Алексей  Михайлович  Гаккель  умер  скоропостижно  в  расцвете  творческой  жизни,  поэтому  не  оставил  своих  воспоминаний. А  он  мог  бы  рассказать  многое  о  жизни,  о  службе  на    флоте,  о  командовании  подводной  лодкой,  о  преподавательской  и  научной  работе  в  Военно-Морской  Академии,  об  однокашниках  и  сослуживцах,  с  которыми  его  свела  судьба.  Но   увы…

Однако,  есть  родные  и  близкие люди,  которые  его  любили,  хорошо  знали  и  помнят  о  нём.  Они с  радостью  делятся  воспоминаниями  об  этом  замечательном  и  талантливом  человеке.  Для  нас  –  однокашников  эти  воспоминания  раскрывают  личность  Лёши  Гаккеля   с   неизвестных  нам  сторон.

 Достаточно  сказать,  что  он  происходит  из  старинного  рода ост-зейских  баронов  фон-Гаккелей,  но  по  документам  советского  периода  числится  пролетарского  происхождения.  Это  объясняет  частично  особенности  его  воспитания,  характера  и  развития.

О  Лёше  Гаккеле  рассказывают  в  воспоминаниях  родственники  и  близкие  ему  люди,  однокашники  и  соратники.

Барон  фон - Гаккель…  «из  династии  питерских  рабочих»

Воспоминания  об  Алексее  Михайловиче  Гаккеле

Людмила  Викторовна  Гаккель, вдова  Алексея  Михайловича  Гаккеля

Рассказ  первый

Родился  Алексей  Михайлович  28  марта  1932  года  в  Горьком,  где  его  отец  работал  главным  технологом  на  автомобильном  заводе.  Перед  войной  семья  переехала  в  Ленинград. 

Во  время  блокады  умерли  от  голода  отец  и  старший  брат.  Остались  мать  и  три  сестры.

В  1946  году  Алёша  поступил  в  военно-морское  подготовительное  училище,  а  затем  в  высшее,  и  стал  морским  офицером. 

Познакомил  нас  Леонид  Задорин  в  Сочи  летом  1959  года,  когда  Лёша  прилетел  на  неделю  отдохнуть  перед  учёбой  на  командирских  классах.  Представил  его  как  старпома  большой  подводной  лодки.

 Лёша  стоит  –  нос  кверху.  Мне  он  показался  гордым  и  неприступным. Он  мне  сразу  понравился:  высокий,  стройный,  сдержанный.  Не  старался  понравиться,  как  все  остальные.

Знакомые  сказали,  что  Гаккель  недосягаем,  а  он  оказался    простым  и  доступным  для  общения.  Отношения  наши  развивались  бурно.  Но  Лёша  был  строгих  правил.  Спрашивал  у  меня,  не  была  ли  я  замужем  и  нет  ли  у  меня  детей.  На  такой  женщине  он  бы  не  женился. Он  не  пил  и  не  курил.  Познакомил  меня  с  мамой  и  сёстрами.  Лёша  заботился  о  них  и  посылал  им  ежемесячно  тысячу  рублей. 

Я  его  полюбила  и  очень  хотела  выйти  за  него  замуж.  Мы  поженились  в 1960  году.  Случайно  сохранилось   заказ - МЕНЮ ресторана  «Метрополь»,  где  мы  отмечали  нашу  помолвку.

Лёша  стал  командиром  подводной  лодки.  Я  гордилась  им.  В  нашей  жизни  не  было  ни  одного  тёмного  пятна.  Он  меня  очень  любил  и  не  обращал  внимания  на  других  женщин.

Мы  любили  друг  друга  и  были  счастливы

На  классах  Лёша  дружил  с  Юрой  Квятковским.  Он  был  холостой.  Я  познакомила    его  со  своей  знакомой  Лилей,  которая  работала  портнихой  и  поступила в университет.  У  них  возник  роман,  и  Юра  на  ней  женился.  Они  иногда  заходили  к  нам  на  Старый  Невский.  Позднее  мы  были    у  него  в  Москве.  А  потом  он  стал  относиться  к  нам      свысока,  когда  учился  в  академии  Генштаба.  Когда  Лёша  умер,  он  не  позвонил.  

Когда  я  приехала  в  Полярный  и  Лёшу  назначили  командиром  подводной  лодки,  мы  часто  ходили  в  гости  к  командирам  других  подводных  лодок  бригады.  У  Радика  Леонтьева,  Володи  Акимова  и  других  нас  угощали  балыками,  языками,  осетриной  в  банках  и  другими  вкусными  закусками,  которых  тогда  не  было.  Я  догадывалась,  что  эти  деликатесы  есть  только  на  подводных  лодках,  и  по  наивности  спросила  у  Лёши,  почему  у  нас  этого  нет,  и  не  мог  бы  он  тоже  принести?  Он  меня  резко  оборвал  и  ответил,  чтобы  я  таких  вещей  больше  ему  никогда  не  говорила.  Он  сказал  при  этом:  «На  своём  корабле  я  никогда  ничего  не  брал  и  не  возьму». 

И  вообще  он  никогда  ничего  не  приносил  со  службы,  кроме  получки  и  положенной  ему  одежды.  Когда  он  уходил  с  лодки  в  Академию,  он  заплатил  пять  рублей  за  старые  кожаные  рукавицы,  в  которых  стоял  на  мостике.

Торжественный  подъём  флага  1  Мая  и  в  день  Военно-Морского  флота  я   наблюдала   из  окон  своей  квартиры  в  Полярном

 Лёша  командует  с  мостика,  и  лодка  отходит  от  пирса  в  дальний  поход. 

Каждый  раз  я  провожала  его  с  большой   тревогой    в  душе.

Лёша  приходил  домой  после  похода  всегда  очень  усталый  и  грязный. Он  даже  не  мог  разговаривать.  От  него  пахло  подводной  лодкой,  то  есть  всем  сразу.  Я  по  целым  неделям  подогревала  дровами  водяную  колонку  в  ванной,  чтобы  он  сразу  мог  погрузиться  в  тёплую  ванну,  придти  в  себя  и  отмыться.   Переодевшись  во  всё  чистое,  он  постепенно  оживал  и  начинал  рассказывать.  Соседки  не  раз  говорили  мне,  что  со  службы  он  возвращается,  чуть  живой,  а  на  службу  идёт  «гоголем»,  весь  отглаженный. 

Полярный,  декабрь  1963  года. 

Командиры  подводных  лодок:  Волков,   Зеленцов  и  Гаккель

Изредка  встречались  с  Гурьевыми  в  простой домашней  обстановке…

В  Полярном   жили  на  одной  лестничной  площадке  с  Чернавиными. Лёва  Чернавин  никогда  ничего  плохого  не  сделает  ни  сослуживцам,  ни  подчинённым,  ни  офицерам,  ни  матросам.  Он  всегда  был  со  всеми  в  хороших  отношениях.  Мы  дружили  семьями.

А  как  мы  радовались,  когда  Лёша  получил  эту  бумажку

У  нас  родились  два  сына:  Алексей  в  1963  году  и  Кирилл  в  1969  году.

Алексей  большой  кормит  Алёшу  маленького

Вскоре  после  рождения  второго  сына  Алексей  Михайлович  заканчивал  Военно-Морскую  академию.  Я  умоляла  его  остаться  в  Ленинграде,  так  как  надоело  мотаться  по  дальним  посёлкам  типа  бухты  Ягельной,  где  находились  подводные  лодки,  и  мучиться  с  жильём.  Когда  я  приезжала  в  Полярный  из  своей  «дыры»,  он  казался  мне  большим   городом. Сама   я   коренная   ленинградка.    Вновь уезжать из родного  города  не  хотелось,  потому  что  у  меня  были ещё  совсем   маленькие  дети.  А  в  Ленинграде  быт  кое-как  налажен  и  вокруг  все родные  и  близкие.  Отец  мой  работал  главным  бухгалтером  на  вагоностроительном  заводе  имени  Егорова  на  Московском проспекте. Я  могла в  будущем  вновь  устроиться  на  работу инженером-проектировщиком  в  Ленстройпроект,  где  работала    до  замужества.

Ленинград,  1966  год.

 Лёша  учится  в  Академии. Мы  живём  в  родном  городе

Лёша  решил  поступить  в  адъюнктуру  академии.  Он  очень  переживал,  что  распрощался  с  морем.  Даже  очень.  Я  это  чувствовала.

Он  с  головой  ушёл  в  научную  работу  в  Академии.  Приходил  домой  поздно,  много  занимался.  И  не  было  никогда  ничего  такого,  чего  бы  Лёша  не  знал,  на  что  бы  не  смог  ответить.  Он  был  всесторонне  развитым,  очень  эрудированным.

Лето  1966  года  мы провели  в   Сочи

Эту  фотографию Лёша  всегда  носил  с  собой  в  партбилете.  Поэтому  снимок  такой   мятый

Вечерами  Лёша  занимался  с  сыновьями  английским  и  просто  играл.  По  воскресеньям  обязательно  ходил  с  детьми  в  музеи,  прививал  им  любовь  к  родному  городу.

Это  было  счастливое  время,  когда  дети  ещё  были  при  нас, и   у  нас  была  хорошая  семья

Алексей  Михайлович  очень  любил  своих  ребят  –  однокашников.  Он  всячески  помогал  им  и  их  детям  поступить  в  Академию.  Старался  помочь  и  в  других  делах,  если  даже  его  не  просили.  Однокашники  тоже  всегда  были  готовы  помочь  Лёше.  Дима  Краско,  будучи  заместителем  начальника  Мореходки,  помогал  нашим  сыновьям   поступить  в  мореходное  училище  и  далее  в  процессе  учёбы.  У  Лёши  с  Димой  всегда  были  душевные  отношения.  Сын  Димы  и  наш  старший  сын   учились  вместе,  но  на  разных  факультетах.  Они  долго  дружили.

Лёша  помнил  и  любил  петь  курсантские  песни.  Когда  мы  ехали  на  дачу  на  машине,  он  пел  с  детьми   весь  курсантский  репертуар.  Последний  раз  мы  ехали  с  дачи  на  «Волге»  в  октябре  1996  года.  Он  пел  «Крошку  Мэри»,  «Морскую  гвардию»,  «Жанетту»  и  другие.  А  дети  ему  подпевали,  так  как  уже  выучили  эти  песни.

Лёша  жалел  меня  и  никогда  не  жаловался,  что  у  него  болит.  Всегда  «темнил»,  что  всё  хорошо,  что  здоровье  хорошее.

Он  праздновал  с  однокашниками  300-летие  Российского  флота  и  как  бы  «попрощался»  с  ребятами.  Умирать  он  не  собирался.  Пошёл  на  работу,  как  всегда.  Там  поспорил  «о  политике».  Вечером  у  телевизора  опять  вспомнил  об  этом  политическом  споре.  Его  сердце  не  выдержало.  Сразу  рвануло.  Умер  он,  как  подобает  моряку-подводнику,  улыбаясь  и  не  веря,  что  с  ним  может  что-то  случиться.  Вот  и  всё.

Умер  Лёша  1  ноября  1996  года.  Я  плачу  уже  шесть  месяцев.

Задорин  позвонил,  когда  Лёша  умер.

Сын  Алёша  сейчас  капитан  дальнего  плавания.  Сын  Кирилл  –  старший  помощник  капитана  судна. Они  не  подводники,  но  состоят  в  «Клубе  моряков-подводников». Почитают   и  любят  отца,  которым  можно  гордиться.  Таких  людей  очень  мало  осталось.  Всё.  

                                                                                         10  мая  1997 года

Рассказ  второй

В  молодые  годы  у  меня  была  хорошая  компания  курсантов училища  Фрунзе.  В разное  время  в  неё  входили    Гамалеев,  Рутковский,  Шакуло,  Володя  Чернавин, Вишневский, Лёва  Чернавин,  Матвиевский  и  другие.  Они  учились  вместе  и  хорошо  знали  друг  друга.  Володя  Чернавин  – друг  Шакуло  и  Рутковского. Все  часто  собирались  у  меня  на  Старом  Невском.  Все  пытались  за  мной  ухаживать,  но  ни  один  не  увлёк  меня  серьёзно.

Наша  дружба  и  ухаживания  продолжалась  и  тогда,  когда  все  стали  офицерами.   Но  я    влюбилась  в  Гаккеля,  как  только  он  появился  в  кругу  моих  знакомых.

Нас  с  Лёшей  женил  Шакуло,  хотя  сам  за  мной  ухаживал.  Я  очень  нравилась  его  маме.  Она  подсказывала  сыну,  чтобы  он  сделал  мне  предложение.  Но  любовных  отношений  у  нас  не  было,  мы  просто  дружили.  Женился  он   на  другой.

 За  мной  также  серьёзно  ухаживал  Рутковский,  у  которого  отец  был  адмирал.  Рутковский    катал  меня  на  отцовской  «Волге»  по  пригородам,  приглашал  в  рестораны.  Он  говорил  друзьям:  «Хочу  сделать   ей  предложение  после  классов».    Но  на  него  я  не  смотрела  серьёзно.  Он  был  взбалмошный. 

Первое    впечатление  о  Гаккеле  у  меня  было  такое,  что  он  высокомерен  и  даже  недосягаем.  На  самом  же  деле  он  оказался  очень  простым  и  мягким. 

Лёша  внутренне  был  очень  скромным  и  воспитанным  человеком.  Хотя  в  море, говорили,  ругался  матом,  как  все.  Он  считал,  что  у  каждого  человека  должно  быть  что-то  личное,  и  это  личное  касалось  только  его.  Не  терпел,  когда  о  его  личном   рассказывали  в  компаниях,    высмеивая   его,  так  как  имел  очень  чувствительное  самолюбие.

Мне  он  рассказал:  когда  они  были  в  Москве  на  параде,  зашли  с  Владиком  Гущиным  после  парада  к  Лёшиному  дяде  по  материнской  линии.  Дядя  был  полковник  в  отставке,  воевал  ещё  в  Гражданскую  войну  вместе  с  Ворошиловым,  прошёл  всю  Великую  Отечественную  войну.  Гущин  потом  рассказал  в  компании  курсантов,  что  дядя  Гаккеля  живёт  в  одной  маленькой  комнате  в  «коммуналке»  и  ещё  что-то  о  бедности.  Из-за  этого у  Лёши   изменились  отношения  с  Владиком  Гущиным.  Лёша  такой  был  человек,  что  вот  такие  мелкие  личные  обиды  принимал  близко  к  сердцу.

А  до  этого  случая  они  были  очень  близкими  друзьями

Алёша  Гаккель  был   добрый,  душевный  и  внимательный  к  людям.  Очень  много  хотел  дать  слушателям  Академии.  Иногда  говорил,  что  сейчас  пошёл  «серый»  слушатель.  «Мне  хочется  дать  им  как  можно  больше  знаний»,  –  говорил  он. Его  любили  и  слушатели,  и  преподаватели.  Он  был  со  всеми  дружелюбным.

Каждое  лето,  пока  не  построили  дом  в  деревне, ездили  отдыхать  в  Сочи  и  чудесно  проводили  время 

30  октября  1996  года  он  пошёл  на  работу,  хотя  ему  не  надо  было  идти.  Там  среди  преподавателей  стали  обсуждать  политику.  Ельцин  назначил  Березовского  в  правительство.  Об  этом  начали  спорить,  и  в  споре  Олег  Шаповалов  сказал  Лёше  что-то  обидное.  Лёше  уже  в  академии  стало  плохо  с  сердцем.  Он  принял  таблетки  и  уехал  домой.  Дома  он  прослушал  «Вести»,  и  опять  там  говорили  о  Березовском.  Вспомнил,  видимо,  слова  Олега,  и  у  него  рвануло  сердце.

 Когда  его  везли  в  госпиталь,  он  мне  об  этом  сказал.  И  повторил:  «Я  ему  не  прощу!».  На  похоронах  Олег  плакал  и  говорил:  «Мало  ли  о  чём  мы  спорили!  Но  Лёша  всё  воспринимал  очень  близко  к  сердцу,    как  личное,  поэтому  иногда  обижался,  хотя  обидеть  его  никто  бы  не  посмел». 

Юра  Зеленцов  сказал  мне  после  смерти  Лёши:  «Если  бы  Лёша  был  обычным  преподавателем,  как  все  в  Академии,  он  бы  не  получил  болезнь  сердца.  Он  слишком  много  сил  отдавал  службе  и  очень  честно  относился  к  слушателям».

Об  этой  счастливой  поре  своей  жизни  с  Лёшей я  не  забуду  никогда

Мы  прожили  вместе  36  лет.  Очень  жаль,  что  так  мало.  Но  я  благодарна  судьбе  за  то,  что  встретила  Лёшу.  С  ним  я  была  счастлива.  Он  нравился  мне  во  всех  проявлениях.  Мы  любили  друг  друга  и  жили  дружно,  на  полном  доверии.  Я  никогда  не  пилила  его,  а  он  не  вникал  в  житейские  мелочи.

           Если  всё  проанализировать,  то  с  одной  стороны  –  он  человек  простой,  но  с  другой  стороны  –  очень  непростой!  У  него  было  заложено  внутреннее  воспитание  и  достоинство,  отразившееся  в  его  внешности,  в  осанке,  в  походке,  в  поведении  и  в  делах.  Он  был  очень   чутким человеком.  Никогда  не  задавал  людям  нетактичных  вопросов,  не  лез  в  душу,  не  допускал  обидных  высказываний,  был  всегда  вежлив. 

Друзьями  его  были  Эрик  Голованов,  Феликс  Мартинсон,  Алик  Акатов,  Юра  Зеленцов  и  другие  однокашники.  Все  очень  достойные,  деликатные  люди,  похожие  на  Лёшу  по  складу  характера.  А  в  Академии  дружил  с  Замчаловым  Анатолием  Николаевичем,  соавтором  по  научной  работе.

Алёша  был  очень  внимательным  ко  мне.  К  праздникам  всегда  дарил  цветы  и  подарки.  До  сих  пор  я  нахожу  иногда  запрятанные  в  шкафах  среди  вещей  и  книг  подарки,  приготовленные  для  будущих  праздников:  то  пижаму,  то  ночную  рубашку,  то  маленькие  рюмочки.      А  за  его  книгами  стоят  «заначки»  в  виде  бутылок  водки   и  коньяка.  Сам  он  выпивал  редко,  но  всегда  имел  наготове,  что  выпить  с  друзьями. 

Женя  Коновалов  хотел  купить  Лёшину  «Волгу», когда  его  не  стало, но  её  вскоре  украли  у  младшего  сыночка.  Кирилл  очень  хороший  парень,  но  невезучий:    фирмы,  в  которых  он  работает,  лопаются,  денег  у  него  никогда  не  было  и  нет,  всегда  у  него  одни  проблемы.  Я  стараюсь  в  меру  сил  ему  помочь.

Деревня  Грязно, 25  августа  1996  года.

Счастливый  дед  с  годовалым  внуком  Алёшей

Сейчас    я живу    заботами о  внуках    и    воспоминаниями о  счастливой   жизни   с   Лёшей.

                                                 Санкт-Петербург , 21  февраля  2003  года 

Краткие  выписки  из  записной  книжки  старпома  Гаккеля

  17 января  1959  года.  Указания  комбрига на  совещании  офицеров:

1.   Провести  собрание  по  изучению  уставов.

2.   Показательное  учение:  осмотр  и  проворачивание…

3.   Показательный  смотр  1-ой  казармы.

4.   Строевой  смотр.

5.   Принять  зачёты  по  уставам  до  15  февраля.

6.   Откорректировать  распорядок  дня.

7.   До  20  февраля  принять  зачёты  по  НБЖ.

8.   До  1  марта  –  зачёт  по  устройству  ПЛ.   

9.   Зачёт  по  боезапасу. 

10. Планирование  БП  в  среду,  приёмка  и  погрузка  всего довольствия,  перешвартовка  и  зарядка.

11. Во  время  ППР  отрывать  могут  только  командира  и  зама.

12. Докладывать  о  ватерлинии  в  ППР.

13. На  утренней  приборке  быть  старпому  или  пому.

14. Остальные  прибывают  без  15  минут.

15. Запись  должна  быть  не  только  о  сдаче,  но  и  о  приёмке.

16. Офицерам  работать  на  ПЛ.

17. Аттестационный  срок. 

–  БЧ –111  торпеды  не  принимает.

–  Л.с.  БЧ-111  не  знает  ВВ.

–  Завести  документацию  по  замерам  воздуха  в  торпедах.

Об  этом  записать  в  журнал  БП  указания.

27  января  1959  года.  Замечания  штаба  по  проверке  ПЛ:

–  нет  книжек  Боевой  №,

–  л.с.  ходит  в  одиночку,

–  нет  учёта  отработки  первичных  мероприятий,

–  хождение  по  отсекам  во  время    первичных  мероприятий,

–  руководят  не  командиры  отсеков,

–  нет  разбора  в  конце  учений,

–  л.с.  плохо  осматривает  механизмы,  люки  не  осматривает,

–  полугодовые  осмотры  ИДА  не  делаются,

–  нет  записей  в  эксплуатационных  журналах,

–  опрос  претензий,

–  вогнуты  приборы  КП-6,

–  не  крутятся  ВПЛ,

–  л.с.  не  знает  разбивку  буйрепа,

–  не  знают  устройства,

–  привести  в  порядок  журналы,

–  утренний  распорядок  нарушается,

–  внутренние  помещения  нельзя  красить  эмалью  ПХВ,

–  принять  зачёт  по  правилам  покрасочных  работ,

–  первая  смена  прибыла  не  в  полном  составе,

–  о. с.  не  знает  положения  о  выборах,

–  о.с.  не  знает  линейку.

    Отразить  в  аттестациях  офицеров:

1.  Личная  подготовка.

2.  Служебный  опыт.

3.  Отношение  к  службе.

4.  Дисциплинированность.

5.  Организаторские  способности.

6.  Умение  обучать  и  воспитывать  подчинённых.

7.  Работа  по  усовершенствованию  своих   военно-политических  и технических  знаний.

8.  Состояние  выполняемого  участка  работы.

9.  Участие  в  партийно-политической  работе.

10. Состояние  здоровья  и  другие  данные.

11. Как  устраняет  замечания  инспекции  МО.

Подобными  записями  заполнена  не  одна  записная  книжка.  В  них  содержатся   также   нарисованные  от  руки  схемы  всех  отсеков и  цистерн   подводных  лодок 613  и  611  проектов  и  расположения  механизмов,   схемы    погружения  и  всплытия,  воздуха  высокого  давления,  гидравлики,   главной  осушительной  магистрали,  распределения  электроэнергии,  линий  валов  и  других  устройств  и  механизмов  с  указанием  технических  данных.  Из  этих  записей  видно,  как  глубоко  изучал  и  хорошо  знал  Лёша  Гаккель  свои  подводные  лодки.

Алексей  Гаккель – сын

Мои  воспоминания  об  отце

Наверное, одно из самых первых и сильных воспоминаний моего раннего детства  –  это как мой отец нырял за мной, когда я упал с волнореза  на  пляже  в  Сочи.  Мне  ещё не было трёх лет. Но я хорошо помню, как меня уносило  волной, а папа ныряет за мной, достает из воды  и  выносит на берег. Потом ведет в травмпункт,  так  как  я  поцарапался при падении. А я ору,  как «Иерихонская труба».

           Отец говорит:  «Ты чего орёшь? Моряк не плачет!».  Я  сразу  замолк.

Потом оказалось, что  слова  «Моряк не плачет!»  вошли  в  песню Утесова про Мишку – одессита, которую я услышал позже.  Мы всей семьей ее часто пели.

К  четырём  годам я уже чётко знал, что отец – командир подводной лодки, о чём я гордо в садике говорил  всем. Как-то была детская радиопередача, которую записывали в нашем садике. Так вот я ГОРДО говорил, а потом сам слышал по радио, как я говорю, что хочу быть командиром – подводником,  как  мой  папа.

Мои первые познания по астрономии – не только про  Большую медведицу, а  и  про  Кассиопею,  и  другие  созвездия,  получены   от  отца  на крыльце нашей строящейся дачи в деревне  Грязно Гатчинского района в 70-х годах. Своими  знаниями о Кассиопее,  «которая, как буква М, только перевернута  и  растянута  немного», я поражал  всех одноклассников, так как,   кроме  Большой  Медведицы,  никто  ничего  не  знал.

Из-за этих рассказов отца  мне всегда хотелось стать моряком.              Вначале я хотел стать подводником, а стал моряком торгового флота.

Я исправно посещал судомодельный и другие кружки юных моряков   и гордо демонстрировал своему отцу лично построенную действующую модель малого  противолодочного  корабля  (МПК).

 Огромная библиотека морских книг, которую собирал отец, мною читалась без перерыва. Благо книги были на разный возраст. Сначала  читал  про плавания Лаперуза, Кука и Дюмон-Дюрвиля,  потом   –  «Корабли морских глубин», «Немецкие подводные диверсанты», а позже «Флот и Война».

Отдельной темой шли рассказы  отца, когда он был «судовым штурманом».  Была такая должность, временно введенная в гражданском флоте. За чем следили «судовые штурмана» я, к сожалению, не знаю, но множество рассказов о походе на одесском танкере в Индию, Египет и другие страны я услышал. Даже мелкие монеты различных  стран  сохранились. Да еще вполне классный китайский чайный сервиз. Если посмотреть в чашку, видна японская (или китайская) девушка.  Это было необычно. Может это повлияло на то, что в конце концов я поступил в Макаровку, а не в «Ленинского комсомола».

 Санкт-Петербург,  1985  год. Здесь  я  с  женой  Татьяной  и  братом  Кириллом

Отец очень гордился биноклем с надписью «Капитану 3 ранга Гаккелю А.М. от командующего Северным флотом». Когда я стал старпомом в      1990 году,  просил отца подарить мне этот бинокль, но он отказал, наверно, правильно, а подарил другой бинокль с надписью «Алёша! Будь зорким». Этот бинокль проплавал со мной  семь лет. Я был единственным моряком гражданского флота, который приходил на судно со своим личным биноклем!  Отцовский  кортик  я  бережно  храню.

Почти ничего не помню из-за малого возраста о пребывании в Полярном,  где  служил  отец,. Но хорошо помню, когда отец учился на командирских  классах, а затем в Академии.  Каждое утро, ещё  до того как вести меня в садик, он  делал  зарядку  и  шумно  мылся  под  душем.

Помню, папа рассказывал, что шёл он как-то в штаб в Полярном, и вдруг раздался сигнал тревоги.  Голос по трансляции начал  объявлять, что пожар на  «Буки…». Про пожар и слово «Буки» он услышал на   втором     этаже штаба, а номер лодки уже на улице. И  ему  показалось,  что  назвали Буки-82,  которой  он  командовал. Не  заметил,  как  очутился  на  пирсе. Оказалось, что горела другая дизельная лодка Б-37, потом произошел сильный взрыв.   Две  лодки  погибли, так как стояли лагом друг к другу. Отец говорил, что на лодке погиб его приятель – командир.  Его смогли опознать только по часам на руке.

Недавно читал книгу «Я – подводная лодка» и наткнулся на рассказ про аварию подводной лодки «С-80». Лодка затонула из-за того, что при срочном погружении из под РДП обмерз клапан – поплавок выдвижного  устройства  РДП,  и  вода  хлынула  в  дизельный  отсек.  Все эти термины хорошо знаю, так как все-таки по своей военной специальности – командир БЧ-1  ПЛ  641 проекта.

Хорошо  помню,  как  отец  с  мамой  обсуждали  эту  аварию,  ужасную  гибель  экипажа  и  командира  лодки,  которого  папа  знал. 

Потом  он    мне  часто  повторял:  «Море  не  прощает    промахов, не прощает действий на авось, море любит сильных!». Как мне помогли в дальнейшей  службе  эти  слова  отца!

 Работая на торговых судах, я несколько раз, пока не набрался своего судового опыта, рассказывал  про аварии, о которых слышал  от  отца, и  требовал досконального выполнения обязанностей от подчиненных. Отец  всегда  подчёркивал,  что люди гибли на подводных  лодках  из-за мелочей,  то  есть  из-за  мелких  нарушений  порядка  и  инструкций.  Позднее  у меня  случилось предостаточно своих, судовых, гражданских аварий,  которые мы  с  папой   подробно  обсуждали.

Почему-то мне хорошо запомнился рассказ отца, как перегоняли дизельные лодки 613 проекта  из Астрахани по Волге на Север. Папа был тогда помощником  командира. Так для соблюдения скрытности сказали: «Форму одежды не соблюдать!». Все ходили, кто в чем горазд, как банда уголовников. При этом отец говорит, что тут же рядом  водили строем аккуратно одетых в ватники реальных уголовников.

В процессе перегона было много остановок и задержек.  Самый примечательный рассказ про  то,  как отец, будучи старшим  на  борту, отлучился в комендатуру, а по возвращении застал всю команду мертвецки пьяной. Оказалось, что рядом к Волге подходила железная дорога. В том месте была станция, на которой какой то армянин прямо из огромной цистерны продавал по дешевке коньяк. История  умалчивает  подробности,  но  все напились «в стельку» – это точно. Может и выпили немного, но жара и усталость добавили и сделали  своё. Папа рассказывал, как он  опасался,  что  вдруг  пьянство  его  подчиненных  станет  известно  начальству.  И  что будет?…

В 1986 году, будучи четвёртым  помощником капитана  теплохода  «Анатолий  Васильев», я участвовал   в спасении  подводной  лодки  К-219. Четвёртый  помощник имелся только на очень больших гражданских судах.  Я  выполнял часть обязанностей  третьего  помощника  –  отвечал  за  исправную  работу  и  обслуживание гирокомпасов, эхолотов, лагов  и  других  электронавигационных  систем.  Одновременно   являлся как  бы  секретарём капитана и старпома,  владея  судовой  печатной  машинкой.

 Так вот, печатая отчет ДСП о спасательной операции по      черновикам капитана – наставника Будылкина Л.Ф.,  который был с нами      в том рейсе, я  напечатал лишнюю копию отчета и отдал её и черновик    отчета на  сохранение своему отцу, который пришел на теплоход встречать меня из рейса  вместе  с  властями. Когда «особисты» уточняли все ли  документы  мы  сдали, я спокойно отвечал, что все, так как знал, что папа меня не выдаст. Кстати, эти документы очень пригодились через десять  лет, так как это были единственные первоисточники о спасательной операции из первых рук, да еще  взгляд  с «колокольни» гражданского моряка!

Я очень хорошо знал многих папиных друзей, как по училищу, так и по службе. Хорошо помню Феликса Мартинсона, Эрика Голованова, Ивана Краско,  Николая  Лапцевича  и  Дмитрия  Краско.  Пишу без отчеств, потому что папа с отчествами никогда не говорил. Льва Давидовича Чернавина я знаю с  моих  детских  лет  жизни  в  Полярном.. Поэтому мне выговорить Лев Давидович очень сложно, а вот дядя Лёва – легко.

В  период  службы  моряком торгового флота я сталкивался с некоторыми папиными однокашниками. Например, я был на стажировке  три месяца на  подводной  лодке  641 проекте в Риге, где командиром учебного отряда был капитан 1 ранга  Мартинсон. Потом я  несколько раз заходил в Ригу на грузовом теплоходе  и  с  Мартинсонами  всегда старался встретиться.

В  один из заходов в Ригу на теплоходе «Анатолий Васильев», когда  я был   уже  третьим  помощником, отстояв вахту, поехал к Мартинсонам домой в гости. На следующий день была суббота, и Феликс Густавович, стал уговаривать меня, не спешить на теплоход, а предлагал отвезти меня на него перед самым отходом на своем катере, предупредив пограничников. Я представил, лицо своего капитана,  который будет нервничать  и  думать, где шляется его третий помощник в чужом городе и почему его вдруг везут на катере?  Наверное, он совершил что-нибудь ужасное.  Поэтому от лестной  для меня возможности добраться до борта теплохода на катере отказался.

Я очень переживал, что рано умер Феликс Густавович Мартинсон.  У меня  было, что сказать доброго лично ему. Надеюсь увидеть его жену (для  меня  –  тетю Галю),  и  сказать  все  ей.

С младшим Лапцевичем я учился в Макаровке в одной роте. Сейчас жизнь меня часто сталкивает с младшим Эренбургом – Александром, ныне полковником милиции, а до этого капитаном 3 ранга в Калининграде. Он сейчас служит в Сочи, а у нас там – филиал. Соответственно и Илью Львовича Эренбурга,  тоже  встречаю  часто.

Когда отец уже учился, а затем работал  в  Академии – это с начала   70-х годов, мы постоянно ходили по выходным в театры и музеи. Отец  выбирал  спектакли  и  музеи с морским и военным уклоном. Неоднократно  посещали  Военно–морской музей, Артиллерийский, Арктики и Антарктики, Петропавловскую крепость, Эрмитаж и другие. Не знаю, когда бы я все это посмотрел,  если  бы  не  мой  папа!

 После прихода домой на улице Маршала Говорова, садились обедать  за семейный стол на кухне. Разворачивали стол, чтобы было удобнее,  так  как  кухня была небольшая. Очень папа уважал селедочку и рюмку водки из серебряной рюмочки с надписью: «Алёше от дяди Лёши». Ну а  мне, за малостью лет, доставался лимонад. Разных «кол» тогда еще, к счастью, не было. Сейчас эта рюмка перешла ко мне по наследству по праву старшего сына.

Часто ходили по выходным в театры. Помню, были в театре, где играл Иван Краско. Смотрели «Принц и нищий». В антракте пошли за кулисы.      По просьбе отца, Краско дал мне выпить воды из фляги и подержать шпагу. Он был в гриме и костюме. Никогда этого не забуду! Недавно рассказал Ивану Ивановичу, как он 33 года тому назад поил меня водой из фляги. Жизнь меня очень часто сталкивает с Иваном Краско и его сыном Андреем.

Кстати, очень  горжусь, что сумел у себя в офисе организовать неформальную встречу И.Л. Эренбурга, И.И. Краско и Ю.М. Клубкова,  которая  прошла  содержательно  и  интересно,  оставив  в  памяти  неизгладимый  след. 

Очень хорошо помню, как папа готовился к юбилеям выпуска из училища. Я тоже участвовал  в  двух  встречах:  в  1978 и 1983 годах. Меня очень поразило, что отец всех знает.  Я  удивился  тому,   как  он  всех  различает  из огромной толпы офицеров и мужиков в гражданском. На мой вопрос за обедом на теплоходе  «Надежда  Крупская»: «Папа, а ты правда, знаешь всех?», отец рассмеялся и тут же обратился к кому-то за соседним столиком: «Коля, подтверди моему сыну, что мы все друг друга знаем».

Помню, как Илья Львович Эренбург, залез на памятник Петру 1 в Шлиссельбурге, и его чуть было  не  забрали в милицию. Из  празднования   1983 года мне запомнились   ещё  два момента. Первое, что меня, тогда курсанта четвёртого курса Макаровки, поразило, это как один из однокашников отца, контр-адмирал (жаль забыл его фамилию), лихо плясал какой то быстрый танец в белой рубашке с адмиральскими погонами, но рубашка была немного залита красным соусом. Второе – это когда, оставив празднество, так  как  мне  было  надо  в наряд в училище, я обнаружил у себя на голове фуражку отца с кокардами и дубовыми листьями. А  отец  возвращался  домой  в  моей  бескозырке. Пришлось  мне  ехать домой  и  меняться  с  отцом  головными  уборами.

Мы часто пели разные песни по песенникам. Садились дома и пели: про  тачанку,  «Служили два друга в нашем полку» и  другие. Особенно часто пели песни, которых в песенниках не было, так называемый морской фольклор. Песни типа: 

                «…На палубе матросы ходят хмуро,

                Кричит из рубки старый капитан,

                У юнги Билла стиснутые зубы,

                Он видит берег сквозь ночной туман…».

 Это  я  не забуду никогда. Мы пели их очень часто и всегда, когда в начале 70-х  ездили на машине на дачу  и  обратно.  Отчасти  это было связано с тем, что  с приемниками в машинах тогда было напряженно, и мы коротали  время  за  удалой морской песней.

Я представляю, как тяжело было  моему отцу в училище, а потом в первые годы службы. Хотя кому после войны было легко? Его отец и старший брат погибли в блокаду, дядя и родственники были   незаконно  и  без  вины  репрессированы. Я понимаю, – он это сильно переживал и  вынужден  был  скрывать. Вообще скрывалось многое!   И то, что отец  его, Михаил Адольфович Гаккель, – наполовину немец, и то, что дед – барон Адольф  фон-Гаккель,  и  то, что оставались родственники за границей.

 Многие семейные тайны были открыты только в 90-х годах  прошлого  века. Помню, как меня готовили к поступлению в Макаровку и рассказывали мне   «легенду»  о том, почему фамилия у нас – Гаккель. Эту  «легенду»  надо было рассказывать на мандатной комиссии, а я был уверен, что это правда. Суть  «легенды»  в  том,  что,  мол,  жили в середине 19-го века в Питере дворяне с немецкой кровью – Гаккели и была у них русская прислуга. А тут – раз – отмена крепостного права. А дворяне, мол, эти были продвинутые    (ведь из Европы), и дали они всем своим работникам вольную. А так как фамилий не было, то дали им заодно и свою фамилию. После этого якобы  все наши  предки  работали на заводе  простыми  рабочими. Вот эту «историю», я всем усиленно и рассказывал. Мои старшие родственники придерживались этой «истории»  давно.  Благодаря   «легенде» всем  удалось  выжить.

Кстати, поэтому, когда в 1961 году журнал «Огонек» напечатал статью о Полярном, о подводниках и о моем отце,  там написано просто: «Командир подводной лодки капитан 3 ранга Гаккель А.М. из династии питерских рабочих».   Вот  так.

Моя современная работа частично связана с Гатчиной. Сюда в свое время много  раз  ездил  мой  отец  в  архив  ВМФ,  когда  писал  кандидатскую  и  докторскую  диссертации.  Так  вот  в  Гатчине есть  организация:  «Гатчинские  электрические  сети». Командует  ими  Анатолий  Карлович  Румб.  Мы  с  ним  часто  встречались на разных официальных и неофициальных мероприятиях. Как то раз подходит он ко мне и спрашивает:  

– А не был ли ваш отец военным моряком?

Я гордо отвечаю:  – Да, был!

– А не был ли он командиром подводной  лодки в Полярном?

Отвечаю, что отец был в Полярном командиром лодки, и даже меня по этому Полярному водили  родители. И вообще…., по  словам моего отца зачали меня в Полярном перед походом во времена карибского кризиса, когда отец прибежал на пару часов домой!

 В ответ на эту тираду Анатолий Карлович меняется в лице и, бросаясь мне на шею, говорит:

–  Дорогой мой! Да я у твоего отца на ПЛ служил срочную старшиной  электриков. Он мне во  многом   помог  и  ко мне хорошо относился, всячески способствовал  моей  учёбе.  И вот  теперь  я выучился. Из простых  электриков вышел  в руководители «Гатчинского электричества».

Потом на нескольких официальных встречах Анатолий Карлович   всем  рассказывал, что служил на лодке у моего отца, а я испытывал    чувство  гордости!

А  в  неофициальной  обстановке  он  мне  рассказал,  что  бывал  у  нас  дома  в  Полярном,  когда  отец  пригласил  его  помочь  обустроиться  в новой квартире:  полки прибить, передвинуть мебель и тому  подобное. Он  вспомнил,  что  в  это  время  моя  мама  была  беременна,  и  вскоре  родился  именно  я.  Поэтому  он  считает,  что  наше  знакомство  началось  с  тех  пор.

Отец очень любил ходить за грибами. Притом, чем дальше и дольше, тем лучше. Рыбалка и охота его не прельщали. Иногда его брал на охоту мой дед,  его тесть, Виктор Матвеевич Яковлев – заядлый охотник. Но отец ружья не покупал и ходил только в загон  на лося. Потом у нас дома были  вкуснейшие  котлеты  из  лосятины. Но это были единичные случаи.

А за грибами папа мог ходить каждый день. У нас на даче в деревне Грязно Гатчинского района были  две возможности ходить в лес: в «ближний» – за речкой, где весь лес можно было исходить за два часа, и в «дальний», до  которого надо было идти три километра через поле. «Дальний»  лес был большой. В войну в нём даже прятались партизаны! Так вот папа ходил только в «дальний» лес. Пока мы с моим младшим братом были школьниками, мы его сопровождали, сражаясь по дороге на палках.

 Все походы были исключительно в военно-морской форме: отец всегда в старом кителе и в фуражке. Последнее время папа ходил один, так как мы с братом, закончив Макаровку, были  в  морях,  кто где. Очень жалею,  что не смог сходить с отцом в лес ни разу с момента окончания училища в 1986 году.

Почему ему нравилось долго ходить одному, проходя в день многие километры? Вряд ли его  привлекали  только  грибы, которых он, правда, приносил много. Может, он обдумывал лекции или проекты новых учебников для ВМА?

Или просто какие-то планы, которые ему не удавалось обдумать на кафедре в Академии или дома? Теперь, к сожалению, мне этого не узнать. Сейчас  я  очень сильно жалею  о  том,  что  не успел поговорить с отцом  о  многом!

30  октября  1990  года  собрались  три  поколения  Гаккелей

В детстве я переживал, что отец служил на дизельных, а не на атомных лодках. Когда  же  я  сам  начал  работать на флоте, побывал на переподготовке   три   месяца  в  Болдерае (Рига) на   подводной  лодке  641 проекта, тогда я понял, как я ошибался. Это загадка, как люди проходили  на лодках, построенных для Севера, автономки в тропиках по 9 месяцев!

Подводники  с  «дизелюх» – вот настоящие моряки, перед кем надо снимать шляпу! Хотя гражданские рыбаки плавают тоже долго и тоже в адских условиях, но  у них небо над головой, а не прочный корпус  подводной  лодки.

                                                    Алексей Алексеевич Гаккель, капитан дальнего плавания

                                                     Деревня Грязно, Гатчинский район, Ленинградской области

                                                    Апрель  2003 год.

Кирилл  Гаккель

Воспоминания  об  отце

Что  приходит  на  ум?  Нам  всем  его  очень  не  хватает.  Каждый  день  и  каждый  час  нужна  его  поддержка.

Часто  размышляю,  а  что  бы  подумал  он  о  моих  делах?

Горжусь,  что  я  тоже  Гаккель.  Об  этом  я  сказал  своей  дочери  и  своему  сыну.  Надеюсь,  что  они  думают  так  же. 

Воспоминания  об  отце,  Гаккеле  Алексее  Михайловиче,  тянутся  из  далёкого  детства.  Одно  из  первых  красочных  впечатлений  –  это  строительство  дачи.  Мне  было  лет  пять.  Мой  отец  строгает  какие-то  брусья,  обивает  фанерой  стены.  Помню  вкусный  запах  хвойного  дерева  и  стружки.  Сердце  переполняется  гордостью,  что  мой   папа  такой  молодец.  Это  чувство  сохранилось  до  сих  пор.

Этот  дом в  деревне  Грязно  построил  мой  отец. Летом  мы  все  жили  здесь

Были  очень  интересны  наши  походы  в  Дальний  лес  за  три  километра  от  нашей  дачи.  Мы  с  Лёликом,  старшим  братом,  сражаемся  на  палках.  Потом  пытаемся  искать  грибы.  А  впереди  идёт  отец,  как  сейчас  помню,  в  старой  морской  фуражке,  старом  кителе,  дымя  махоркой,  чтобы  отгонять  комаров.

С  детства  запомнил  отцовское  правило:  если  он  дал  слово,  он  его  выполнит.  Теперь  только  понимаю,  как  это  не  просто.  

Меня  и  брата  отец  воспитывал  в  духе  любви  к  своему  городу,  верности  традициям.  Он  развивал  у  нас  эрудицию,  постоянно  рассказывая   об  истории  Санкт-Петербурга.  Мы  фотографировали    сфинксов   и  другие  интересные  памятники,  посетили  все  музеи.  Наш  самый  любимый  музей  –  Военно-Морской. 

Как  интересно  и  увлечённо  рассказывал  папа  о  море,  о  морских  сражениях,  о  героях!  Эта  любовь  к  морю  передалась  мне  и  брату.  Мы   оба  закончили  мореходку  и   стали  моряками,  капитанами  дальнего  плавания. 

На  праздниках  у  нас  всегда  полный  дом  гостей,  таких  же  энтузиастов-моряков,  как  и  мой  папа. 

Всегда  чувствовал  поддержку  отца,  особенно  в  трудные  минуты  своей  жизни.  Чувствую  его  влияние  и  сейчас,  когда  его  уже  нет  с  нами. 

В  последние  годы  своей  жизни  отец  не  мог  смириться  с  безобразиями,  процветавшими  в  стране  в  то  время.  Сам  отец  был  честным  и  справедливым  человеком,  с  сильным  стержнем  внутри.  Всего  себя  отдавал  служению  Родине.  Был  заботлив  о  своей  семье.

Больше  всего  сожалею  о  том,  что  не  смог  быть  с  ним  в  последние  дни  его  жизни.  Мы  с  братом  были  в  море:  Алексей  в  Африке,  а  я  в  Португалии. 

Мы  выросли,  и  времени  у  нас  всё  меньше  и  меньше:  всё  работа  да  дела.  Получается,  как  в  пословице:  «Что  имеем,  не  храним,  потерявши  –  плачем».  Так  и  не  смогли  мы  посидеть,  поговорить.  А  как  много  осталось  недосказанным!

Я  люблю  тебя,  папа!

Капитан  дальнего  плавания  Гаккель  К.А.

Санкт-Петербург, 23  февраля  2003  года                                                             

Марина  Михайловна  Гаккель

Воспоминания  о  брате

Наш  дед  по  отцовской  линии  был  немецким  бароном  Адольфом  фон-Гаккелем.  Он  жил  в  Курляндии,  в  городе  Митаве,  где  имел  наследный  замок.  О  годах  его  жизни  знаем  приблизительно:   1850–1891  годы.  Примерно  в  1886  году  он  женился  на  русской  девице  Елизавете. 

1886  год.  Барон  фон-Гаккель  с  супругой.

Снимок  после  свадьбы

Их  старший  сын  Алексей  родился  в  1887  году  в  Берлине.  Младший  сын  Михаил,  родился  3  марта  1890  года  в  Митаве.

Дедушка  Адольф  умер  рано,  когда  дети  были  маленькими.  Через  несколько  лет  вдова  Елизавета  вторично  вышла  замуж  за  барона  Остен-Сакена.  Вскоре  она  умерла  в  родах  вместе  с  мальчиками-близнецами.

  После  смерти  жены  отчим  отдал  братьев  Алексея  и  Михаила  в  приют.  Через  год  их  забрали  родственники  и  знакомые  из  России. 

Михаила,  нашего  будущего  отца,  усыновила  сестра  его  матери  Екатерина,  жившая  в  Москве.  Алексея  взяла  к  себе  её  подруга  –  балерина  Н.А.  Бакеркина  из  Петербурга.

Сестра  матери  Екатерина  Васильевна  Апресьянц  (по  мужу)  жила  в  Москве  на  Тверском  бульваре.  Своих  детей  у  неё  не  было.  Она  владела  модным  дамским  салоном,  где  шили  для  артистов.  Чтобы  быть  в  курсе  моды,  Екатерина  Васильевна  каждую  весну  выезжала  в  Париж. 

Тётя  заботилась  о  воспитании  и  образовании  Миши.  Он  имел  гувернёра,  к  нему  приходили  учителя.  Он  получил  хорошее  домашнее  воспитание  и  образование,  знал  несколько  языков   и   великолепно   играл 

на  рояле.  После  окончания  реального  училища  он  переехал  в  Санкт-Петербург  к  брату  Алексею.  Братья  жили  вместе,  самостоятельно  зарабатывая  на  жизнь. 

В  1909  году  Алексей  поступил  в  Институт  путей  сообщения,  а  Михаил  –  в  Технологический  институт.

Михаил  Адольфович  Гаккель, студент  Технологического  института

       Во  время  Первой  мировой  войны  братья  были  на  фронте  водителями  броневиков  и  заслужили  Георгиевские  кресты.  Институты  заканчивали  после  Гражданской  войны.  Алексей  стал  инженером  по  строительству  мостов,  а  Михаил  –  инженером-технологом  по  холодной  обработке  металлов.

Михаил  Адольфович  работал  на  заводе  «Электрик»,  где  в 1925  году  познакомился  с  нашей  будущей  мамой,  Марией  Львовной.   Она  воспитывалась  в  большой  городской  семье  Льва  Петровича Леба, служившего  кассиром  на  Сестрорецком  оружейном  заводе  до  революции  и  после несколько  десятков  лет.  Кассир в  то  время  был  вторым  человеком  на  предприятии  после  начальника  завода  –  генерала,  так  как  решал  все  финансовые  вопросы. 

    Супруги  Леба,   Лев  Петрович   и  Евдокия  Сергеевна, наши  дедушка  и  бабушка  по  материнской  линии

Вскоре  Михаил  Адольфович  и  Мария  Львовна  поженились.  В  1931  году  по  приказу  ВСНХ  СССР  отца  командировали  на  строительство  Горьковского  автомобильного  завода  и  назначили  Главным  технологом.  Условия  жизни  в  Горьком  были  хорошие,  как  и  у  американских  специалистов:  хорошая  квартира,  служебная  машина,  продовольственный  паёк  на  всю  семью.  После  окончания  строительства  автозавода  и  пуска  конвейера  отец  с  семьёй  вернулся  в  Ленинград.  Его  назначили  главным  инженером  какого-то  завода.

 По  рассказам  мамы,  родители  испытывали  материальные  затруднения  перед  войной,  так  как  в  семье  было  уже  пятеро  детей.  Но  мы  этого  не  чувствовали.  Семья  была  дружная,  в  доме  царила  атмосфера  тепла  и  взаимопонимания.

Ленинград,  1927  год.  Отец  и  мама  со  старшим  сыном  Серёжей 

Жизнь  родителей  и  всей  нашей  семьи  была  тесно  связана  с  мамиными  сёстрами,  которые  не  имели  детей  и  пытались  облегчить  положение  «многодетной  Муси».  Они  нас  очень  любили.

Несмотря  на  занятость  работой,  отец  много  занимался  с  детьми.  Он  хотел  научить  нас  немецкому  языку,  который  знал  в  совершенстве  с  детства.  Но  мама  не  разрешила,  чувствуя  опасность.  Она  не  разрешала  также  вспоминать  и  говорить  о  нашем  «непролетарском»  происхождении  в  связи  с  репрессиями.  Поэтому  сведения  о  дедах  и  прадедах  скудные  и  отрывочные. 

Здесь  Алёша  сфотографирован, когда  ему  было  два  года

В середине 30-х годов  отца  вызвали  в  «большой  дом» (Литейный  4)  и  задавали  вопросы:  есть  ли  связь  с  заграницей,  пишет  ли  тётка  из  Парижа,  знает  ли  он  о  её  смерти?  Папа  ответил  отрицательно. Затем  сообщили,  что  тётя  оставила  ему  большое  наследство,  и  предложили  отказаться  от  него  в  пользу  государства. Папа  сразу  согласился.  Это  спасло  его  от  репрессий. 

А  брат  отца  Алексей  Адольфович  в  1937  году  попал  под  репрессии  по  ложному  обвинению  в  растрате  государственных  средств,  а  конкретно  за  то,  что  приказал  построить  мостки  через  непроходимую  грязь  в  рабочем  посёлке  на  строительстве,  которым  он  руководил.  Три  года  он  отсидел в  тюрьме  ни  за  что,  а  затем  был  сослан  в  Казахстан,  где  умер.

В  этой  обстановке  мама  запретила  всем  в  семье  упоминать  о  предках  и  родственниках.  При  оформлении  любых  документов  в  школе,  поликлинике  и  других  местах    записывали,  что  дети  пролетарского  происхождения.  Так  и  наш  брат   Алексей  Михайлович  Гаккель  писал  в  анкетах  и  биографии,  что  он  «коренной  ленинградец  из  династии    питерских  рабочих». 

Довоенный снимок,  когда  отец был  главным  инженером  какого-то  предприятия

Когда  началась  Великая  Отечественная  война,  отцу  было  более  пятидесяти  лет,  поэтому  на  фронт  его  не  взяли,  да  и  на  заводе  у  него  была  броня.    Работал  отец  и  днём,  и  ночью.  Дома  бывал  редко,  ночевал  на  заводе.

Вскоре  началась  полная  блокада  Ленинграда  и  страшный  голод.  В  начале  января  1942  года  с  отцом  случился  на  работе  голодный  обморок.  Его  отвезли  в  больницу.  Через  несколько  дней  ему  стало  лучше,  и  его  собирались  выписать.  Мама  пришла  за  ним  с  санками  и  узнала,  что  ночью  13  января  он  умер.  Всех  умерших  ночью  увезли  на  какое-то  кладбище  и  захоронили  в  общей  могиле.  Так  объяснили  маме  в  больнице.  Поиски  места  захоронения  отца  не  дали  результата.  Мы  не  знаем,  где  его  могила.  

А  31  января  умер  от  голода  старший  брат  Серёжа.  Он  пролежал  мёртвым  в  квартире  две  недели.  Ни  сил,  ни  средств  хоронить  не  было.  Помогли  родственники.  Гроб сколотил  муж  маминой  сестры   Василий  Алексеевич   в  Лисьем  Носу,  где  они  жили.   Он  с  тётей  пешком привезли  его  на  санках  в  город.  Когда  вошли  в  квартиру,  трудно  было  понять,  кого  нужно  хоронить.  Мама  не  могла  подняться  с  постели  от  полного  истощения  сил.

Втроём  (две  мамины  сестры  и  дядя  Вася)  отвезли  гроб  с  телом  Серёжи  на  санках  пешком  от  Фонтанки  до  Серафимовского  кладбища.  Общими  усилиями  приобрели  буханку  хлеба,  чтобы  заплатить  за  рытьё  могилы.  И  похоронили  Серёжу. 

Весной  1942  года  маму  и  нас,  четверых  её  детей,  эвакуировали  из  блокадного  Ленинграда порознь.  Через  некоторое  время  мы  с  большим  трудом  нашли  друг  друга  и  собрались  все  вместе  в  селе  Боровица,  Мурашинского  района,  Кировской  области,  где  Алёша  успешно  закончил  пять  классов  школы.  Вернулись  мы  в  Ленинград  в  1945  году.

 Жизнь  после  войны  была  крайне  трудной.  Дом,  в  котором  мы  жили  (Фонтанка  30),  построенный  более  двухсот  лет  назад,  устояв  от  бомбёжек  и  обстрелов,  оказался  в  ужасном  состоянии:  крыша  протекала  (а  у  нас  верхний  этаж),  полы  проваливались,  печи  дымили  и  не  грели.  Зимой  мы  в  квартире  замерзали.  Газ  отсутствовал,  готовили  еду  на  примусе  и  керосинке.

Мамино  здоровье  сильно  пошатнулось.  Она  часто  болела  и  мало  зарабатывала.  Пенсия  на  четверых  детей  была  164  рубля.  После  смерти  Серёжи  я  в  16  лет  стала  старшей  среди  детей.  Пришлось  оставить  дневную  школу  и  устроиться  ученицей  разметчицы  на  Металлический  завод.  Днём  работала,  а  вечером  училась  в  школе  рабочей  молодёжи. 

Тяжёлым  был  1945  год.  На  продовольственные  карточки  сыт  не  будешь.  Мама  и  я  получали  рабочие  карточки,  а  Алёша  и  сёстры  –  детские.  Но  не  хватало  денег,  чтобы  выкупить  всё  по  карточкам.  Вдвоём  с  мамой  старались  подрабатывать  по  воскресеньям:  мыли  полы,  пилили  дрова.

В  1946  году  Алёша  окончил  7  классов  с  Похвальной  грамотой  «За  отличные  успехи  и  примерное  поведение»  и  поступил  в  Ленинградское  военно-морское  подготовительное  училище.           

Первый  снимок  Лёши  в  курсантской  форме

 Когда  он  приходил  домой,  сразу  же  включался  в  хозяйственную  деятельность.  Главная  его  забота  –  дрова.  Их  надо  распилить,  расколоть,  сложить  в  сарай.  Нередко  к  нам  заходили  его  товарищи.  Некоторым  из  них  мама  перешивала  и  ремонтировала  форменную  одежду.

1948  год.  223  класс  ЛВМПУ. Лёша  Гаккель  –  первый  слева  в  третьем  ряду

На  третьем  курсе  он  заболел  и  шесть  месяцев  находился  в  госпитале.  Занимался  самостоятельно  по  учебникам  и  экзамены  сдал  успешно.  Во  время  болезни  наблюдал  за  работой  врачей,  помогал  медсёстрам  и  проникся  уважением  к  профессии  медиков.  Он  решил,  что  будет  поступать  в  Военно-морскую  медицинскую  академию.

 Но  в  это  время  на  базе  подготовительного  училища  было  создано  Высшее  военно-морское  училище.  Комсомольцам  предложили  быть  патриотами  и  остаться  фактически  в  своём  училище.  Так  стал  Алексей  курсантом  1-го  Балтийского  высшего  военно-морского  училища,  ставшего  вскоре  училищем  подводного  плавания.

Этот  портрет  Лёше  подарил  Иван  Сергеевич  Щёголев  с  дарственной  надписью: 

«На  память  воспитаннику  Гаккель  А.М.  от  командира  курса.  25.12.48 г.  ЛВМПУ.  Щёголев»

Жили  мы  в  то  время  трудно  и  бедно.  Но  все  трудились  и  учились.  Алёша  был  единственным  мужчиной  в  семье.  Нередко  мама   жаловалась  ему  на  нас,  его  трёх  сестёр.  Он  во  всё  вникал,  во  всём  разбирался.  Среднюю  сестру  заставлял  носить  форму  ремесленного  училища,  а  меня  –  пить  ненавистный  рыбий  жир,  назначенный  врачом.  Но  иногда  говорил  маме,  что  она  слишком   строга  к  сёстрам.  Он  любил  и  жалел  нас.

Сочи,  1950  год.  Лёша  отдыхал  с  друзьями  после  практики

1953  год  стал  для  нас  счастливым.  Произошло  несколько  приятных  событий:

–  мы  въехали  в  свой  капитально  отремонтированный  дом    с  газом,  паровым  отоплением,  ванной;

–  Алёша  закончил  Высшее  военно-морское  училище  и  стал  морским  офицером  в  возрасте  21  года.

Молодого  лейтенанта  направили  на  Северный  флот  и  назначили  командиром  торпедной  группы  средней  подводной  лодки.

Буквально  с  первой  же  офицерской  зарплаты  он  стал  присылать  нам  деньги.  Мы  с  мамой  даже  испугались  этой  большой  суммы  –  более  половины  зарплаты.  Решили  брать  из  этих  денег  только  на  квартплату,  а  на  остальные  покупать  необходимые  ему  вещи.  За  это  он  нас  очень  ругал,  убеждая,  что  хочет  помочь  нам,  тем  более,  что  мама  уже  не  могла  работать.  Он  говорил:  «Женя  (младшая  сестра)  закончит  дневную  школу  и  будет  учиться  в  дневном   ВУЗе».  Так  оно  и  вышло.  Женязакончила  с  золотой  медалью  среднюю  школу,  а  в  институте  была  сталинской  стипендиаткой.  

Каждый  приезд  брата  в  отпуск  был  для  нас  праздником.  Он  проводил  его  обычно  дома.  Тщательно  готовились  к  встрече  в  первый  его  отпуск,  но  были  раскритикованы.  Мы  купили  продуктов,  которые  для  себя  не  покупали:  колбасу  твёрдого  копчения,  жирную  рыбу,  шоколад  и  тому  подобное.  Алёша  сказал: 

–  В  следующий  раз  сварите  щи,  картошку,  купите  кильки  и  варёную  колбасу,  а  вместо  шоколада  –  «подушечки».  Никогда  не  откладывайте  деньги  на  отпуск.  Вы  хотите,  чтобы  я  в  отпуске  спился?  Кроме  того,  на  отпуск  я  получаю  отпускные.

Основным  развлечением  для  него  в  отпуске  было  посещение  балетных  спектаклей  в  Кировском  театре. 

Мы  переживали  в  связи  с  его  подводными  походами,  хотя  он  никогда  не  рассказывал  подробностей  своей  службы.

Постепенно  в  нашей  семье  жизнь  наладилась.  В  60-е  годы  сёстры  уже  имели  высшее  образование,  а  я  победила  туберкулёз  и  закончила  аспирантуру.

Алёша  стал  командиром  подводной  лодки.  С  1966  года  учился,  а  затем  преподавал  в  Военно-Морской  Академии,  стал  профессором, доктором  наук,  капитаном  1-го  ранга.

Мы  все  четверо  обзавелись  своими  семьями. 

У  нас,  до  сих  пор  не  заживает  рана  в  связи  с  безвременной  кончиной  Алексея  Михайловича. 

Сиверская, 17 июля 1994 года. Какое  было  счастливое  время,  когда  мы  могли  собираться  все  вместе!

                                                                                    Санкт-Петербург, 1  марта  2003  года

Эрик  Голованов  о  Лёше  Гаккеле

С  Лёшей  Гаккелем  я  познакомился  осенью  1945  года,  когда  меня  перевели  из  120-й  средней  школы  Выборгского  района  в  199-ю  среднюю  школу  Дзержинского  района  города  Ленинграда,  расположенную  на  площади  Искусств.

 Перевод  был  связан  с  переездом   на  Моховую  улицу,  где  маме  дали  комнату,  площадью  шесть  квадратных  метров,  в  доме  рядом  с  ТЮЗом.

Учились  вместе  в  седьмом  классе  и  дружили:  Лёша  Гаккель,  Дима  Тарутин  и  я.  Часто  ходили  друг  к  другу  домой  после  школы  заниматься  и  играть.  Лёша  жил  рядом  со  мной  на  Фонтанке  с  мамой  и  тремя  сестрёнками. 

Вспоминаю  случай,  как  мы  готовились  к  выпускным  экзаменам  за  седьмой  класс.  Мы  облюбовали  для  занятий  крышу  Этнографического  музея  (рядом  с  Русским  музеем),  так  как  папа  Димы  был  директором  этого  музея,  а  семья  жила  на  его  территории.  Брали  учебник  для  отвода  глаз  Диминых  родителей  и  сочинения   о  Нате  Пинкертоне  и  Нике  Картере,  которыми  упивались  на  крыше.  Погода  была  тёплая,  солнечная.  Вид  с  крыши  был  прекрасный.  И  так  хорошо  читалось!

Дня  два  или  три  мы  блаженствовали,  пока  не  испортилась  погода.  Родители  тоже  были  довольны,  что  «мальчики  усиленно  занимаются»,  а  не  бегают  где-то.  Экзамены  все  трое  сдали  хорошо.

Лёша  после  седьмого  класса  ушёл  из  школы  поступать  в  Ленинградское  военно-морское  подготовительное  училище.  Зимой  встречались,  когда  его  отпускали  в  увольнение.

После  восьмого  класса  и  я  поступил  в  «Подготию»  на  второй  курс.  Но  в  училище  мы  учились  в  разных  классах,  хотя  и  на  одном  курсе.

Севастополь,  1950  год.

      Увольнение  на  берег  во  время  практики  на  линкоре  «Новороссийск»

Очень  быстро  пролетели  годы  учёбы  в  «Подготии» и  в «1-м   Балте».  Вот  мы  уже  молодые  лейтенанты  получили  назначения  на  Северный  флот  на  подводные  лодки  613  проекта  в  Полярный.  Как  ни  странно,  но  здесь  мы  виделись  редко,  так  как  были  на  разных  лодках,  которые  редко  бывали  вместе  в  базе.  Всегда  порознь:  то  в  море,  то  в  доке,  то  на  учёбе,  то  новые  назначения.  Жизнь  била  ключом!

Полярный,  1954  год. 

Личный  состав  БЧ – 3  подводной  лодки во  главе  со  своим  командиром  Алексеем  Гаккелем у  памятника  Фёдору  Видяеву

В  1960  году  мы  снова  встретились  в  Полярном.  Мы  были  уже  старшими  помощниками  командиров  больших  подводных  лодок 611  проекта.  Оба  были  уже  капитан-лейтенантами  и  женатыми.

Зима  1961  года. 

Стоим  у  пирса  в  Полярном  в  постоянной  готовности экстренно  выйти  в  море для  выполнения  боевого  задания

Осенью  1961  года  вместе  с  жёнами  отдыхали  «дикарями»  в  Сочи.  Приятно  вспомнить  это  замечательное  время.  Днём  загорали,  купались,  ездили  на  экскурсии,  а  вечерами  ходили  на  концерты  и  в  рестораны. 

Мила,  Лёша  и  я  в  Сочи  в  1961  году

Проживали,  как  и  положено  военно-морским  офицерам,  в  лучших  тогда  гостиницах  Сочи:  Лёша  с  Милой  в  «Приморской»,  а  я  с  Элей  в  «Интуристе».  Впечатлений  много,  самочувствие  хорошее,  настроение  отличное,  жизнь  прекрасна! Из  отпуска  ехали  вместе  в  одном  купе  до  Мурманска,  затем  в  такси  до  Североморска  и  катером  до  Полярного.  Вот  и  наша  «Альма  матер»  подводников  Северного  флота.

Вновь  начались  флотские  будни:  боевая  подготовка,  ремонты,  приёмка  новых  подводных  лодок,  длительные  походы.  Тогда  уже  начались  «автономки».  Опять  встречались  редко,  так  как  были  заняты  и  замотаны  до  предела.

Полярный,  1963  год.

Командир большой  океанской  торпедной  дизель-электрической   подводной  лодки  Б-82    проекта  611    капитан  3  ранга  Гаккель  Алексей  Михайлович 

В  1965  и  1966  годах  длительный  период  были  вместе  в  Полярном.  Мы  оба  уже  командовали  подводными  лодками:  Лёша  –  ПЛ  611  проекта,  а  я  –  ПЛ  641  проекта.  Оба  были  капитанами  2  ранга.  Нам  дали  по  отдельной  двухкомнатной  квартире  в  новом  доме  на  одной  лестничной  площадке.  В  этот  период  общались  часто  по-семейному.

На  одном  из  смотров  художественной  самодеятельности  экипаж  подводной  лодки,  которой  командовал  Лёша,  занял  первое  место.

1965  год. Подводная  лодка   под  командованием  капитана  2 ранга Гаккеля  идёт  на  боевую  службу  в  Атлантический  океан

В  1966  году  Лёша  убыл  на  учёбу  в  Военно-Морскую  академию,  да  так  в  ней  и  остался.  Обладая  проницательным  умом  и  хорошей  памятью,  он  успешно  закончил  академию  и  поступил    в  адъюнктуру,  а  затем  перешёл  на  преподавательскую  работу.  Стал  профессором,  доктором  военных  наук,  капитаном  1  ранга. 

А  я  продолжал  службу  на  Севере.  В  1979  году  умерла  моя  мама.  Я  прямо  с  причала  убыл  в  Ленинград.  Лёша  принял  активное  участие  в  организации  похорон,  одолжил  денег,  был  распорядителем  на  поминках.  Он  знал  и  уважал  мою  маму  еще  со  школьных  времён,  когда  мы  по  целым  дням  играли  дома  друг  у  друга.  Я  очень  благодарен  ему  и  Милочке  за  помощь  и  поддержку  в  это  скорбное  время. 

Затем  мы  случайно  встретились  с  Лёшей  в  1981  году  в  санатории  «Аврора»  Северного  флота  в  Хосте.  Оба  были  без  жён. 

Лето  1981  года. Встреча  в  санатории  «Аврора»

Много  было  прогулок  по  хорошо  известным  красивым  местам  побережья  Чёрного  моря,  разговоров  обо  всём  и  воспоминаний. 

Какое  ласковое  было  море  во  время  отпуска!

Не  то,  что  на  Севере

В  1987  году  я  уволился  в  запас  и  с  семьёй  переехал  в  Ленинград.  Мы  стали  пенсионерами,  но  Лёша  продолжал  работать  в  Академии.  Мы  опять  стали  встречаться  с  Гаккелями  в  домашней  обстановке  во  время  всеобщих  или  семейных  праздников.  Наши  дети  подружились  давно  и  встречались  теперь  уже  без  нас.

Отчётливо  запомнилась  наша  с  Элей  поездка  на  машине  к  Лёше  и  Миле  на  их  дачу  в  деревню  Грязно.  Погода  была  прекрасная.  Мы  подъехали  к  красивому  дому  с  верандой.  На  участке  много  цветов  и  ягодных  кустов.  На  грядках  посажены  различные  овощи.

 Нас  встретили  очень  хорошо.   Были  в  гостях  два  дня.  Сходили  за  грибами  и  набрали  уйму  опят.  Очень  довольные  укатили  в  Ленинград.

В  1992  году  мы  с  Элей  были  у  Гаккелей  дома  на  праздновании          60-летнего  юбилея  Лёши.    Было  много  приглашённых,  произносились  заздравные  речи.  Вечер  прошёл  весело  и  непринуждённо. Мы  встретились  с  тремя  сёстрами  Лёши,  которых  я  не  видел  с  1953  года.  Все  они  получили  высшее  образование  и  хорошо  устроили  свою  жизнь.  Встреча  была  интересной,  вспоминали  молодые  годы.

Осенью  1996  года,  приехав  с  дачи,  я  позвонил  Лёше,  а  Милочка  сообщает,  что  Лёша  неожиданно  ушёл  от  нас  навсегда,  и  завтра  похороны.  Какая  великая  и  преждевременная  утрата!

Вот  и  последняя  встреча  на  Серафимовском.  Много  провожающих:  родные,  близкие,  знакомые,  однокашники,  сослуживцы  из  Академии.  Много  цветов. Звуки  оркестра,  прощальные  выступления,  салют  и  гимн.  Прощание  навсегда.

Периодически  хожу  навещать  его.  Был  в  конце  января.  С  портрета  на  памятнике  смотрит  на  меня  Лёша,  как  живой:  капитан 1  ранга,  доктор  наук,  профессор,  близкий  человек.  Ещё  бы  жить  да  жить,  но  Всевышний  призвал  его  к  себе.  Смиренно  преклоняю  голову.

  В  памяти  пронеслись  его  и  моя  жизни,  проходившие  параллельно  и  так  близко. 

                                                                           Э.  Голованов

                                                                           Санкт-Петербург, 8  февраля  2003 года 

О  Лёше  Гаккеле  вспоминает  Кирилл  Маргарянц 

После  практики  на  Амиках  за  второй  курс  возвращались  на  «Туломе»  из  Архангельска  в  Полярный.  Занятий  уже  не  было,  поэтому  основная   масса  курсантов  играла  в  преферанс,  в  том  числе  и   ночами.  По  этой  причине  мне,  как  не  играющему,  приходилось  получать   по  утрам завтрак  на  всех  и  ожидать  пробуждения  игроков. 

 Лето  1951  года.Баренцево  море. Рейд  острова  Колгуев.

Вместе  с  Лёшей  Гаккелем  чистим борта  у  Амика в  короткий  перерыв боевого траления

Помню  частые  дискуссии,  точнее  споры,  двух  умеющих  хорошо  говорить  курсантов:  Лёши  Гаккеля  и  Жоры  Вербловского.  Вокруг       собирались  «болельщики».  Тема  спора  никого  не  интересовала.  Всем  важно  было,  кто  победит.  Поэтому  ждали,  когда один  из  «противников»,  исчерпав  все  свои  аргументы  и  не  находя  нужных  доводов,  начинал      повторяться.  За  этим  строго  следили:  повторов  в  споре  не  разрешалось.  Повторявшийся   сразу   же   признавался   проигравшим.

Как  правило,  выигравшим  спор  признавали  Жору,  так  как  Лёша  всегда  начинал  волноваться  и  горячился.  Но  это  не  мешало  ему  вновь  и  вновь  вступать  в  очередные  споры  на  любую  тему.    Непрерывной  и  многолетней  темой  был  вопрос  о  происхождении  цыган!  Почему  их  так  волновала  эта  проблема?  Непонятно!

Помню  Лёшу  всегда  активным  и  постоянно  громогласно  высказывающим  своё  мнение.  Он  знал  всё  и  имел  своё  суждение  по  всем  вопросам.

После  училища  встретился  с  ним  в  Полярном,  куда  пришёл  в  конце  1960  года,  будучи  старшим  помощником  командира  ПЛ  Б-65.  А  Лёша  Гаккель  был  старпомом  на  ПЛ  Б-82,  где  командиром  был  капитан  3  ранга  Юрий  Степанов.  Как  мне  казалось,  они  между  собой  были  очень  дружны.

Полярная  ночь. Подводные  лодки  в  постоянной  готовности.  И  буксир  готов  обеспечить  их  срочный   выход  в  море

 В  1961  году  вслед  за  Ю.И.  Зеленцовым    Лёша  Гаккель  стал  командиром   ПЛ  Б-82.  Несмотря  на  командирскую  молодость,  он  был  очень  активен  и  энергичен  не  только  на  своей  подводной  лодке.  Он  любил  выступать  с  трибуны  на  праздничных  торжествах  и  деловых  совещаниях.  Однажды  выступал  по  какому-то  вопросу  на  собрании  офицеров  в  присутствии  Командующего  Северным  флотом.  Тот  прервал  оратора,  спросив,  давно  ли  он  командует  кораблём.  На  мой  взгляд,  следовало  бы  ответить:  «…  столько-то  месяцев».  Лёша  доложил:  «Назначен  Вашим  приказом  №  такой-то  от  такого-то  числа!».

Штормит  и  качает  на  океанской  волне.  Но  скоро  погружение.  Под  водой  спокойнее

Второй  раз  встретился  с  ним  в  конце  1965  года  в  море  на    подходе  к  Кронштадту,  когда  он  привёл  свою  лодку  в  ремонт.  Меня,  как  хорошо  знающего  морской  театр  и  подходы  к  гавани,  послали  на  мощном  буксире его  встретить  за  Толбухиным  маяком. Ледовая обстановка  была  тяжёлая.  Было  очень  холодно  и  ветрено.  Лодка  вся  обледенела.  Матросы  скалывали  толстый  лёд  пешнями  с  палубы  и     ограждения  рубки,  чтобы  открыть  дверь  в  ограждение  и    принять  меня  на  борт.    С  большим  трудом  и  опасностью  перешёл  с  борта  буксира  на  лодку.  Дошли  и  ошвартовались  благополучно.

В  период  пребывания  Лёши  в  Кронштадте  часто  встречались  на  различных  совещаниях  и  «мальчишниках»  по  разным  поводам  в  кругу    командиров  подводных  лодок.  Однажды  зашёл  к  нему  в  каюту  просто  поговорить.  Он  мне  сказал:  «Если  по  делу,  то  давай,  а  болтать  мне  некогда».  Пришлось  уйти.  Он  тогда  упорно  готовился  в  Военно-Морскую  академию  и  вскоре    поступил.

Снимок  сделан  во  дворе  родного  училища  во  время    встречи  однокашников  осенью  1978 года.

Слева  направо:  Лёня  Малышев,  Юра  Портнов,  Боря  Букин,  Толя  Балаухин,  Боря  Петров,  Алик  Смирнов,  Джемс  Чулков, Жора  Вербловский,  Владик  Гущин,  Лёша  Гаккель

 Помню  ещё  случай.  После  похорон  Джемса  Чулкова  все  поехали  на  поминки  к  родственникам  к  Нарвским  воротам.  Было  две  группы.  Первую  составляли  однокашники,  а  вторую  родственники  и  знакомые.  Когда  первая  группа  после  трёх-четырёх  рюмок  вышла  из  квартиры,  мы  обнаружили  Лёшу  Гаккеля  на  трапе,  скромно  ждавшего,  когда  его  пригласят.  Тамары  Ивановны  и  Ивана  Сергеевича  Щёголева  на  поминках  не  было.  Они  находились  на  приёме  у  командира  ЛенВМБ  и  на  общих  поминках  по  всем  погибшим  в  авиакатастрофе. 

С  1985  года  я  работаю  в  ВМА  гражданским  инженером  на  кафедре  оружия. А  Лёша  служил  на  кафедре  истории  военно-морского  искусства.  Он  стал  доктором  военных  наук  и  профессором.  Был  всегда  деловым  и  занятым.  Да  и  у  меня  дел  хватало.  Встречались,  в  основном,  на  переходах,  в  коридорах.  Но  всегда  обменивались  текущей  информацией.

Алексей  Гаккель  рассказывает  однокашникам  об  устройстве нового  изолирующего  противогаза,  так  как  он  знал  всё

Он  тогда  уже  начал  болеть  и  рассказывал,  что  недавно  вышел  из  госпиталя,  а  затем  был  в  санатории  на  реабилитации. 

Смерть  Лёши  была  очень  неожиданной,  и  очень  на  всех однокашников  подействовала.  Похороны  возглавил  начальник  кафедры  контр-адмирал  Самсон  Виктор  Иванович.  Они  проходили  строго  по  воинскому   ритуалу  при  большом  количестве  народа.  Поминки  были  в  ВМА,  но  на  них  я  не  пошёл.   

Вспоминая  Лёшу,  подумал,  что   на  службе  мы  с  однокашниками  общались  не  очень  тесно,  так  как  все  были  заняты  своей  службой,  много  находились  в  море,  и  естественно  появлялись  новые  дружеские  отношения  с  сослуживцами.  Начиная  службу  в  Севастополе,  в  гостях  дома  у  однокашника  был  только  один  раз  у  Володи  Гарина,  будущего  нашего  кадровика  в  Москве,  снимавшего  с  женой  комнату  на  Корабельной  стороне,  хотя  в  Севастополе  наших  было  много. 

Практически  из  всех  однокашников  дома  бывал  периодически  только  у  Юры  Клубкова  и  Бори  Усыскина. 

Один  раз  меня  затащил  в  свою  квартиру  Виля  Холмовой  в  Кронштадте.  Жены  его  не  было  дома.  Виля  угощал  меня  растворимым  кофе.  В  то  время  это  была  новинка  и  большой  «дефицит».  Он  тогда  служил  в  учебном  отряде.  Пару  раз  обращался  ко  мне  за  помощью  по  обеспечению  краской  для  приведения  в  порядок  помещений  роты,  которой  он  командовал.

Будучи  в  Калининграде  с  инспекцией  Высшего  военно-морского  училища,  встретился  в  гостинице  с  Веней  Гущиным,  который  пригласил  меня  к  себе  домой. 

                                                        Кирилл  Маргарянц

                                                        Санкт-Петербург

                                                         Март  2003  года

Л.Д.  Чернавин

Мы  вместе  служили  в  Полярном

В  июле  1961  года,  окончив  Высшие  специальные  офицерские  классы   ВМФ  в  Ленинграде,  я  был  назначен  командиром   ПЛ  С-98,  находившейся  в  ремонте  на  Яграх  в  Северодвинске.  Сразу  же  стал  просить  командование  о  назначении  на  плавающую  лодку. 

Наконец,  в  марте  1964  года  был  назначен  командиром  подводной  лодки    641  проекта  Б-130.   После  трёхлетнего  отсутствия  вернулся  в  Полярный.  Эта  лодка  участвовала  в  океанском  походе  на  Кубу  в  период  Карибского  кризиса,  в  котором   четыре  наши  подводные  лодки  противостояли американскому  флоту.

Приняв  дела  у  Николая  Шумкова,  сразу  же  включился  в  напряжённый  ритм  командирской  службы.

С  Алексеем  Гаккелем  был  знаком  ещё  с  1958  года,  когда,  окончив  штурманские  классы,  начал  службу  штурманом  на  ПЛ  С-287.  А  Лёша  был  в  это  время  старшим  помощником  на  ПЛ  611  проекта  в  соседней  161-й  бригаде.  Но  близко  мы  подружились   уже  после  моего  возвращения  из  Северодвинска.  Немало  способствовало  этому  и  то,  что  квартиру  я  получил  в  одном  подъезде  с  Лёшей  в  доме  №  6  на  улице  Гандюхина.

Лёша  был  красивый  высокий  мужчина  крепкого  телосложения.  Держался  он  уверенно  с  чувством  собственного  достоинства.  Пользовался  уважением  среди  товарищей  –  командиров  подводных  лодок.

Алексей  Михайлович  Гаккель  был  уже  капитаном  2  ранга,  командовал  подводной  лодкой  611  проекта  Б-82.  Он  часто  ходил  в  море,  уверенно  решая   все  поставленные  задачи,  в  том  числе  и  на  боевой  службе  в  Средиземном  море.

Вышли  в  точку  погружения.  Рубеж  противолодочной  обороны  «противника»  ПЛ  будет  преодолевать  под  водой

Подводная  лодка  погружается на  заданную  глубину.

Командир   в   центральном  посту  контролирует действия личного  состава  и  работу  механизмов

Бывая  иногда  на  берегу  в  выходные  дни,  можно  было  видеть  гуляющего  Алексея  Михайловича  со  своим  малолетним  первенцем,  тоже  Алёшей. 

В  июне  1965  года  меня  после  возвращения  с  боевой  службы  назначили  начальником  штаба  161-й  бригады  подводных  лодок,  и  Алексей  Михайлович  оказался  одним  из  моих  подчинённых.

 Почти  все  командиры  лодок  бригады  имели  солидный  опыт  подводного  плавания,  несения  боевой  службы  и  дежурства.  Это  такие,  как  Михаил  Пихтилёв,  Игорь  Разгонин,  Константин  Лиотвейзен,  Владимир  Алексеев,  Юрий  Торопов  и  другие. 

Конечно  же  сразу  я  нашёл  со  всеми  понимание.  И  вот  здесь  мне  очень  помог  Алексей  Гаккель.  Он  как  бы  опекал  меня  первое  время  и  не  давал  в  обиду  другим  командирам.

Полярный,  1965  год.

Командиры  подводных  лодок  611  и  641  проектов.

Первый  справа  –  Алексей  Гаккель,  а  третий  –  Борис  Николаев

Особенно  это  проявилось  при  проведении  тактической  подготовки,  проверки  готовности  командиров  в  кабинетах  торпедной  стрельбы,  на  выходах  в  море.  В  конце  1965  года  Алексей  Гаккель  на  ПЛ  Б-82  ушёл  в  Кронштадт  на  ремонт  и  оттуда  в  1966  году  поступил  в  Академию.  В  Полярный  уже  не  вернулся,  оставшись  после  окончания  в  адьюнктуре,  а  затем  на  кафедре  истории  и  географии,  став  впоследствии  доктором   наук  и  профессором.

Когда  в  1979  году  меня  перевели  начальником  командного  факультета  на  ВСОК,  мы  тогда  встречались  на  общих  сходках  или   в  метро,  всякий  раз  обсуждая  очередные  победы  или  неудачи  футбольного  клуба  «Зенит»,  горячим  поклонником  которого  он,  как  истинный  ленинградец,  был  всегда.

 Алексей  Михайлович  Гаккель  прожил  большую,  трудную  и  славную  жизнь,  прожил  достойно,  вырастил  и  воспитал  двух  прекрасных  сыновей  –  оба  моряки.  Часто  бывая  на  Серафимовском  кладбище,  я  останавливаюсь  у  могилы  моего  старого  товарища,  с  волнением  и  благодарностью вспоминаю  наши  встречи.  Жаль  только,  что  их  было  мало.

Л.  Чернавин. Санкт-Петербург, 2  апреля  2003  год.

В. Д.  Доценко

МОИ  ВОСПОМИНАНИЯ  О  ПРОФЕССОРЕ  ГАККЕЛЕ

Мне пришлось служить c Алексеем Михайловичем Гаккелем (а если точнее, то заниматься научно-педагогической деятельностью в одном коллективе) почти шестнадцать лет. Кроме того, два года я был слушателем   командного факультета Военно-морской академии, на котором он читал курс истории военно-морского искусства. Итого получается, что мы были знакомы без малого восемнадцать лет.

Первое знакомство с Гаккелем произошло в начале  сентября 1978 года.  В четвертой поточной аудитории он читал лекцию «Военно-морское искусство иностранных государств в действиях при нарушении  морских коммуникаций противника». С первых минут я почувствовал, что на кафедре профессионал высшего класса. Его лекция была настолько интересной  и  увлекательной, а выводы так основательны, что два академических часа пролетели незаметно. Я не скажу, что лекция отличалась высоким ораторским искусством. Этого не было. Но нельзя было не заметить того, что Алексей Михайлович при великолепном знании дисциплины, в  совершенстве владел оперативно-тактической терминологией и на протяжении всей лекции не допустил ни одной, даже несущественной, оговорки.

Моей группе повезло: семинарские занятия с нами проводил Алексей Михайлович. Об этом можно рассказывать долго. Он никогда не придерживался традиционной схемы: вопрос педагога – ответ слушателя...   У него все семинарские занятия носили дискуссионный характер. В обсуждении каждого вопроса принимали участие все, в том числе и преподаватель. Он поощрял свободное изложение материала и, как я заметил,   обожал,  когда слушатель выходил за рамки учебников и учебных пособий.  В ходе ответа он мог задать вопрос: «А что вы читали о нападении японцев на Перл-Харбор?». И дальше вопрос переходил в плоскость историографии. Кстати, отечественную и иностранную историографию Алексей Михайлович знал превосходно. Он часто на занятия приносил редкие издания иностранных  авторов.

Гаккель обладал уникальным свойством: умением разъяснить самый сложный вопрос простым и доходчивым языком. Например, рассматривая деятельность советских подводных лодок в период Великой Отечественной войны, он не начинал с разбора форм и способов их применения, как это   требовалось по плану семинара. Он напомнил, что советские лодки этого  периода имели недостатки, которые были присущи субмаринам и других флотов: отсутствие гидроакустики, радиолокации, перископных антенн. Это и определяло способы, то есть тактику их действий. Он умело увязывал    военно-технические, оперативно-тактические и морально-психологические аспекты войны на море.

 Когда  он  рассказывал о деятельности германских подводников в Атлантике, казалось, что он сам был участником этих  походов. Он  знал  в  деталях тонкости тактики подводных лодок всех воевавших государств,  помнил  массу  цифр  и  дат, имена командиров и  так  далее и тому подобное. Мы   в   шутку   называли его  «ходячей  энциклопедией».

Из уст Гаккеля я впервые услышал правильную трактовку теорий Мэхэна и Коломба, узнал о таких теоретиках как Корбетт, Ньюболт, Вильсон, Гроос, Бернотти и других. Впоследствии из-под его пера вышел интересный труд «Развитие флотов и военно-морского искусства между Первой и Второй мировыми войнами».

Когда мы подошли к сдаче зачета,  Алексей Михайлович настолько изучил каждого слушателя, что мог поставить оценку безошибочно, даже не задавая вопросов.       

В 1980 году, после окончания командного факультета Военно-морской академии, я был назначен на должность преподавателя кафедры  истории военно-морского искусства. Конечно, мое назначение на столь     высокую должность не прошло мимо Алексея Михайловича. Поскольку он знал меня лучше других, с ним советовались и начальник кафедры профессор капитан 1 ранга Октябрь Александрович Мрыкин, и начальник факультета вице-адмирал Владимир Семенович Шаповалов. Еще бы, капитан-лейтенанта без прохождения адъюнктуры назначали на должность капитана 1 ранга!

В те годы существовало правило: лекции начинающих преподавателей посещали опытные педагоги. Мои лекции, которые я читал офицерам авиационной специализации, посещал Алексей Михайлович. Мне тогда казалось, что он был самым заинтересованным слушателем. Возможно, так оно и было.

Читая лекции, я во многом старался подражать Михалычу (так мы его называли на кафедре): находил интересные и поучительные примеры из истории, цитировал классиков военно-морской науки и, конечно, приводил данные из официальных источников Министерства обороны. Как это делал Гаккель, я тоже старался ввести в научный оборот новые источники. Однако, на первых порах, как и все начинающие преподаватели, я злоупотреблял цифрами, датами и несущественными подробностями. Об этой ошибке мне сказал Гаккель однажды в перерыве.

 После каждой лекции мы приходили в преподавательскую и Алексей Михайлович проводил разбор лекции. Я ни разу от него не слышал     нравоучений и высокомерных высказываний. Он вел разбор корректно – как равный с равным. Это была прекрасная школа учебы. Тогда я не мог оценить происходившего. Только спустя многие годы, когда уже у самого появились ученики, я понял благородство и такт Гаккеля.

Военно-Морская  академия,  1981  год. Коллектив  кафедры  истории  военно-морского  искусства  обсуждает  план  военно-исторических  исследований.

Слева  направо:  доктор  военно-морских  наук,  профессор,  капитан  1  ранга  Пензин К.В.,  начальник  кафедры,  доктор  военных  наук,  профессор,  капитан  1  ранга  Мрыкин  О.А.,  кандидаты  военно-морских  наук,  доценты,  капитаны  1  ранга  Гаккель  А.М.,  Замчалов  А.Н.  и  капитан  3  ранга  Доценко  В.Д.

Перу Алексей Михайловича принадлежит более 50 военно-исторических трудов, в том числе учебник «История военно-морского     искусства», написанный в соавторстве с А. Н. Замчаловым и К. В. Пензиным.

 В 1987 году в соавторстве со мной Гаккелем было издано учебное пособие «Опыт использования сил флота в локальных войнах после Второй мировой войны (Индо-пакистанский конфликт 1971 года и Арабо-израильская война 1973 года)». В советской историографии это была первая открытая публикация по этой проблеме. В ходе написания пособия нам удалось  побеседовать с несколькими участниками описываемых событий.

На кафедре существовал неписаный закон – каждую новую публикацию обсуждать всем коллективом. Алексей Михайлович, как правило,   выступал первым и, естественно, задавал тон дискуссии.

Новое слово в истории военно-морского искусства Гаккелем было сказано и  в двух учебных пособиях, в которых подробно разобраны крупнейшие десантные операции на Европейском театре войны и на Тихом океане. Эти публикации составили основу будущей докторской диссертации.

 Алексей  Михайлович  стал  доктором  военных  наук  и  одним  из  ведущих  специалистов  в  стране  по  истории  подготовки  и  проведения  десантных  операций  периода  Второй  мировой  войны.

4  мая  1995  года.  В  этот  день  мы  праздновали  вместе  с  нашими ветеранами  пятидесятую  годовщину  со  Дня  Победы в  Великой  Отечественной  войне

Однажды  на  конференции  в  академии  ему  пришлось  выступить  с  критикой  статьи  московских  генералов  на  эту  тему,  содержащей  ошибочные  суждения.  Будучи  знатоком  проблем  крупных  десантных  операций,  он  не  мог  промолчать,  и  указал  авторам  на  их  ошибки.  Полемика  была  острой.  Михалыч  очень  разволновался,  так  как  всегда  был  эмоционален  и  чувствителен.  Вскоре  с  ним  случился  первый  сердечный  приступ.  Дорого  достаётся  историческая  правда.

Гаккель  А.М.  старался  быть  подальше  от  начальства.  Как-то   мы  шли  вместе  с  авиационного  факультета  после  моей  лекции.  Короткий  путь  в  столовую  пролегал  через  второй  этаж,  где  располагалось  руководство  академии.  Алексей  Михайлович  не  рискнул  идти  этим  путём  и  предложил  идти  через  третий  этаж.  На  мой  вопрос,  почему  он  избрал  такой  путь,  он  ответил:

–  От  начальства  надо  держаться  подальше.  Мудрые   говорили:  «На  службу  не  напрашивайся  и  от  службы  не  отказывайся».   

 Он  не  любил  на  ходу  получать  указания  начальников.  А  они  же  без  этого  не  могут. 

На кафедре, как и в любом коллективе, часто происходили забавные случаи. Их можно приводить до бесконечности. Письменный стол Алексея Михайловича находился прямо у окна. Позади находился  стол капитана 1 ранга Анатолия Николаевича Замчалова, а чуть справа – мой. Как только в дверном проеме появлялся Алексей Михайлович, он сразу же бросал взгляд на окно, быстро подходил к нему и резким движением закрывал фрамугу. По этому случаю мы на кафедре шутили, что Михалыч по закрыванию фрамуги укладывается в норматив десять секунд. Затем он со всеми здоровался за  руку. Причем бывали случаи, когда он мог с кем-то поздороваться дважды. Почему-то он всегда ставил свой портфель на стол Замчалова. Повернувшись вполоборота он начинал:

 –  Анатоль, представляешь, наконец-то я понял, почему янки отказались от продолжения сражения в Коралловом море, – и начинал излагать свою версию.

Припоминаю, когда по моему сценарию киностудия Министерства обороны снимала фильм «Академия флагманов».  Надо было показать  учебный процесс. Не раздумывая, я пригласил съемочную группу на лекцию   Гаккеля. И не ошибся. Отснятые кадры стали украшением фильма, а Алексея Михайловича стали называть «кинозвездой».

Меня всегда поражала способность Гаккеля к неординарным выводам и формулировкам. Надо было видеть с каким усердием он перекапывал массу томов в поисках, казалось бы на первый взгляд, какой-то мелочи. Потом он радовался, словно ребенок, когда удавалось найти что-то новое. В шутку на кафедре говорили, что Алексей Михайлович знает о     Нормандской десантной операции или о сражении у атолла Мидуэй больше, чем сами участники. И это действительно было так. Он знал, как мог  поступить в той или иной ситуации Спрюэнс или Хэлси, он восхищался    военным талантом Макартура и Черчилля. В отношении Морисона, автора  15-томной истории американского флота, он говорил: «Слабоват! Кругозора не хватает!». Мне тогда казалось, что Алексей Михайлович несколько преувеличивает свои заслуги и недооценивает Морисона. Но со временем все стало на свои места. Лет через десять я сам стал понимать, что Морисон больше летописец, чем аналитик.   

Мне запомнились лыжные прогулки на академической базе в Сестрорецке. Кафедра у нас была дружная. На вылазку приходили все.   Алексея Михайловича мы ставили всегда впереди, поскольку только он мог выдержать один темп. В шутку мы его называли «хронометром».

Бывали случаи, когда Алексей Михайлович настолько глубоко погружался в историческую проблему, что не замечал вокруг ничего и    никого. Как-то раз он  заходит в преподавательскую с красным портфелем.

– Леша, ты что новый портфель купил?  – спросил у него Замчалов.

– Откуда ты это взял?  –  ответил Гаккель.

– Я же вижу, что у тебя раньше был черный, а теперь ярко-красный портфель.

Только теперь Алексей Михайлович заметил цвет «своего» портфеля. Оказывается, что он на столике у чемоданной комнаты по рассеянности вместо своего портфеля прихватил чужой и даже не заметил, что он совершенно другого цвета.  

А однажды он рассказывал о какой-то встрече на даче.

– Было нас немного, человек пять-шесть. Среди них муж моей жены, я  и  еще  соседи, – рассказывал Михалыч.

Хохот стоял невообразимый. Рассказчик же не мог понять, над чем смеются  коллеги.

Готовя к печати книгу «Трави до жвака-галса. Моряки смеются», я вспомнил несколько флотских баек, которые когда-то мне рассказывал Михалыч. Приведу   некоторые.

АГИТАТОР

В 60-х годах прошлого века на одной из подводных лодок Северного флота случилось следующее. Народным избранником в Верховный Совет РСФСР баллотировался известный композитор, народный артист СССР    Василий Павлович Соловьев-Седой. В те годы в выборный бюллетень больше одного человека не вносили, причем все единогласно избирали своего кандидата в депутаты. Вся процедура выборов на всех уровнях  напоминала  игру, в  которой  результат  был  заранее  известен.

После серьезного кутежа командир подводной лодки проводил собрание  личного  состава  в  поддержку  Соловьева-Седого.

– Товарищи матросы, старшины и офицеры, я думаю, что особенно распространяться не следует, все вы хорошо знаете и Соловьева, и Седого – оба заслуженные и широко известные в стране артисты, – начал свое выступление  командир.

– Товарищ капитан 2 ранга, так за кого же мы должны голосовать: за Соловьева  или  за  Седого? – спросил сидевший в первом ряду матрос.

У командира в голове что-то начало проясняться: действительно, за кого же голосовать? Кажется, по закону полагалось отдавать голос кому-то одному, а тут сразу двое, и никаких указаний из политического отдела не поступало. Ребус, да и только.

–  Голосуйте  за  обоих, они  этого  достойны! – ответил  командир.

СРЕДНЕ – ЭТО ТОЖЕ ОТВЕТ

В одной из групп командного факультета Военно-морской академии принимали зачет по истории военно-морского искусства. Капитан 3 ранга Чуйков что-то невнятно лепечет о защите морских коммуникаций на Черном море в 1941 году. Чтобы хоть что-то «вытянуть» из Чуйкова, капитан 1 ранга Гаккель спросил:

– Товарищ Чуйков, а сколько же подводных лодок противника в то время  было  на  Черном  море?

Чуйков, конечно, этого не знал. Его глаза в растерянности бегали по сидевшим в аудитории слушателям в поисках подсказки. Однако никто не реагировал: вопрос-то элементарный. Все знали, что тогда боеготовой была всего одна румынская субмарина «Дельфинул». Чуйков же судорожно вспоминал, всматривался в схемы, но ответа найти не мог.

–  Разрешите подумать, – сказал он Гаккелю.

– Ну, скажите хотя бы, много их там было или мало? – настаивал каперанг.

Чуйков обрадовался:

–  Средне, товарищ капитан 1 ранга!

«ВМЕСТЕ С ПАРТИЕЙ – ВМЕСТЕ С НАРОДОМ!»

В октябре 1964 года Главным политическим управлением Советской Армии и Военно-Морского Флота во все части и соединения был разослан набор пропагандистских листовок «Вместе с партией – вместе с народом!», в которых восхваляли деятельность первого секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева. Начальник Главпура генерал армии Алексей Алексеевич Епишев требовал развесить листовки на стенах всех Ленинских комнат, в клубах, на кораблях и на подводных лодках. Утром люди  из политотделов ринулись проверять, как выполнено приказание шефа.

Прибыв на лодку, которой командовал капитан 2 ранга Шевцов,    политработник к великому своему удивлению не обнаружил ничего: ни свежей агитки, ни одного портрета Хрущева.

–  Вы что, не разделяете политику партии? Вам указаний начальника Главпура мало? – стал  вопрошать командира проверяющий.

–  Да плевал я на вашего Микиту! Носитесь с этим свинарем, как с писаной торбой! Снимать его надо! – ответил кавторанг опешившему политработнику.

Дело в том, что Шевцов ночью слушал «голос из-за бугра» и первым в Полярном узнал, что «за проявленный субъективизм и волюнтаризм»   Хрущева сняли со всех постов.

–  Это вам так не сойдет! Сегодня же будете на парткомиссии! Положите партбилет на стол, как миленький!

И политработник отбыл в штаб докладывать о камандире-бунтаре.

В полдень Шевцов предстал перед парткомиссией. Три часа          партийные «аксакалы» мучили бедного командира. Шевцов же не оправдывался, а еще сильнее ругал Хрущева, чем еще больше подогревал партийцев. Вдруг в кабинет «на полусогнутых» вошел дежурный по политотделу эскадры  и  что-то  на  ухо  прошептал  председателю  парткомиссии.

–  Как?! Никиту сняли?

В кабинете «зависла» немая сцена, как в гоголевском «Ревизоре».

Вечером те же люди из политотдела шныряли по кораблям и частям и проверяли выполнение нового указания – как подчиненные срывают листовки «Вместе с партией – вместе с народом!».  

Профессор Военно-Морской академии имени  Н. Г. Кузнецова  капитан 1 ранга В. Д. Доценко

                                                        Санкт-Петербург, февраль   2003  года 

Капитан  1  ранга  Гаккель  Алексей  Михайлович

Служба  в  Военно-морском  флоте

– 1946-1949 годы – курсант  Ленинградского  военно-морского  подготовительного  училища,  город  Ленинград.

– 1949-1953 годы – курсант  1-го  Балтийского  высшего  военно-морского  училища,  город  Ленинград.

– 1953-1954 годы – командир торпедной группы подводной лодки С-152 проекта 613  Северного  флота,  город  Баку  –  город  Полярный.

– 1954-1956 годы – командир  БЧ-2-3  подводной  лодки  С-152  проекта  613  Северного  флота,  город  Полярный.

– 1956-1957 годы – помощник  командира  подводной  лодки  С-386    проекта  613  Северного  флота,  город  Полярный.

– 1957-1958 годы – старший  помощник  командира  подводной  лодки  С-386  проекта  613  Северного  флота,  город  Полярный.

– 1958-1959 годы – слушатель  командного  факультета  Высших  специальных   офицерских  классов  ВМФ,  город  Ленинград.

– 1959-1961 годы – старший  помощник  командира  подводной  лодки  Б-76   проекта  611  Северного  флота,  город  Полярный.

– 1961-1966 годы – командир  подводной  лодки  Б-82  проекта  611  Северного  флота,  город  Полярный  –  город  Кронштадт.

– 1966-1969 годы – слушатель  Военно-морской  академии,  город  Ленинград.

– 1969-1972 годы – адьюнкт  Военно-морской  академии,  город  Ленинград.

– 1972-1977 годы – преподаватель  Военно-морской  академии,  город  Ленинград.

– 1977-1992 годы – старший  преподаватель  Военно-морской  академии,  город  Ленинград.

– 1992-1996 годы – профессор  кафедры  истории  военно-морского  искусства  Военно-морской  академии,  город  Санкт-Петербург.

В  1973  году  защитил  кандидатскую  диссертацию,  кандидат  военно-морских  наук.

В  1979  году  присвоено  учёное  звание  доцент.

В 1991 году защитил докторскую  диссертацию, доктор военных  наук.

В 1992  году  присвоено  учёное  звание  профессор  по  кафедре  «История  военно-морского  искусства».

Список  основных  научных  трудов капитана  1  ранга,  профессора,  доктора  военных  наук Гаккеля  Алексея  Михайловича

1.  Научные  и  научно-методические  работы,  опубликованные  до  защиты  докторской  диссертации

1.  Отчёт  по  НИР  «Пикша»  на  спец.  тему.  Коллектив  авторов.  ВМА-1970 год.

2.  Доклад  на  научной  конференции  ВМА:  «Роль  военно-морских  флотов  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1973 год.

3.  Кандидатская  диссертация:  «Управление  подводными  лодками  в  ВМС  основных  капиталистических  государств  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1973 год.

4.  Отчёт  по  НИР  на  спец.  тему. Коллектив  авторов. ВМА-1974 год.

5. Печатное  издание: «Морально-политический  и  психологический  фактор  в  истории  военно-морского  искусства». ВМА-1974 год.

6.  Разработка  темы:  «Борьба  на  коммуникациях  в  Средиземном  море    и    Иберийской    зоне    Атлантики    во    второй    мировой    войне».  ВМА-1975 год.

7. Учебное  пособие:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  действиях  по  нарушению  океанско-морских  коммуникаций  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1976 год.

8.  Лекция:  «Опыт  использования  военно-морских  сил  в  индо-пакистанском  вооружённом  конфликте».  ВМА-1976 год.

9.  Лекция:  «Опыт  использования  военно-морских  сил  в  арабо-израильской  войне  6-24.10.73 г.».  ВМА-1976 год.

10. Статья:  «Развитие  советского  военно-морского  искусства  в  межвоенный  период  (1921-1941 годы)».  Морской  сборник  №10,  1976 год.

11. Научная  разработка  содержания  и  тематического  плана  музейной  экспозиции  и  учебных  кабинетов  по  истории  военно-морского  искусства  к  150-летию  ВМА.  Создание  уникального  экспозиционного  комплекса.  Соавторы:  Козин  А.Г.,  Замчалов  А.Н.  ВМА-1977 год.  

12. Военно-Морская  Академия.  Краткая  история.  В  составе  коллектива  авторов.  ЦКП  ВМФ  1977  год.

13.  Отчёт  по  НИР  «Хребет»  на  спец.  тему.  В  составе  коллектива  авторов.  ВМА-1977  год.

14.  Статья  в  Советской  военной  энциклопедии:  «Операции  подводных  лодок  на  коммуникациях  в  1941-1945  годах».  1978 год.

15.  Частная  методика  преподавания  истории  военно-морского  искусства.  ВМА-1978 год.

16.  Фондовая  лекция:  «Советское  военно-морское  искусство  в  десантных  действиях  периода  Великой  Отечественной  войны».          ВМА-1979 год.

17. Фондовая  лекция:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  нарушении  океанско-морских  коммуникаций  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1979 год.

18. Фондовая  лекция:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  обороне  коммуникаций  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1979 год.

19. Фондовая  лекция:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  уничтожении  сил  флота  противника  в  базах  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1979 год.

20.   Учебник  для  слушателей  Академии:  «История  военно-морского  искусства».  Соавторы: Замчалов  А.Н., Пензин К.В.ВМА-1980 год. 

21.  Статья:  «Использование  подводных  лодок  на  Тихом  океане  по  опыту  второй  мировой  войны».  Морской  сборник,  1980 год.

22.  Разработка  темы:  «Некоторые  вопросы  истории  строительства  подводных  лодок  и  развития  взглядов  на  использование  подводных  сил».  ВМА-1980 год.

23. Научная  разработка:  «Формы  и  способы  применения  подводных  сил  капиталистических  государств  во  второй  мировой  войне». В  составе  коллектива  авторов.  ВМА-1980 год.

24.  Научная  разработка:  «Военно-морское  искусство  флотов  стран  фашистского  блока  во  второй  мировой  войне».  В  составе  коллектива  авторов.  ВМА-1980 год.

25.  НИР  «Урок».  «Влияние  борьбы  на  морских  и  океанских  коммуникациях  на  ход  и  результаты  операций  сухопутных  войск  на  приморских  направлениях  во  второй  мировой  войне».  В  составе  коллектива  авторов.  ВМА-1981 год.

26.  Разработка  темы:  «Краткий  анализ  опыта  высадки  десантов  во  второй  мировой  войне  и  локальных  войнах».  ВМА-1981 год.

27.  Брошюра:  «Краткий  обзор  военных  действий  на  Тихом  океане  в  ходе  минувших  войн».  Воениздат.  1982 год.

28.  Брошюра:  «Краткий  обзор  военных  действий  на  Средиземном  море  в  войнах  прошлого».  Воениздат.  1982 год.

29.  Статья:  «Некоторые  вопросы  тактики  морского  боя».  Соавтор  Замчалов  А.Н. Военно-исторический  журнал.  1982 год.

30.  Брошюра:  «Краткий  обзор  военных  действий  в  Индийском  океане  в  войнах  прошлого».  Воениздат.  1982 год.

31.  Научная  разработка:  «История  военно-морских  флотов  (военно-морская  история)  –  необходимая  часть  теории  строительства  и  боевого  применения  флота».  ВМА-1983 год.

32.  Частная  методика  преподавания  истории  военно-морского  искусства.  Соавторы:  Мрыкин  О.А.,  Замчалов  А.Н.  ВМА-1984 год.

33.  Разработка  темы:  «Советский  военно-морской  флот  Великой  Отечественной  войне.   Анализ  опыта  боевого  применения».  В  составе  коллектива  авторов.  ВМА-1985 год.

34.  Учебное  пособие  для  слушателей  академии:  «Руководство  по  написанию  рефератов  по  истории  военно-морского  искусства».   ВМА-1986 год.

35. Учебное  пособие  для  слушателей  академии:  «Опыт  использования  сил  флота  в  локальных  войнах  после  второй  мировой  войны».  Соавтор  –  Доценко  В.Д.  ВМА-1986 год.

36. Фондовая  лекция:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  обороне  коммуникаций  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1987 год.

37.  Научная  разработка:  «1941  год  –  уроки  и  выводы».  В  составе  коллектива  авторов.  ВМА-1987 год.

38.    НИР  «Белуга»:  «Маскировка    военных  действий  на  море  в  войнах  прошлого».  В  составе  коллектива  авторов.  ВМА-1988 год.

39.  Учебное  пособие  для  слушателей  академии:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  обороне  океанско-морских  коммуникаций».  ВМА-1988 год.

40.   Лекция  для  слушателей  академии:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  десантных  и  противодесантных  действиях».  ВМА-1988 год.

41.  Лекция  для  слушателей  академии:  «Военно-морское  искусство  во  второй  мировой  войне:  уничтожение  сил  флота  противника  в  море  и  базах».  ВМА-1989 год.

42.  Научная  разработка:  «Боевое  применение  МРА  во  взаимодействии  с  противоавианосным  соединением  подводных  лодок  и  частями  ДА  ВГК   по  разгрому  АУГ  (АУС)  противника».  В  составе  коллектива  авторов.  ВМА-1989 год.

43.  НИР  «Иммунитет».  Боевое  применение  разнородных  сил  флота  в  совместных  действиях  с  другими  видами  ВС  в  бою  по  отражению  высадки  морского  десанта». В  составе  коллектива  авторов. ВМА-1989 год.

44.  Научная  разработка:  «Определение  и  обоснование  оптимальной  организационной  структуры  морской  пехоты  и  совершенствование  способов  её  применения».  В  составе  коллектива  авторов.  ВМА-1989 год.

45.  Учебное  пособие  для  слушателей  академии:  «Совместные  действия  армии  и  флота  во  второй  мировой  войне.  Англо-американские  десанты  на  Европейском  театре  войны».  ВМА-1990 год.

46.  Учебное  пособие  для  преподавателей  и  слушателей  академии:  «Развитие  флотов  и  военно-морского  искусства  капиталистических  государств  между  первой  и  второй  мировыми  войнами».  ВМА-1990 год.

47.  Сценарий  учебного  кинофильма:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  борьбе  на  морских  и  океанских  коммуникациях во    второй мировой войне».  Соавтор – Доценко В.Д. ВМА-1990 год.

48.  Сценарий  учебного  кинофильма:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  десантных  и  противодесантных  действиях во второй мировой войне». Соавтор – Доценко В.Д.ВМА-1990 год. 

49.   Сценарий  учебного  кинофильма:  «Военно-морское  искусство  в  операциях  и  боевых  действиях  против  баз  и  береговых  объектов  во  второй  мировой  войне».  Соавтор – Доценко  В.Д.  ВМА-1990 год.

50.  Докторская  диссертация:  «Морские  десантные  операции   капиталистических  государств  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1990 год.

51. Фондовая  лекция:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  действиях  по  нарушению  океанских  и  морских  коммуникаций  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1991 год.

52. Фондовая  лекция:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  действиях  по  обороне  своих  океанских  и  морских  коммуникаций  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1991 год.

53. Фондовая  лекция:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  действиях  по  уничтожению  сил  флота  противника  в  базах  во  второй  мировой  войне».  ВМА-1991 год.

2.   Научные  и  научно-методические  работы,  опубликованные  после  защиты  докторской  диссертации

54.  Тематический  сборник:  «Актуальные  проблемы  истории  военно-морского  искусства».В  составе  коллектива  авторов. ВМА-1991 год.

55.   Фондовая  лекция  и  учебное  пособие  для  слушателей  академии:  «Военно-морское  искусство  капиталистических  государств  в  действиях  по  уничтожению  противника  в  море  во  второй  мировой  войне». ВМА-1991 год.

56.  Монография:  «Военно-морская  академия»  (краткая  история).  Издание  второе,  исправленное  и  дополненное.  В  составе  коллектива  авторов.   ЦКП  ВМФ.  Ленинград, 1991 год.

57.  Учебное  пособие  для  слушателей  академии:  «Уничтожение  сил  флота противника в море и базах во второй  мировой  войне». ВМА-1992 год.

58.  Статья: «Марианы,  лето  1944 года».  Морской  сборник, 1992 год.

59.  Статья:  «Иводзима».  Советская  военная  энциклопедия, 1993 год.

60.  Статья:  «Марианские  острова».  СВЭ,  1993 год.

61.  Статья:  «Маршаловы  острова».  СВЭ,  1994 год. 

62.  Статья:  «Нормандская  десантная  операция».  СВЭ,  1995 год.

63. Учебное  пособие  для  слушателей  академии:  «Оперативно-стратегический  обзор  вооруженной  борьбы  на  море  во  второй  мировой  войне».  Соавтор  –  Волощенко  Э.В.  ВМА-1996 год.

64.  Учебное   пособие  для  слушателей  академии:  «Военно-морское  искусство  иностранных  государств  в  действиях  по  уничтожению  сил  флота  в  базах  и  наземных  объектов  во  второй  мировой  и  локальных  войнах».  Соавтор  –  Волощенко  Э.В.  ВМА-1997 год.

Санкт-Петербург.  Июнь  2003  года