другим офицером, весёлым, остроумным и исключительно работоспособным. В короткое время его восстанавливали старшим помощником командира ПЛ! Финал жизни Алика был таков. На ноябрьские праздники в матросской столовой (клуба ещё не было) были организованы танцы для офицеров, сверхсрочников и их жён. Когда после танцев все возвращались домой, крупными хлопьями шёл сильный снег. Один из офицеров заметил рядом с дорогой припорошённый снегом ботинок и решил подфутболить его. Вместе с ботинком из-под снега появилась нога. Женщины в ужасе закричали. Мужчины бросились откапывать и обнаружили Алика. Он ещё дышал. Его перетащили к ближайшему дому. Несмотря на все усилия врачей, которые сразу же начали бороться за его жизнь, спасти Алика не удалось. Он скончался от переохлаждения. Выяснилось, что двое офицеров по пути на танцы зашли за Аликом, но он сказал им: – «Идите, я вас догоню», – и они ушли. На столе в комнате Алика обнаружили недопитую бутылку со спиртом, стакан и некое подобие закуски. Видимо, Алика здорово «развезло», качнуло в снег. Он упал в метре (!) от дороги и заснул. Заснул навсегда … Должность, которую Алик занимал на этот раз, называлась «начальник пожарной команды». Отдельной бригаде подводных лодок, в связи с её удалённостью от населённых пунктов, была положена пожарная машина, шесть пожарных и их начальник с вилочным званием по штату «младший лейтенант – лейтенант». Когда Галина приехала забрать кое-какие вещи, мало кто с ней разговаривал… Где похоронен Альберт Эдуардович Виссарионов (Нильбо), я не знаю. Штабная работа
Моя лодка ушла в Индонезию. Меня «уговорили», и я перешёл служить в штаб бригады. Береговая штабная работа была мне не по душе. Всегда хотелось плавать. Однако, перейти служить обратно на лодку мне не удалось.
Ракушка, 1963 год. Руководство 6-й эскадры ПЛ ТОФ и командиры подводных лодок после разбора сбор-похода и участия в учениях флота. Сидит в центре командующий эскадрой контр-адмирал Медведев. Стоит крайний справа капитан 3 ранга Ленинцев
В штабной службе много холостой работы. Об этом я написал стихи. Вот маленький фрагмент:
…Чтоб служба не казалась раем, Мы план недельный составляем, Хотя и знаем наперёд, Что будет всё наоборот…
Но жизнь стала более упорядоченной. Я чаще бывал дома. Иногда даже появлялось свободное время. Валюша и дети были довольны.
Эстрадный оркестр штаба Ракушанской бригады подводных лодок, который мы создали, когда меня перевели на штабную работу
Надо сказать и о том, что с детства мне прививали любовь к спорту. Не было соревнований, на которые не брала бы меня мама. А папа устраивал со мной туристические походы, и мне казалось, что мы уходили с ним далеко-далеко. В юношеские годы занимался боксом, баскетболом и серьёзно – волейболом и футболом. Перед поступлением в училище играл в футбол в юношеской команде мастеров «Динамо». Не расставался с волейболом и футболом и во время службы, вплоть до перевода в Магадан. В 36 лет ещё «форму» не потерял и играл в Ракушке за сборную бригады по футболу и принимал участие в официальных соревнованиях.
Ракушка, 1966 год. Врёшь, не забьёшь! Беру «мёртвый» мяч
Начальство считало, что лучший отпуск офицера – это отпуск при части зимой.
Гуляем с Валюшей по берегу залива Владимир, так как я числюсь в отпуске. А вдалеке виден Весёлый Яр – местная столица
Наобещав «большие перспективы» в службе, начальство очередной раз добилось моего согласия о переводе в Магадан на такую же должность в штабе 171 ОБПЛ ТОФ. Других вариантов не было, а нам пора было выбираться из этой «дыры» – Ракушки, так как подрастали дети. Им нужна была нормальная школа.
Магадан, 1966 год. Офицеры штаба бригады подводных лодок в кают-компания плавбазы «Приморье». Сзади меня стоит капитан 2 ранга Ролф Цатис
К сожалению, семье пришлось жить довольно продолжительное время в четырёхместной каюте на «Приморье». Когда был сильный ветер и плавбаза «гуляла», дочку, чтобы ей пойти в школу, выгружали на пирс и загружали обратно при возвращении в грузовой сетке. Вновь фрагмент воспоминаний Рудольфа Рыжикова. Позднее, служа в Магадане, я много хорошего слышал о Виталии, который служил здесь до меня на такой же должности . Затем, уже в Москве, я узнал, что Виталий продолжал службу в Кронштадте, а после увольнения в запас плавал на гражданских судах. Вновь встретился с ним в Кронштадте во время моей командировки из Москвы. С тех пор, правда, не часто, видимся в Санкт-Петербурге. Закончил я военную службу в 1975 году старшим помощником начальника штаба Кронштадской дивизии кораблей, как только мне исполнилось 45 лет.
Кронштадт, 1975 год. Офицеры штаба Кронштадтской дивизии кораблей
С морем не расстался!
Уже на следующий день после ДМБ мне поручили дома чисто «мужскую» работу: выносить мусор, резать колбасу и сопровождать Валюшу в походах по магазинам. Месяц я выдержал, а затем взмолился и стал проситься в море. Валюша была категорически против: – Кончай свои лейтенантские замашки. Наконец-то мы можем пожить спокойно! Вступились дети: – Мама! Он и тебя запилит, и нас съест… И меня отпустили! Плавал много. Только в первый, 1976 год, дома, не считая отпуска, правда, очень большого, провёл чуть более четырёх суток… На гражданке тоже было много забавных случаев.
Эпизод из жизни гражданского моряка
Три члена экипажа нашего гидрографического судна, гостившего в американском порту Саванна, сошли на берег. Утомившись в жару осматривать достопримечательности, фотографировать и гулять по торговым заведениям, решили попробовать баночного пива, купив его в ближайшем магазине. А для короткого отдыха облюбовали в городском сквере пустующую скамью, метрах в десяти от которой мирно спал на траве какой-то бродяга. Неожиданно возле нас затормозил легковой «Форд» и из него вылез полицейский. Оказалось, что по законам штата Джорджия в общественных местах запрещалось пить прямо из упаковки. Допускалось употребление напитков, лишь держа их в пакетах, либо наливая в стакан. Один из наших на английском языке вежливо извинился за незнание местных правил, после чего мы обернули банки газетой. Удовлетворённый полисмен поинтересовался, откуда прибыли гости. Мы ему объяснили. – О! Я читал о вашем корабле в газете! Кем вы работаете? – спросил он собеседника. – Старшим инженером по компьютерным системам. – И сколько вы получаете? – Сто пятьдесят долларов. – В сутки? – Нет, в месяц – ???! – последовало лёгкое замешательство. – Смотрите! – полицейский показал на бродягу. – Вот эта обезьяна получает восемьсот баксов только за то, чтобы лежала и не возникала! Страж порядка хлопнул дверцей и укатил прочь.
Преподаю морские науки
Однако, к сожалению, с морем мне пришлось расстаться. Подвело зрение. С 1982 года работаю в Кронштадтской мореходной школе ВМФ преподавателем. Обучаю будущее поколение моряков судовождению и морской практике. Счастлив и очень доволен. Получаю массу писем от своих бывших курсантов. Многие из них, окончив высшие учебные заведения, уже сами плавают старшими помощниками и капитанами судов. Работа с молодыми заставляет и себя держать в форме. Пока что могу перегнать, перепрыгнуть, переплюнуть и переплясать многих из курсантов. Так что стареть не собираюсь! Такое было настроение в то время. В этот период я был счастлив! Разве не счастье всю жизнь любить и быть любимым!
Моя Валюша, Ленинцева Валентина Михайловна, администратор гостиницы. Эта фотография в 1985 году находилась на «Доске почёта»!
Дочери нас радуют. У нас уже три внука! Старший из них, Виталий №2, продолжая семейные традиции, в 1995 году поступил в наше родное высшее военно-морское училище подводного плавания.
Санкт-Петербург, июнь 1995 года. Незабываемый день! Принятие присяги старшим внуком Виталием №2 в стенах нашего родного училища
Появилось время для занятий своим давним увлечением – изготовлением моделей судов и чеканкой силуэтов парусников. Самостоятельно освоил много различных технологий этого дела. Потратил на эту работу много времени, но достиг определённых результатов, чем и горжусь.
Моё хобби на досуге. Одна из выполненных мной моделей – масштабная копия барка «Товарищ»
Однокашники всегда со мной
Да! Много было разных случаев за время службы. Чтобы их описать, не хватит и жизни. Но главное в том, что, где бы я ни служил, – в Севастополе, в Балаклаве, в Либаве, в Полярном, на Камчатке, во Владивостоке, в Совгавани, в Ракушке, в Магадане, в Кронштадте, – я всегда был среди друзей и товарищей по училищу, постоянно ощущая их участие и поддержку. И уж воистину наш выпуск 1953 года, первый выпуск дипломированных офицеров-подводников, служил на всех морях и океанах единой семьёй! Не могу не сказать о тех, кто всегда со мной, на кого я всегда могу положиться. Я имею в виду однокашников. Ежегодно встречаюсь у «Стерегущего» с друзьями и товарищами, с которыми окончил 1-е Балтийское высшее военно-морское училище, и участвую в юбилейных торжествах. Встречаюсь также со штурманами, с которыми учился в училище имени М.В. Фрунзе. Кроме того, участвую во встречах однокашников по школе, в которой я учился вместе с Женей Черновым, ставшим вице-адмиралом и Героем Советского Союза. Из нашего класса вышло много выдающихся людей, но о них надо говорить особо.
Санкт-Петербург, ресторан «Националь», март 1997 года. Встреча через 48 лет! Слева направо: Виталий Ленинцев, прокурор Лёня Фёдоров и вице-адмирал Женя Чернов
1996 год. Уточнение маршрута визита в Кронштадт дипломата ООН господина Логинова В.В., тоже однокашника
Сокращать, так сокращать!
Все мы рано или поздно понимаем значение поговорки: «От судьбы не уйдёшь!». Кажется, ещё только вчера я начал готовить свои записи для Сборника воспоминаний однокашников, но прошло уже почти четыре года. И сколько произошло событий! Начну с того, что, выполняя нелепый призыв «Сокращать, сокращать и ещё раз сокращать всё, что относится к Министерству Обороны!», число курсантов на выпуске из нашей мореходной школы уменьшилось в десять раз! И это при том, что Лиепайская и Владивостокская школы были закрыты ещё раньше. На профактиве Мореходной школы в 1998 году я голосовал за собственное сокращение, хотя имел преимущественное право продолжать работу, чтобы в числе оставшихся в школе преподавателей остались наименее обеспеченные. Вскоре получил приглашение работать старшим помощником командира на океанской плавучей мастерской (ПМ-30), предназначенной для ремонта атомных подводных лодок и ракетных кораблей в море. Это большое и хорошо оснащённое судно: длина 126,7 метров, судовая команда 43 человека, специалистов по ремонту 74 человека. Долго работал одновременно на двух судах: старпомом на ПМ-30 и третьим помощником на опытово-исследовательском судне «Иван Крузенштерн». Было трудно, но я был доволен. Поддерживало тщеславие: могу – раз!, видимо, справляюсь неплохо – два! Оба капитана знали о второй работе и не только не возражали, но в определённых случаях «прикрывали» (выход в мое, дежурство по судну и тому подобное). После продажи «Крузенштерна», самого молодого судна из ОИСов, на металлолом, о чём вспоминаю с болью в сердце, окончательно остался на ПМ-30.
Непоправимое
3 марта 2001 года случилось непоправимое. Я потерял свою Валюшу – сердечный приступ. Это страшное горе. Я остался один… Моей Валюши больше нет. Как я это выдержал, не знаю…
Валюша подарила мне 45 лет, восемь месяцев и двадцать дней преданной любви и безграничного счастья.
На нервной почве глаза у меня начали отказывать. Несмотря на две проведённые операции, правым глазом могу только подмигивать, а левый стабилизировался. Но… – глаза не напрягать, тяжести не поднимать, наклоны не производить. Врачи говорят: – «Мы можем всё, даже хрусталик заменить, но вот зрительные нервы заменять мы ещё не научились»… Сопротивлялся собственному организму до последнего, но 31 мая 2001 года со ставшей родной ПМ-кой пришлось расстаться.
Через несколько дней предложили поработать преподавателем в Центре по подготовке иностранных моряков. Сдуру согласился. Как же – работа, которая мне нравится! Более того – преподавать с переводчиком и видеть «плоды своего труда» как бы со стороны. При проверке знаний обучаемых – ещё интереснее. Провёл пять занятий, а с шестого меня увезли на машине. Глаза категорически сказали: – «Хватит выкобениваться и точка!». И действительно поработал я достаточно: двадцать шесть лет прослужил в Военно-Морском флоте и ровно столько же на гражданском! Поставлена точка в трудовой деятельности. Сейчас живу в Кронштадте вдвоём с маленьким пёсиком-пекинесом Флеем. Помогаем друг другу, друг друга поддерживаем. Я учусь готовить еду, но Флей предпочитает сухой фирменный корм. Без Валюши очень трудно, но мы держимся. И держаться будем!!!
Полное имя этого маленького существа, как у потомственного графа: Флей Хо Глескет ФъЕгор. С ним я коротаю ныне время
Вновь рассказывает Рудольф Рыжиков.
Знаю, как остро Виталий пережил большую утрату – смерть верной своей подруги Валюши. Я хорошо помню эту спокойную, красивую, искренне любящую своего Виталика женщину. Вечная ей память! Теперь, когда Виталий чуть-чуть оправился от горя утраты своей любимой жены, он вновь поражает и восхищает меня своим умом и остроумием. Всегда рад встрече с этим незаурядным человеком. Это настоящий моряк – подводник. На таких, как он, неунывающих россиянах и держится наша жизнь!
Заканчивая свои воспоминания, хочу сказать: всё-таки, что бы там ни было, я считаю себя счастливым человеком! С детства меня окружали глубоко порядочные и разносторонне одарённые люди. Кроме любимых родителей, в моём воспитании, проходившем под лозунгом: «Всё всегда хорошо, а если трудно, то это временно!», принимали участие дедушка и бабушка по материнской линии, родные дядья и тётки. Все они передали мне долю своих талантов, за что я благодарен им всю жизнь. Во всех отношениях моя жизнь сложилась счастливо. Я ей доволен. Ныне горюю только по своей Валюше.
Валюша подарила мне 45 лет, восемь месяцев и двадцать дней преданной любви и безграничного счастья.
Кронштадт 2003 год |